Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
Через несколько недель сказала – и снова в присутствии других, – что ждет большей самостоятельности, особенно от господ второго руководящего уровня. При этом она смотрела прямо на меня. С того самого момента я уверен, что она постоянно держит меня под контролем. Она не вмешивается, а только наблюдает. Ее внимание заставляет меня бояться ошибок, а следовательно, и делать их. Она это замечает, но молчит. Мне кажется, что она ведет некий кондуит, который когда-нибудь использует в своих целях. Я уже не раз обдумывал возможность поговорить с ней откровенно. Но если она действительно собирается на меня напасть, то мои слова не доставят ей ничего, кроме удовольствия. Все это довольно неприятно. Она меня немножко мучает, делая это настолько ловко, что не придерешься. Поэтому у меня противно засосало под ложечкой, когда она заговорила со мной о деле Козика. Стараюсь не обращать внимания на атмосферные неурядицы. Ведь до сих пор же ничего не случилось!
Наконец она звонит. Естественно, она не берет трубку и не набирает мой номер. Ее секретарша позвонила моей и сказала, что Румених хочет со мной поговорить.
После этого моя секретарша соединила меня с ее секретаршей, и та холодным тоном сообщила: «Минутку. Фрау Румених будет с вами разговаривать», – а потом переключила меня в режим ожидания. Некоторое время я слушал ужасное исполнение «Четырех времен года» Вивальди. Наконец она взяла трубку и произнесла: «Да!» Это «да» прозвучало настолько кратко и высокомерно, как будто я оторвал ее от работы, которая была намного важнее всех моих дел вместе взятых.
– Это Томас Шварц. Вы мне звонили…
– Ах да. По поводу дела Козика…
– Так?..
– Вам не кажется, что об этом уже давно пора поговорить? Это же в ваших интересах. Ответственность в этом вопросе полностью лежит на вас.
Я так не считаю, но не спорю. Не хочу ее сердить. Говорю:
– Да, конечно.
Она назначает мне время, когда я «со всеми документами» должен появиться у нее в кабинете.
О чем речь в этом деле Козика? Вопрос неплохой. Сказать точно не может никто. Перед ее кабинетом я появляюсь вовремя.
– Речь идет об очень сложном деле, – говорит Румених и предлагает мне стул, который ниже ее стула сантиметров на тридцать. Как маленький ребенок, я пытаюсь вытянуть подбородок так, чтобы голова оказалась выше стола.
– Вам не кажется, что это смешно? – спрашиваю я.
– Дело Козика? – Ее брови ползут вверх.
– Стул.
– Нет. Справа под сиденьем рычаг. Он приводит в движение гидравлический привод. Если хотите, можете им воспользоваться. – Она говорит абсолютно нейтральным голосом, чтобы дать мне понять, насколько нелепо интерпретировать возникшую ситуацию как некий символ.
Сопровождаемый легким шипением, я поднимаюсь вверх сантиметров на двадцать.
– Можно начинать? – Румених показывает на лежащую перед ней стопку бумаг. – Это всё о Козике.
Я это знаю. Знаю так же, что эта стопка лишь малая толика документов, касающихся дела Козика. Отвечаю:
– Мгм…
Румених становится настойчивой:
– Господин Шварц, с этим делом работаете вы. Как вы его оцениваете?
Начало довольно жесткое. В деле Козика слишком много деталей, рассказать об этом в двух словах невозможно, и Румених это прекрасно понимает. А кроме того, каждый в нашем отделе имеет хоть какое-нибудь отношение к делу Козика. Четыре года назад, когда я только пришел в банк, дело Козика уже существовало. Даже старшие мои коллеги, проработавшие здесь десять, а то и двадцать лет, не знают начала этой истории. Им тоже известна лишь некоторая часть обстоятельств. Никто не знает всех деталей, не говоря уж о Румених, которая время от времени начинает паниковать, как, например, сегодня, и тогда ей хочется, чтобы появился кто-нибудь, кто решит все проблемы одним движением руки. Но, к сожалению, мановения одной руки, даже самой гениальной, здесь явно недостаточно – уж больно все запуталось. Насколько я знаю, Козик был строительным магнатом, который в пятидесятые годы создал империю недвижимости, состоявшую из многочисленных компаний, владевших огромными средствами. Занимался он этим исключительно с помощью кредитов, полученных в нашем банке. Объем предприятия оценивался в сумму, намного превышавшую миллиард. В какой-то момент, на фазе самых высоких процентов, фундамент его капиталов, никогда не отличавшийся особой прочностью, развалился, и банк больше не захотел участвовать в этом деле. Мы вышли из игры. Были требования назначить аукцион, пустить имущество с молотка, объявить банкротство. Меж тем некоторые тяжбы длятся уже более двадцати лет. Никто не знает, сколько всего денег потерял банк на этой истории. На самом деле даже потеря миллиарда – и это в худшем – случае не очень сильно отразилась бы на положении нашего банка. Невозвращенные кредиты списываются по налогам как убытки. Но это, конечно, не аргумент, который можно привести на полном серьезе. Пораженцам нечего делать в банке. Необходимо спасти то, что еще можно спасти. Очень удобно поручать сотрудникам, претендующим на руководящие посты, абсолютно безнадежные дела и требовать при этом неукоснительного соблюдения предписаний. Если вам кажется, что я иронизирую, то вы ошибаетесь. Не исключено – и даже вполне вероятно, – что сотрудника, занимающегося делом Козика и сделавшего ошибку, вдруг обвинят в том, что именно из-за него банк потерял целый миллиард. Что тогда будет, вы и сами представляете – хотя, может, и не представляете.
Молодые сотрудники, услышав про дело Козика, сразу же делают стойку, пытаясь набрать очки. Но очень быстро понимают, что имени на этом себе не сделаешь. Румених тоже пытается выслужиться: хочет за год решить проблему, от которой ее предшественник пятнадцать лет бегал как от чумы. И все потому, что она хочет выслужиться перед руководством банка. Но любой в нашем отделе знает, что попытки расправиться с делом Козика не приносят ничего, кроме несчастий. Говорят, что дерьмо не пахнет, пока его не тронешь. И это на самом деле так.
– Конечно, мы с вами оба несколько упустили время.
Пытаюсь услужливо улыбнуться, но она не реагирует.
– Честно говоря, мне не кажется, что я один несу за это ответственность.
Румених смотрит на меня сверлящим взглядом и молчит. Какое-то время пытаюсь не сдаться, но потом опускаю глаза. И только теперь она продолжает:
– Я полагаюсь на вас, господин Шварц.
Возвращаясь в свой кабинет, чувствую себя препаршиво. Почему именно я? Любой ответ на этот вопрос звучит не слишком ободряюще. Неужели теперь речь может идти только о том, чтобы сохранить работу? Собственно говоря, в этом году я собирался стать руководителем отдела по работе с проблемными клиентами, но они утерли мне нос, назначив Румених. Сначала считалось, что всего на три месяца. Этот срок давно прошел, но о кадровых перестановках никаких слухов нет. Конечно, никто никогда прямо не говорил, что меня ждет повышение. Но если ты являешься заместителем руководителя отдела, то логично, что когда-нибудь станешь и руководителем. Мне нужно побыстрее решить, как поступить с делом Козика.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
