Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
Резун требовательно постучал ножом по фужеру. Добился тишины.
– По предложению юбиляра, заканчиваем с прениями, – объявил он – под одобрительный гул большинства.
– Последнее слово предоставляется, – Резун выдержал интригующую паузу. – Старому сослуживцу Ильи Викторовича (он пригнулся к Гулевскому) Евгению Стремянному!
Люди в рядах недоуменно закрутили головами. Раскрасневшаяся Потапенко сконфуженно отодвинулась от притёршегося к ней ухажёра, кивнула ему на Гулевского.
Стремянный, оказавшийся вдруг в центре внимания, поначалу смешался, но, подначиваемый насмешливой улыбочкой Гулевского, поднялся.
– Что ж, скажу, – принял он вызов. – Я хочу выпить за лучшего следователя, какого знал. У которого начал службу пацаном в оперативно-следственной группе. Вот вы рассуждаете о школе Гулевского. А я другую школу у него прошел – сыскную. Он приучил меня работать без халтуры, каждый эпизод обсасывать, как мозговую косточку. А главное, быть верным выбранному делу. Жить им. И ведь как жили! – Стремянный ностальгически почмокал губами. – Среди ночи, бывало, звонил Илюха с новой, невесть откуда пришедшей идеей. И всё – сна нет. Торопишь рассвет. Едва забрезжило – ты уж мчишься впереди собственного визга отрабатывать очередную версию…Ну, само собой, ночами не только версии разрабатывали. На другое всяко-разное время тоже находили, – намекнул при общем оживлении Стремянный. – Потому как самому важняку было в ту пору всего-ничего – двадцать шесть. После работал со многими следователями и прокурорами. И как опер, и как начальник угрозыска. Но уже не они меня – я их учил тому, что перенял у первого моего учителя. И мне горько, что борьба с преступностью потеряла следователя Гулевского.
Стремянный сбился.
– Потеряла лишь практика, – снисходительно подправил Резун. – Зато большая наука обрела крупного ученого.
По сути Резун подсказал концовку тоста. Он даже рюмку приподнял. Но Стремянный продолжал хмуриться.
– Что нашла наука, мне снизу не видно, – он упрямо огладил ёжик. – А вот то, что такие люди как Гулевский покинули окопы, мне грустно. Потому что те, кто их сменил, открыли фронт врагу. Может, из-за этого и сложился беспредел, в котором существуем… Засим!
Он лихо, по-гусарски отставил локоток и махом опрокинул стопку.
Объявили перерыв. Гулевскому хотелось переговорить со Стремянным, прежде чем тот по своему обыкновению ушмыгнёт. Но пробиться сквозь множество людей, желающих пообщаться приватно, оказалось непросто.
Лишь через десять минут Гулевский выбрался в вестибюль, почти без надежды застать товарища, и там обнаружил Женьку в обществе умненькой Зудиной. Маргарита, слегка откинувшись, сидела на пустом книжном прилавке и увлеченно слушала нависшего над ней Стремянного.
Когда подошел Гулевский, она соскочила на пол.
– Докладываю: пытался сбежать, но был задержан. Кстати, Илья Викторович, как ты рядом с ним за столько лет от хохота не умер? Это ж ходячее собрание прибауток… Всё, мальчики, оставляю.
Маргарита не сделала и пяти шагов, как её затащили в первую же сбившуюся мужскую компанию.
Гулевский вопросительно глянул на Стремянного. Они так давно знали друг друга, что зачастую слова оказывались лишними.
– Девка-то хорошая, – протянул тот. Гулевский расслышал: она-то хороша и надежна. А вот каков ты сам?
Чуткий Стремянный уловил сомнение, что жило в Гулевском.
Не раз спрашивал он себя: «Любишь ли ты эту девочку так, как она того заслуживает? Или прикипел к молодому, отзывчивому телу и боишься потерять? А может, просто утратил прежнюю способность влюбляться страстно, до исступления? Остыли чувства. Как борщ, который в юности любил горячим, а ныне предпочитает хлебать тёпленьким. Впрочем, если быть до конца честным, колотило у него в висках только от одной женщины. Но в ту далёкую пору он сам был юн, и чувства были юны. Перед Гулевским вдруг всплыло хохочущее личико Беаты Дымниц. Аж головой встряхнул от внезапного наваждения.
– Какой же ты молодец, что пришел! – Гулевский охватил друга за плечи. – Без тебя, чёрта, перца не хватает. Как Оля?
– Обидный вопрос! С таким-то мужем! – Стремянный выпятил губы, как делал всякий раз, когда переходил на особую, ёрническую интонацию.
– Всё еще зав терапией в госпитале?
– Да, – подтвердил Стремянный. – Правда, полставки сократили. Так что больше на мне тренируется. Дня не проходит, чтоб не обнаружила какую-нибудь очередную язву. А то и хлеще. Зарядку делаю с круговыми вращениями. Перекрутился, слегка повело. Всё! Налицо нарушение мозгового кровообращения. И рецептик тут как тут: сиди безвылазно дома. Но я ей на это возразил, что, видно, уже не хватает квалификации поставить правильный диагноз. Придется менять на молоденьких медичек – со свежими знаниями.
Гулевский расхохотался.
– Ох, и намучилась с тобой, паразитом, Ольга! Сам-то как адвокатствуешь?
– Терпимо, – Женя поскучнел.
Репутация у адвоката Стремянного сложилась своеобразная. Адвокат, как известно, обязан придерживаться позиции, занятой подзащитным. И если подзащитный в самом деле был невиновен, не было для него более надёжной опоры, чем Стремянный. Но стоило Женьке заподозрить, что клиент изворачивается, он сначала «колол» его, склоняя к даче признательных показаний, а затем использовал малейшую зацепку в суде, чтоб добиться смягчения наказания. Так что истинно невиновные тянулись к Стремянному, «лукавые» шарахались. Впрочем, в последние годы его стали избегать и те и другие. В цену всё больше входили хваткие адвокаты-решалы, умеющие «заинтересовать» следователя, «занести» судье. Стремянный среди них ощущал себя мамонтом.
– Может, тебе в розыск вернуться? – предложил Гулевский, убежденный, что причина Женькиной меланхолии в профессиональной нереализованности. – Десять лет прошло, а гляжу на тебя и вижу – до сих пор весь там. Давай звякну начальнику ГУВД. Наверняка с радостью возьмут. Такие опера, как ты, во все времена по тройской унции.
– Там да не там. И не во все времена…
– Во все времена человек должен делать то, для чего предназначен!
– с привычной безапелляционностью рубанул Гулевский. – Ты вот меня подковырнул, будто сбежал со следствия. А я свою нынешнюю пользу вижу в том, чтоб способствовать улучшению законов в стране.
На лице Стремянного промелькнула горькая усмешка.
– С чем не согласен? Говори прямо, – потребовал Гулевский.
Стремянный поколебался, решаясь.
– Прямо так прямо. Послушал я сегодня ваши славословия. Сидите тут, в хрустальных замках, – он повел вдоль обшитых дубом стен. Хмыкнул. – Законы они вершат. Для кого только? Ты, конечно, извини, но в форточку хоть иногда выглядываешь?..
Он заметил, как сошлись в злую скобку губы, как заиграли в преддверии взрыва желваки. Увы! По наблюдениям Стремянного, слава подпортила доброго товарища, добавила ему черту, прежде несвойственную, – нетерпимость к возражениям.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
