Когда я еще в восьмом классе стала ездить на занятия в районный центр в детско-юношескую спортивную школу, мама первое время ворчала:
— Ходила бы, как все дети, в школьную секцию!
А папа неожиданно встал на мою сторону:
— Это что же, тем, кто в районе живет, и спорт особый, а нам, кроме легкой атлетики, ничего не светит?
И у нас как везде. Подмосковье завидует москвичам. Районные центры — краевому, а такие, как мы, совсем уж из далекой провинции, — тем, кто живет в районном центре.
Даже сейчас среди женщин не много рукопашниц, а уж семь-восемь лет назад и подавно было — раз-два и обчелся! Но я вообще настырная. Уж если чего захочу, то иду к цели, сметая возникающие на пути препятствия. Нет, конечно же, не любой ценой, но трудностей не боюсь. Я успела понять: трудности, кажущиеся таковыми, преодолеваются, если этого хотеть.
Как ни трудно было мне прорываться к вершинам спортивного мастерства, я и в самом деле смогла добиться ощутимых успехов.
Вскоре мои родители стали гордиться тем, что обо мне пишут не только районные, но и краевые газеты. Мама вырезала из газет статьи обо мне и складывала их в особую папочку. Время от времени вырезки отправлялись брату в Питер, чтобы и он мог погордиться сестрой.
Благодаря увлечению спортом я в свое время уехала из родной станицы Тихомировской, чтобы навсегда осесть в городе. Пришлось постараться, чтобы городские приняли меня за свою. Товарищи-спортсмены хихикали над моим фрикативным «г», над моим «шо» вместо «что». Да мало ли…
Но к моменту встречи с Лавровым я была уже вполне обтесана, чтобы общаться хоть и с москвичом. И в сексе я не была новичком. Кое-чему меня научил еще в шестнадцать лет один очень продвинутый мальчик из нашего спортивного общества «Динамо».
Но это я сейчас так спокойно говорю об этом, а тогда…
Я не разделяла мое увлечение Лавровым на части: это моральная часть, это сексуальная… Я просто ходила будто сомнамбула, ничего не замечая вокруг, кроме него.
Правда, в отличие от многих моих сверстниц мне хватало ума не слишком обольщаться, когда я заметила, что и Женя обращает на меня внимание. Даже в мыслях я старалась не слишком мечтать о том, что такой блестящий юноша, как Женя Лавров, мог в меня по-настоящему влюбиться. Я вообще долгое время не понимала, что красива. Как-то стыдно было думать так о себе.
Другие частенько говорили, что я красавица, но мамино воспитание позволяло мне легко пропускать комплименты мимо ушей. Каждому известно, комплименты — это вовсе не правда, а всего лишь желание сказать человеку приятное. Типа того, что ничего не стоит так дешево, как сделать это… Может, зря я так думала?
А Лавров все-таки в меня влюбился. При том что я старалась не показывать ему свою влюбленность, уверив себя, что ничего, кроме страданий, мне это не принесет. Умная была. Думала, страдания бывают только от неразделенной любви. Оказалось, немало их и во взаимной.
Но чем больше я старалась избегать Евгения, тем настойчивее он домогался встреч со мной. В конце концов крепость сдалась. Я не могла долго отталкивать от себя парня, о котором сама мечтала.
Итак, мы оба влюбились и обо всем забыли. То есть мы пытались учиться, и на уровне троек нам это удавалось, но в остальное время мы ходили — или лежали — в обнимку, не в силах оторваться друг от друга. Казалось, стоит кому-то из нас потерять другого из виду, как произойдет нечто ужасное. Потому, наверное, мы ходили держась за руки, при всякой возможности старались уединяться. И никого не хотели видеть, ни о чем знать. Для нас важно было только одно: чувствовать, что другой рядом.
Какое это было прекрасное, романтическое время! Первая любовь. Первая буря эмоций. Первое познание мужчины для меня и женщины — для Евгения. Все, что было с нами до того, не имело с этим ничего общего, потому мы оба считали, что жизнь началась с тех пор, как мы встретились. И мы ее для себя постепенно открывали.
Мы и думать не думали, будто нам может кто-то помешать. Мы были уверены, что любовь делает нас всесильными. Что стоит только захотеть, и у нас все получится.
А потом над нами нависли тучи. В один момент будто весь свет против нас ополчился. А Женя всего-навсего позвонил своей маме в Москву и сообщил, что мы любим друг друга и потому решили пожениться. Именно тогда госпожа Лаврова и сказала: только через мой труп!
Мы все равно пошли в загс и зарегистрировали наш брак. Даже смеялись, что никто над нами не властен. Я забеременела, и это не показалось нам не подходящим к моменту. Мы считали, что все сможем преодолеть, и пока я ходила беременная, находили в нашем положении известную прелесть.
Несмотря на то что его родители резко сократили содержание сына, мы не сразу поняли, какой это удар для нас. Но Лавровы-старшие хорошо Женю знали и имели в руках отличный «шокер».
Слышали бы они, как Женька смеялся над ними:
— Ой-ой-ой, как они нас напугали! Можно подумать, без Лавровых на этой земле ничего не освятится!
А между тем беда уже стояла у нашего порога. Дело в том, что к жизни, полной ограничений, Женя не привык. Он с детства привык жить совсем на другие деньги. Например, он говорил презрительно:
— Подумаешь, сто гринов! Разве это деньги?
Для меня сто долларов были очень даже приличной суммой. А у моей бабушки в той же станице месячная пенсия была вполовину меньше. Женя не задумывался над тем, что у нас последние деньги, если ему вдруг хотелось что-то купить. Однажды, когда у нас осталось всего три сотни рублей, он купил и принес бутылку мартини. Мой муж производил на меня впечатление человека с другой планеты.
Тогда я впервые задумалась о том, что в нашей стране существуют люди, которые живут совсем другой жизнью, отличной от жизни всего остального народа. То есть знание о том, что в стране нет никакого равенства, у меня было, но какое-то отстраненное. Они — сами по себе, мы — сами по себе.
А с пониманием пришло удивление. Это же надо было: совершать революции, участвовать в войнах, под разными предлогами извести огромное количество народа, чтобы вернуться к тому же, с чего начали. Нет, прийти к гораздо худшему.
Раньше отлично от остального народа жили аристократы — люди, выше других стоявшие по рождению, образованию, культуре, а теперь до богатства дорвались люди, мягко говоря, не самые достойные. И даже вовсе не достойные.
Тогда я поняла, что именно из-за этих людей рушится мое счастье и вообще вся моя жизнь. В тот момент я, наверное, могла бы пойти на баррикады, существуй они, чтобы добиваться справедливости. Чем я хуже их? Почему я должна страдать, в то время как они процветают и ни о чем не печалятся?!
Шесть лет прошло, а я все еще делю жизнь на теперь и тогда…
У нас родился сын. Муж преподнес мне шикарный букет. Тогда как раз он получил от родителей перевод. Помнится, нам хватило его на три дня. То есть не нам, а ему, молодому мужу. Когда меня с сыном выписали из роддома и мы вернулись домой, денег уже не было…
