...Уже стемнело, когда колымага с Полей и Лизанькой с грохотом вкатила на постоялый двор. Коляска Всеволожского с выпряженными лошадьми стояла возле конюшни. Рядом суетился Никита, выискивая что-то в багаже. Когда лошади остановились, он подскочил к берлину, открыл дверцу и почтительно помог сойти сначала Варваре Апрониановне, потом Полине с Лизой.
— Его сиятельство давно прибыл, Никита? — спросила Полина.
— Почитай, час с четвертью как уже будет. Теперя оне кофей пьют, вас дожидают, барышня, — простодушно ответил тот.
Как же, «дожидают». Да умри она у его ног — глазом не моргнет, еще и обрадуется. После того разговора в доме он просто игнорирует ее присутствие, а когда нет иной возможности, проявляет ледяную учтивость. Что сейчас, судя по всему, и произойдет.
С этими мыслями Полина, пропустив Лизу и Манасеину вперед себя, вошла в довольно чистую — небольшую залу. Сергей сидел к ним боком. Когда он поднялся со стула и повернулся к вошедшим, у нее вдруг перехватило дыхание. Что же в нем есть такого, из-за чего она с трудом подавляет в себе желание смотреть на него безотрывно? Будто завороженная, Полина следила за его гибкими, опасными в своей неуловимости движениями. Он шагнул вперед, склонился над рукой тетушки.
— Добрый вечер, дамы. Как дорога, не сильно утомила вас?
— Ах, mon ange, не для моих старых косточек эти дальние путешествия. Только свидание с твоей матушкой, благодетельницей моей, манит да лучиком ярким светит впереди. Даст Господь, дня через три на месте будем, приютит достопочтенная Марья Тимофеевна родства и старой дружбы ради, — завела Манасеина уже привычную песню.
У самовара суетилась жена смотрителя, расставляя чашки и тарелки с закусками. Полина и Лиза сели за стол.
Сестры были мало похожи друг на друга, только, пожалуй, миндалевидные бархатистые глаза, доставшиеся им от далекого предка, выходца из Золотой Орды, свидетельствовали об их родстве. Лиза — веселая, неугомонная отроковица с буйной шапкой вечно выбивающихся из кос кудрей цвета гречишного меда, была открыта и любопытна. В дороге ее голова почти постоянно высовывалась из окна кареты, а на постоялых дворах она неизменно находила себе подопечных: то маленького щенка, то хромого гусенка или еще какую-нибудь живность, требующую ее немедленной помощи. Поля сначала пыталась одергивать Лизу, боясь, что могут обидеть сестричку неосторожным словом, но потом успокоилась, заметив, что неудовольствие Сергея распространялось только на ее особу. А ведь сначала, кажется, она ему понравилась. Это было видно по взгляду князя, интонациям голоса и даже движениям. Ее не обманешь. Но воспоминание о том, как мягкое, сочувственное выражение его лица превратилось в холодную, презрительную маску, вновь больно отозвалось в ее сердце.
В этот момент во дворе раздался стук копыт, громкие возгласы, а затем дверь залы распахнулась, и в комнату вошел, сверкая эполетами и бряцая шпорами, среднего роста ладный молодой человек.
— Вечер добрый. Разрешите к вам присоединиться, милые дамы. Ба! Да это Всеволожский! Серж! Какими судьбами? — с радостным удивлением воскликнул он.
— Никак, князь Болховской! — удивился Сергей. — Да ты уже флигель-адъютант! Я-то из Казани в Москву направляюсь. А тебя какой ветер сюда занес? — не менее радостно отозвался Всеволожский.
— А я из Москвы в Казань. Ну, брат, это длинная история. Но, может, ты сначала представишь меня своим очаровательным спутницам? — не сводя заинтересованного взгляда с Полины, перебил сам себя Болховской.
Церемония представления состоялась, и вновь прибывший завладел общим вниманием, рассказывая последние новости, особенно о параде русских войск под Вертю.
— Представьте себе, 132 батальона — это 107 тысяч пехотинцев — идут церемониальным шагом, и ни один не сбился с ноги! Союзники были в восторге! Дамы пребывали в полной ажитации.
— Ах, молодость, молодость! — завздыхала тетушка. — Хоть на войне, хоть на параде — а все вам дам подавай.
— Сударыня, таких прелестных, как вы и ваши спутницы, во всей Европе не сыщешь! — пылко воскликнул князь Болховской, поглядывая на Полину.
Перехватив не один такой взгляд, Сергей почувствовал, как в нем волной поднимается раздражение, и радость от встречи с другом немного поутихла.
— А не пора ли дамам отдохнуть? Думаю, мы их утомили своими разговорами, — непререкаемым тоном произнес Сергей. — Позвольте проводить вас в вашу комнату.
Когда они выходили из залы, Сергей попридержал Полю за локоток, приблизил к ней свое лицо, чуть ли не касаясь губами завитков волос на ее виске, и зловещим шепотом произнес:
— Я вас предупреждал, дорогая моя охотница за женихами, поостерегитесь строить глазки всем подряд, а этому человеку особенно. Борис мой друг...
— Сергей Михайлович! Что за вздор... я и не думала... — В негодовании она повернулась к нему, и ее лицо оказалось совсем рядом с его губами.
— А надо бы думать, — отпустил Сергей ее локоть и отступил на шаг. — Умерьте свои аппетиты, мы еще не в Москве...
Невозможный человек! Она и так старается вести себя тихо, как мышка, она сама любезность, даже разик-другой пробовала ему улыбнуться, но он так на нее посмотрел, будто она зарезала родную мать.
Она долго не могла уснуть, ворочаясь на жесткой кушетке. Рядом глубоко и спокойно во сне дышала сестра, на соседней кровати чуть посапывала Варвара Апрониановна. Несколько раз Поля подходила к окну, прислонялась горячим лбом к холодному стеклу и плакала, плакала, изливая в слезах и свое раннее сиротство, и одинокую жизнь без надежды и радости, и тоску по прекрасному суженому, который появится, и все тотчас разрешится само собой, легко и просто. Даже во сне тоска и слезы не отпускали, и свою боль она выплакивала на груди у статного мужчины, позвавшего ее: «Полина... Поленька...» Он обнял ее, закрывая своими сильными руками от невзгод этого мира, и когда она подняла глаза, пытаясь рассмотреть его лицо, то смутно различила лишь темную прядь, упавшую на лоб, ласковые серые глаза и губы, что шептали: «Все хорошо, все будет хорошо...»
— Ну, Адонис, ты и хитер. Такая нимфа у тебя в родственницах, а ты молчал! Розан, душечка! — воскликнул Болховской, целуя кончики пальцев. — А не дочка ли это того Сеславина, что картами все свое состояние профукал и семью по миру пустил?
— Она самая. Но бедной сироткой я бы ее теперь не назвал, — с легкой иронией ответил Сергей.
— А что, наследство какое случилось? Дядюшка богатый преставился, или клад сыскался? — с интересом спросил Болховской. — Выходит, она завидная невеста, и ты, стало быть...
— Перестань, я сам с ней познакомился лишь несколько дней назад. Теперь везу к матушке, передам ей под опеку, и дело с концом, — перебил друга Сергей.
— Э нет, брат. Уж я-то вижу, зацепила тебя эта мамзель, вон как набычился, когда я на нее воззрился. Да не раздувай ноздри, я больше по привычке. Люблю за нежным полом приволокнуться, — мечтательно протянул Болховской. — Но ежели сам на нее виды имеешь...
