Всего две недели назад Медлин вступила в законный брак по доверенности и стала женой Анатоля Сентледжа. Анатоль Сентледж. Ее муж. Человек, которому она отныне и навеки должна быть любящей и покорной женой. Сейчас она подъезжала к границам его земель, входила в пределы его владений.
Рука Медлин невольно легла на миниатюру, висевшую у нее на шее, на тонкой голубой ленточке. Этот медальон был вручен девушке преподобным Фитцледжем вместе с гладким золотым кольцом, ныне сжимавшим ее палец так же крепко, как теснила душу клятва в верности мужчине, которого она никогда прежде не видела - во всяком случае, не видела во плоти.
Она касалась этой небольшой выпуклости под абрикосовым шелком платья так, словно надеялась найти поддержку в запечатленном на миниатюре образе темноволосого мужчины. И чем дальше увозила Медлин от дома голубая с золотом карета, тем большую потребность в поддержке она ощущала. На протяжении нескольких последних миль даже в негромком скрипе колес ей чудилось одно:
«Что ты наделала? Что ты наделала?»
– Господи, Медлин, это же край света! - Мрачное замечание спутницы отвлекло Медлин от ее дум.
– Нет, Хетти, это всего лишь окраина графства Корнуолл, - отвечала Медлин с деланной веселостью. Она откинулась на бархатную спинку сиденья и повернулась к кузине.
Мисс Хэриетт Бертон была внушительной тридцатилетней особой, и ее росту, могучим плечам и властному характеру могли бы позавидовать многие представители сильного пола. На темно-каштановых волосах - Хетти привыкла обходиться без парика - красовалась простая широкополая шляпа, которая еще больше подчеркивала суровость ее черт.
– В жизни не видала такого богом забытого места, - продолжала Хэриетт. - Здесь вообще ничего нет - ни домов, ни людей. Где, в конце концов, этот замок Ледж?
– Откуда мне знать? Наверное, немного дальше.
– То же самое ты говорила, когда мы останавливались в той последней глухой деревушке. Но с тех пор я не видела ничего, кроме этих наводящих ужас болот. Самое место для разбойников да живых мертвецов!
– Хетти, я всегда завидовала твоему жизнерадостному взгляду на мир, - с иронией заметила Me длин.
– А я всегда говорила твоему папеньке, что нам нужно гораздо больше верховых для охраны. Вот и прекрасно! По крайней мере, не я буду виновата, когда разбойники похитят нас с тобой и все твои наряды в придачу.
– Хороши же они будут, щеголяя в моих ночных рубашках! Ты так упорно говоришь о похищении, что мне иногда кажется, будто только и мечтаешь, чтобы тебя похитил какой-нибудь красавец-разбойник.
Ответом был такой возмущенный взгляд, что Медлин с трудом удержалась от улыбки. Она давно и тщетно мечтала, что в ее кузине проснется нечто, хотя бы отдаленно напоминающее чувство юмора. Она уже провела наедине с этой дамой и ее мрачными предсказаниями целых пять дней, и теперь ей очень хотелось вылезти из кареты и пересесть на верховую лошадь. Медлин так бы и поступила, если бы с детства не боялась ездить верхом.
Хэриетт бросила еще один укоризненный взгляд на унылый ландшафт и снова принялась за свое:
– Надеюсь, моя милая, теперь ты довольна. Вот к чему привело твое необдуманное решение. Ты в дикой, варварской стране…
– Ради бога, Хетти!
– Сколько раз я тебе говорила…
– Не меньше ста… - устало вставила Медлин.
– Это чистейшая авантюра! Выскочить замуж за невесть откуда взявшегося джентльмена!… Вот скажи, много ли ты знаешь о своем новоиспеченном муже?
– Я… я знаю достаточно, - ответила Медлин с убежденностью, которой она вовсе не испытывала. Хэриетт презрительно фыркнула:
– Не представляю, как тебе удалось заставить родителей пойти на такое сомнительное дело.
– Стоило только матушке с отцом ознакомиться с условиями брачного контракта, как они воспылали к своему будущему зятю самой горячей любовью.
Медлин не хотелось быть циничной, но она слишком хорошо знала своих хотя и милых, но довольно-таки безответственных родителей. Матери было необходимо в очередной раз полностью сменить обстановку в городском доме. Отец всегда отличался фатальным пристрастием к покеру и любил осыпать ценными подарками молоденьких балерин. А ведь были еще и другие члены семейства - ее прелестные младшие сестры Джулия и Луиза с их тягой к дорогим нарядам, драгоценностям и женихам с громким титулом и мизерным состоянием! И, наконец, брат Джереми, для которого жизнь была нескончаемой чередой разорительных увеселений.
Казалось, никто из них не отдавал себе отчета в том, что все это стоит денег, и немалых, пока семейство Бертон не оказалось на грани полного разорения. И как-то само собой разумелось, что спасать его должна практичная Медлин.
Хэриетт мрачно покачала головой:
– Знаю только, что на этот раз здравый смысл тебе явно изменил.
– Но почему, Хетти? Что может быть разумнее брака по расчету? Такие сделки заключаются постоянно.
– Нет, вовсе не такие! Где это видано, чтобы жених не осмеливался предстать перед обществом, словно у него есть какая-то страшная тайна? И вместо того, чтобы отправить меня, твои родители сами должны были поехать с тобой - хотя бы для того, чтобы убедиться, что не выдали тебя замуж за чудовище.
Та же самая мысль не раз приходила в голову и Медлин, но она действительно была разумной девицей и понимала, что сейчас разгар лондонского сезона и мать должна присутствовать на множестве приемов, а отцу предстоит обследовать новые игорные дома. Ведь теперь семья снова могла ни в чем себе не отказывать.
– Надеюсь, что твои близкие по крайней мере испытывают к тебе благодарность, - поджав губы, заявила Хэриетт. - По сути, ты принесла себя в жертву семье.
– О, Хетти! По-твоему, выйти замуж значит принести себя в жертву? Мистеру Сентледжу нужна жена. Мне нужен состоятельный муж. Что может быть проще и удобнее подобного соглашения?
– Бедная, бедная девочка!
Медлин поморщилась, приложила пальцы к вискам. Хэриетт умудрялась действовать ей на нервы даже выражениями сочувствия. Для Медлин было большим облегчением, когда та наконец умолкла. Она понимала, что кузина желает ей добра, но слова Хэриетт снова всколыхнули страхи и сомнения, таившиеся в глубинах души. Уже не раз ее одолевало желание повернуть лошадей назад, к лондонской жизни с ее суетой, балами и салонами, в мир, который всегда был для Медлин чужим, но теперь, издалека, казался таким заманчиво-привычным и безопасным.
Лишь одно останавливало ее. Медлин снова коснулась рукой медальона, потом осторожно сняла его, спрятала в ладони, как украденное сокровище.
Она тайком взглянула на красивое лицо, чьи резкие мужественные черты смягчала гладкая манера письма. Это было лицо поэта, мечтателя, влюбленного. Черные, как ночь, волосы, собранные сзади в косичку, чувственный рот, твердый, решительный подбородок. Но более всего Медлин пленяли глаза Анатоля Сентледжа. Они казались живыми и горели загадочным внутренним светом, изобличая сильную и страстную натуру, но в то же время были полны затаенной печали.
