— Сам замысел, сюжет деликатен, — начал да Понте. — Я долгое время размышлял, наверное, пару месяцев, прежде чем согласился на премьеру в Праге, в городе, где больше, чем где бы то ни было в Европе, смыслят в музыке. Именно в музыке. Конечно, с Венецией Прагу не сравнить. Но относительно музыки, а я имею сейчас в виду только ее, Прага в некотором смысле столица Европы. Ты ведь согласен с этим?
— Действительно, — Казанова нарочито кивнул, — действительно, здесь превосходные музыканты. Сегодня утром я имел удовольствие проснуться в моем дворце от их игры. Они исполнили для меня замечательную серенаду, и я испытал истинное наслаждение, когда переливы этой мелодии из отдаленных комнат дворца проникали все глубже, в спальню, и достигали моего слуха.
— В твоем дворце? Ты остановился во дворце?
Джакомо довольно успешно нанес ответный удар!
Этот жалкий писака не мог даже вообразить себе ничего подобного! Он, Джакомо Казанова, с блеском парировал его бахвальство!
— Поговорим об этом позже, дружище, немного позже! Сначала расскажи мне о своем гениальном замысле. Именно о нем мне хотелось бы узнать более всего на свете.
Да Понте откинулся на спинку стула, задымил трубкой, таинственно усмехнулся и прошептал:
— Дон Жуан, мой дорогой Джакомо, Дон Жуан — герой моей оперы! Ночь. На улицах ни души. Вдруг раздается душераздирающий крик. Это крик женщины, в нем слышится испуг. Она бежит из отцовского дворца, куда проник распутник! Она хочет спастись от Дон Жуана, заприметившего девушку накануне вечером. Неизвестно, где он ее увидел. Дон Жуан очарован. Он должен лицезреть ее и обладать ею. Дон Жуана влечет то же чувство, что влекло его ранее к другим женщинам. Он обладал многими — сотнями, тысячами… Он уже и не помнил точно, сколько женщин было в его жизни.
Казанова замер. Верно, ему послышалось! Дон Жуан? Этот старый фарс? К нему обращались разве что в балагане, да и то чтобы как-то убить время: Дон Жуан, распутник, преследовавший своих жертв, как охотничий пес, а затем искупавший свою вину в преисподней, после того как провалился под землю? Сегодня над этим потешаются даже дети! Это старо. Он, Джакомо Казанова, видел уже не одно представление с подобным сюжетом. Все они заканчивались полным провалом! В общем, это была безнадежная затея. Историю про Дон Жуана уже никто не воспринимал всерьез, разве что чернь еще могла оценить эту сказку!
Казанова отпил вина и изобразил на лице удивление:
— Лоренцо, сколько смелости и каков замысел! Многие могли бы упрекнуть тебя в том, что ты облегчил себе задачу, обратившись к старому сюжету! Но я думаю иначе. Я полагаю, что ты сделаешь его более утонченным, дополнишь деталями, подчеркнешь некоторые нюансы, и благодаря этому старая история засияет новыми красками.
— Именно так, Джакомо, все обстоит именно так! Нет никого, кто бы ни разу не слышал эту историю! Ее легко пересказать. А сколько либреттистов даже не удосужились немного поработать над нею? Но я, Лоренцо да Понте, я полностью посвятил себя этому сюжету. Я придал ему такой размах, что никто, я повторяю, никто более не посмеет писать о Дон Жуане!
Казанова пристально посмотрел на него. Лоренцо говорил так, словно эта история имела для него огромное значение. Он немного покраснел от возбуждения, а руки подрагивали каждый раз, когда да Понте снова подносил трубку ко рту! Графин опустел. Да Понте пил и курил так много, словно вино и табак были ему жизненно необходимы. Глоток вина, еще один глоток, затем глубокая затяжка — Лоренцо пытался успокоиться, как будто собственный рассказ слишком возбуждал его.
— Позволишь ли мне угостить тебя ужином, Лоренцо? Во время превосходной трапезы ты расскажешь мне о тонкостях своей работы.
— Я редко обедаю, Джакомо. Богемская пища только лишает сил. Но от графинчика вина я бы не отказался! Вечером я в твоем распоряжении. Может, мне прийти во дворец?
