Майда отступила в тень, стараясь сделаться невидимой. Справедливость не восторжествует, пока убийца мужа не будет наказан. Она отомстит. Жестоко отомстит.
Рагнор встал и, подняв с пола Эйслинн, притянул к себе упругое тело. Девушка отчаянно извивалась, пытаясь вырваться, и норманн злобно хмыкнул, находя извращенное удовольствие видеть болезненную гримасу, искажавшую ее лицо.
— Откуда ты знаешь язык Франции? — надменно бросил он.
Эйслинн, вскинув голову, смело встретила его взгляд, но промолчала. Только в глазах стыла ненависть. Рагнор, поняв, что она так легко не сдастся, ослабил хватку. Скорее всего никакими пытками не вырвать ответа у пленницы. Недаром она лишь плотнее сжала губы, когда он осведомился, как ее зовут. Тогда Рагнор пригрозил избить ее до полусмерти, и только вмешательство матери, поспешившей сообщить имя дочери, спасло гордячку. Впрочем, существует немало способов усмирить самую высокомерную девчонку.
— Лучше говори, Эйслинн, иначе я велю сорвать с тебя одежду и отдам позабавиться своим людям. После этого, клянусь, ты будешь посговорчивее.
— Бродячий трубадур прожил в доме несколько лет, когда я была совсем маленькая, — неохотно процедила Эйслинн. — Он побывал во многих странах и успел выучить четыре языка. И научил меня своему родному, потому что это его веселило.
— Бродячий трубадур, который развлекался сам, вместо того чтобы развлекать хозяев?! Не вижу, в чем смысл этой странной шутки.
— Говорят, ваш герцог с самого детства мечтал захватить Англию. Мой веселый трубадур знал эти слухи, потому что часто играл для знатных людей вашей страны. В юности он дважды или трижды услаждал слух вашего герцога, пока тот не отрезал ему мизинец за то, что несчастный спел в его присутствии балладу о рыцаре-бастарде. Трубадуру доставляло удовольствие учить меня французскому на тот случай, если мечты Вильгельма сбудутся и тогда я смогу смело называть вас гнусным сбродом, в полной уверенности, что меня поймут.
Рагнор помрачнел, но Вашель лишь невозмутимо хмыкнул, не отрывая губ от чаши.
— И где теперь твой галантный трубадур, девица? — осведомился молодой норманн. — Герцогу и сейчас не нравится, когда его называют бастардом. Вероятно, теперь смельчак лишится не только пальцев, но и головы.
— Он там, — язвительно протянула Эйслинн, — куда не проникнуть ни единому смертному, и поэтому месть вашего герцога ему не грозит.
Брови Рагнора сошлись на переносице.
— Ты напоминаешь мне о не слишком приятных вещах.
Однако полуобнаженные плечи девушки, просвечивавшие сквозь лохмотья платья, отвлекли Рагнора и придали его мыслям другое направление. Нагнувшись, он подхватил ее на руки, не обращая внимания на гневные протесты и поток цветистых ругательств, весьма странных для девушки благородного происхождения. Рагнор только смеялся над ее попытками освободиться, пока Эйслинн почти не вывернулась из его объятий. Но Рагнор, тотчас же перестав смеяться, с силой прижал ее к себе, не давая пошевелиться. Наклонив голову, он накрыл ее губы своими, влажными и горячими, но тут же дернулся от боли. Тонкая струйка крови потекла по подбородку.
