Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
Шамрон пробормотал на польском что-то о неблагодарных детях, поднялся на ноги и, тяжело опираясь на трость, отправился в кухню. Воды из-под крана в чайник он еще налил, зато перед многочисленными кнопками и реле на плите растерялся. Ари Шамрона дважды назначали на пост директора израильской разведки, а до того он успел поработать оперативником и заслужить множество наград. Зато теперь, в преклонном возрасте, он едва мог обслужить себя сам. Кофеварки, тостеры, блендеры — новомодные бытовые приборы оставались для него тайной. Джила, его больная супруга, частенько подшучивала: мол, оставь великого Ари Шамрона наедине с бытовыми приборами, и он, даже заваленный продуктами, помрет с голоду.
Наконец Габриель зажег конфорку и вернулся к полотну. Шамрон, покуривая, встал в дверях гостиной, и вскоре запах турецкого табака перебил острую вонь растворителя.
— Потерпеть не мог? — спросил Габриель.
— Нет, не мог.
— Что ты делаешь в Иерусалиме?
— Премьер-министр хотел поболтать со мной.
— Правда?
Шамрон сердито взглянул на Габриеля сквозь сизое облако табачного дыма.
— Тебя удивляет, что премьер-министр хочет поговорить со мной? Почему?
— Потому что…
— …я стар и не пригоден для дела? — перебил его Шамрон.
— Ты неблагоразумный, нетерпеливый и порой нерациональный, но для дела пригоден будешь всегда.
Шамрон согласно кивнул. С возрастом он научился видеть в себе недостатки, пусть и тратил на это время, за которое мог бы их исправить.
— И как он? — спросил Габриель.
— По-старому.
— О чем говорили?
— Беседа вышла откровенной и разносторонней.
— То есть вы рассорились?
— Я в жизни кричал только на одного премьера.
— На которого? — с искренним любопытством поинтересовался Габриель.
— На Голду,[1]— сказал Шамрон. — На следующий день после теракта в Мюнхене. Я говорил, что пора менять тактику, надо терроризировать террористов. Дал ей список целей — людей, которых надлежало уничтожить. Голда и слышать меня не хотела.
— И ты наорал на нее?
— Не лучший момент в моей жизни.
— А она что?
— Конечно же, орала в ответ. Правда, потом прониклась моим ходом мысли, и я представил ей второй список — имена юношей, которых мы собирались послать на выполнение миссии. Все они согласились без колебаний. — Помолчав, Шамрон добавил: — Все, кроме одного.
Габриель молча убрал грязный кусочек ваты в герметичную банку. И если от запаха растворителя можно было избавиться, то воспоминаний о первой встрече с человеком по прозвищу Memuneh — «Ответственный за все» — было не спрятать, не запереть. Все произошло в нескольких сотнях ярдов отсюда, в кампусе Академии искусств и дизайна Безалель. Габриель вышел из аудитории, где читали лекцию о творчестве Виктора Франкеля, знаменитого немецкого экспрессиониста (а заодно и его деда по материнской линии). Шамрон ждал его на краю пропеченного солнцем внутреннего двора: человек-гвоздь, в страшных очках; его зубы напоминали капкан. И как всегда, он хорошо подготовился. Шамрон знал, что Габриель вырос в унылой деревушке в Изреэльской долине и терпеть не мог копаться в земле. Знал, что мать Габриеля — талантливая художница — выжила в концлагере Биркенау, но проиграла в борьбе с раком, сожравшим ее изнутри. Что первый язык Габриеля — немецкий, и что на нем он разговаривает во сне. Все это Шамрон почерпнул из досье, папку с которым держал в желтых от никотина пальцах.
— Операцию назовем «Гнев Божий», — сказал он тогда. — Дело не в правосудии, мы просто мстим. За жизни одиннадцати человек, невинно убиенных в Мюнхене.
Габриель посоветовал Шамрону найти кого-нибудь другого.
— Не нужен мне другой, — ответил тот. — Мне нужен ты.
Следующие три года Габриель и остальные участники операции «Гнев Божий» выслеживали свои цели и методично уничтожали их по всей Европе и Ближнему Востоку. Габриель, вооруженный «береттой» двадцать второго калибра — тихим, идеально подходящим для стрельбы с близкого расстояния пистолетом, лично убил шестерых членов «Черного сентября». Если удавалось, он стрелял в них ровно одиннадцать раз, по одной пуле за каждого погибшего в Мюнхене израильтянина. Домой он вернулся, буквально постарев лет на двадцать: виски его поседели. Не в силах больше творить собственные картины, он отправился в Венецию обучаться искусству реставрации. Отдохнув же, вновь поступил на службу к Шамрону и за последующие годы выполнил несколько самых громких дел в истории израильской разведки. Наконец, после многих лет скитаний, он вернулся в Иерусалим. Никто так не обрадовался его возвращению, как Шамрон, который любил Габриеля как родного сына и в квартире на улице Наркис вел себя как дома. Когда-то, может, Габриель и прогнулся бы под давлением постоянного присутствия Шамрона, но не теперь. Ари Шамрон вечен, зато сосуд его души — нет.
Ничто так не губило его здоровье, как бесконечное курение. К табаку молодой Шамрон пристрастился еще в Восточной Польше, а на войне за независимость Израиля привычка усугубилась. И вот, рассказывая о встрече с премьер-министром, Ари Шамрон чиркнул колесиком старенькой «зиппо» и прикурил очередную вонючую сигарету.
— Премьер-министр, как всегда, на грани, даже чуть ближе к срыву, чем обычно. Не без причины. Великое арабское восстание ввергло в хаос весь регион. Иранцы как никогда близки к исполнению мечты о реализации ядерной программы. Еще немного — и они получат иммунитет, нашим войскам уже не удастся вмешаться без помощи американцев. — Шамрон захлопнул крышку зажигалки и взглянул на Габриеля, который все это время работал над картиной. — Ты меня слушаешь?
— Ловлю каждое твое слово.
— Докажи.
Габриель повторил его речь слово в слово, и Шамрон улыбнулся. Безупречную память Габриеля он всегда считал одним из главных достоинств своего протеже. Шамрон повертел в пальцах зажигалку: два оборота вправо, два — влево.
— Беда в том, что президент Америки не намерен вводить каких-либо строгих ограничений. Он лишь говорит, что не позволит иранцам создать ядерное оружие. Это заявление бессмысленно, если у иранцев будет возможность создать оружие в кратчайшие сроки.
— Прямо как японцы.
— Японцами не правит безумное шиитское духовенство. Если президент США проявит беспечность, то за свою карьеру добьется двух больших свершений: ядерный арсенал Ирана и восстановление исламского халифата.
— Добро пожаловать в постамериканский мир, Ари.
— Вот потому-то я и считаю, что глупо вверять нашу безопасность заботам Америки. Впрочем, это не единственная головная боль премьер-министра, — добавил Шамрон. — У генералов нет эффективного плана атаки, чтобы одним ударом уничтожить все ядерные объекты Ирана. А с бульвара Царя Саула, где заправляет твой друг Узи Навот, уверяют премьер-министра, дескать, одностороннее нападение на персов станет катастрофой библейского масштаба.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