— Договорились, увидимся во дворце! Около восьми я пришлю за тобой своего слугу. Тебе подойдет это время?
Да Понте наклонился и обнял Казанову. На какое-то мгновение Казанова почувствовал удушливый запах пота, горький и сладковатый одновременно, словно аромат сухих табачных листьев, политых розовым маслом. Почему Лоренцо делал тайну из своей оперы и так превозносил ее? Почему он говорил о ней с таким воодушевлением? Этот негодяй разыгрывал перед Казановой спектакль, пытался что-то скрыть, и ему это неплохо удавалось. За оперой стояло нечто большее, возможно, более глубокий замысел. Однако он, Джакомо Казанова, еще докопается до истины!
Казанова заказал еще один графин вина. Лоренцо сразу же сменил тему, спросив приятеля, как ему жилось в последнее время. Казанова старался быть любезным, пытаясь не дать собеседнику ускользнуть, поэтому немного рассказал о себе. Но эти истории были ему не по вкусу. Рассказ получился отвлеченным, будто его мысли витали где-то в другом месте. Казанова поведал о своей службе в библиотеке графа Вальдштейна в одном полузабытом богемском замке, недалеко от Праги.[2]Джакомо старался произвести впечатление любознательного человека, познавшего ценность не только людей, но и книг, и даже блеснул своими познаниями.
Знания, библиотечная пыль — Лоренцо кивнул, глотнул еще вина и снова набил свою трубку. Видимо, он внимательно слушал, как будто все эти истории из жизни Ка-зановы могли иметь для него какое-то значение. Сам же Джакомо стыдился своего рассказа, который не совсем соответствовал стилю его жизни и мог стать разве что отзвуком, печальным финалом побед иного рода! Но о них Казанова не хотел рассказывать этому негодяю. Он не рассказал бы о них никому, по крайней мере, сейчас.
Вскоре у Казановы совсем испортилось настроение, и он откинулся на спинку стула. Он схватил свою шляпу, лежавшую рядом, погладил белые перья и залпом опустошил бокал.
— Прости, Лоренцо, мне пора. Есть еще кое-какие дела! Жду тебя сегодня вечером, тогда и поговорим!
Казанова поднялся. Да Понте тоже резко вскочил, не успев даже положить свою трубку. Они, смеясь, поклонились друг другу на прощание. Затем Казанова подал знак Паоло, ожидавшему хозяина неподалеку, чтобы вместе отправиться во дворец графа Пахты.
Глава5
«Ризотто, сперва небольшая порция ризотто, возможно, с грибами. Надеюсь, что здесь неплохие грибы. Черные трюфели подошли бы лучше всего. Еще бы овощей, приправленных растительным маслом, и хлеба. Что же дальше? Наверное, что-нибудь более основательное, чем можно было бы полакомиться. Какой-нибудь деликатес, который занял бы на время все его внимание: Лоренцо не должен проглотить его целиком, как кусок жаркого, разрезанного в два счета на пять кусочков и ловко наколотого на вилку. Да Понте проглотит их, даже не заметив. Такая закуска просто разбудит аппетит и желание выпить, потому что он действительно стал пить, — подумал про себя Джакомо Казанова. — Его пристрастие к вину сразу же бросилось мне в глаза! Хорошо было бы приготовить птицу — маленьких перепелов, вальдшнепов или голубей, запеченных в тесте со шпиком. Лоренцо поломает о них зубы. У этих худых пичуг почти нет мяса, так что его приходится обгладывать с костей, ломающихся при первой же попытке. Вот будет цирк! Лоренцо да Понте, либреттист при дворе кайзера, станет бороться с мелкими косточками и скудным количеством мяса крошечных птиц!» Казанова ухмыльнулся. Для подготовки дворца потребуется весь вечер. Это будет первое испытание для прислуги и этих сонных покоев! Если вечер пройдет более или менее удачно, за ним последуют новые попытки, пока не придет время для большого приема, вечера, о котором Джакомо уже давно мечтал. Казано-ва повернулся к Паоло, с трудом поспевавшему за хозяином.