— Ты, злобная гадючка! — охнул он и, тихо зарычав, перекинул Эйслинн через плечо. Девушка на мгновение задохнулась — жесткие холодные звенья кольчуги впились в живот, причиняя невыносимую боль. Она беспомощно обмякла. Норманн схватил свечу со стола, направился к темной лестнице и стал взбираться по ступенькам под гогот и грубые шутки. Войдя в хозяйскую спальню, он пинком затворил дверь, шагнул к кровати и бесцеремонно бросил Эйслинн на постель, успев обратить внимание на длинные стройные обнаженные ноги, прежде чем девушка вскочила и метнулась к двери. К несчастью, она совсем забыла о веревке. Рагнору было достаточно поймать конец и дернуть на себя, как Эйслинн снова повалилась на кровать. Но он, хищно улыбаясь, начал наматывать веревку на запястье, пока не принудил Эйслинн встать па колени, лицом к нему. Сейчас у девушки был настороженный вид животного, ожидающего новых пыток от своего мучителя. Норманн рассмеялся и, распустив веревку с руки, привязал ее к массивному столбику в изножье кровати. Он принялся не спеша раздеваться, небрежно бросая на пол кольчугу, меч и кожаную тунику. Оставшись лишь в полотняной сорочке и штанах-чулках, он направился к очагу. Страшное предчувствие охватило девушку. Эйслинн лихорадочно рвала веревочный ошейник, но узел был слишком тугим. Норманн разворошил кочергой уголья, добавил дров и, немного согревшись, разделся догола. Эйслинн конвульсивно сглотнула при виде стройного загорелого мускулистого тела.
— Бутон шиповника, — пробормотал Рагнор. — И принадлежит мне. Запомни — Вулфгар позволил мне взять любую награду, какую пожелаю, если выполню его приказ. — И, весело усмехнувшись, добавил: — Не могу придумать более подходящей, чем эта, — самая большая ценность в гнусных жалких городишках. То, что осталось, вряд ли достойно моего внимания.
— Значит, ожидаешь вознаграждения за бойню? — прошипела Эйслинн.
Норманн лишь пожал плечами.
— Эти дураки должны были понять заранее, что не стоит нападать на вооруженных рыцарей, а убийство посланника самого герцога решило судьбу старика. Мы неплохо потрудились для Вильгельма. Я заслужил его милость.
Он говорил с таким жестоким пренебрежением к погубленным им жизням, что Эйслинн невольно вздрогнула и отползла на другой край кровати, насколько позволяла длина веревки. Рагнор, закинув голову, громко захохотал:
— Неужели моя маленькая голубка желает улететь от меня? Норманн стал наматывать веревку на руку, притягивая к себе девушку.
— Ну же, голубка, — проворковал он, — подойди и раздели со мной гнездышко. Рагнор будет нежен с тобой.
Всхлипывая от ужаса, стискивая зубы, Эйслинн принялась отбиваться, но Рагнор неумолимо подтягивал веревку, пока девушка не оказалась перед ним на коленях. Он схватился за узел, вынуждая Эйслинн поднять голову. Глаза ее закатывались, дыхание пресекалось. Не отрывая взгляда от девушки, Рагнор протянул руку и схватил лежавший на сундуке мех с вином.
— Попробуй вина, голубка, — упрашивал он, вынуждая девушку глотнуть из меха. Жгучая жидкость полилась в рот. Эйслинн задохнулась и закашлялась, но насильник был неумолим. Наконец он отпустил ее, сел на постель и поднес мех к губам, наслаждаясь темно-красным зельем. Прошло несколько минут, прежде чем он отложил мех, вытер липкие губы и вновь дернул за веревку. У Эйслинн почти не осталось сил, и он подтащил ее так близко, что их лица соприкоснулись. Норманн дохнул на нее запахами прокисшего эля и спиртного, и девушку едва не стошнило. Но в этот миг Рагнор вцепился в ворот ее платья, разорвал тонкую ткань и швырнул клочья на пол. Затем он отпустил веревку так внезапно, что девушка чуть не упала. Норманн, улыбаясь, откинулся на подушки и снова стал потягивать вино, не отрывая взгляда от девушки, пока та, охваченная страхом и стыдом, пыталась прикрыться.
— Ну же, моя маленькая, не стоит так биться, — уговаривал он. — В конце концов я пользуюсь некоторым влиянием при дворе Вильгельма, и твоя участь могла быть гораздо хуже.
