– Да, старость и смерть уже не за горами, Саша, – заметил Чихмачян. Он вытащил сигареты и закурил. – На кладбище прогулы ставят.
– А ч-человек – это такая скотина, что ко всему привыкает, – философски изрек Акимыч и вдруг радостно гоготнул, когда из подъезда вышел сосед Акимыча – банкир Павел Олегович Голда.
И Акимычу, и Голде было по пятьдесят пять лет, и в школе они в свое время учились в одном классе. Так вот, если кому любопытно, то Саша Невменько в ту пору сквозил знаниями, а вот Павел Олегович в шестом классе остался на второй год.
– Привет, – сухо поздоровался Голда, он и вообще-то был сух и неразговорчив с соседями.
– Привет, Паша, – отозвался Невменько.
Банкир Голда кивнул, сел в «Мерседес» и укатил, а Евгений Иванович Чихмачян подумал-подумал, сплюнул и лукаво спросил Акимыча:
– А что за Паша такой?..
– А ты не знаешь?
Чихмачян покачал головой:
– Я ж не местный.
– Одноклассник мой. – Акимыч поглядел по сторонам, вытащил телефон из кармана, правда, звонить почему-то не стал и убрал обратно.
Чихмачян высморкался в платок, больше похожий на капюшон, и, недолго думая, изрек:
– Я тут видел его, он с бабой из ресторации шел.
Акимыч пожал плечами.
– «Перестань строить рожи, Паша», – говорит она ему, ну, я взглянул, а он мне такую рожу скорчил, что я чуть не обиделся.
Акимыч кивнул:
– С нервами у него не в порядке, зато теперь – банкир.
– Банкир, значит. – Евгений Иванович внезапно обиделся. – Банкир? – переспросил он. – А пойдем тоже в банкиры попросимся? – кивнул он со смешком на очередь в храм Илии пророка. – А чего мелочиться?.. Если уж он банкир. – Чихмачян скорчил рожу, передразнивая Голду.
– Чего-то не едут, – поглядел по сторонам он. – Хоронить-то сегодня опять, что ль, ни одну собаку не будем?.. – У Невменько набежала на лицо тень от летящего над головой самолета. Чихмачян, проводив самолет глазами, вскочил.
– Саша, – обратился он к генеральному директору МП «Катафалки», – пойдем и мы, раз работы все равно нет, попросим себе двух ласковых девушек для совместной жизни... Тебе – брюнетку, а мне, так и быть, – блондинку какую-нибудь убогую, что ли?.. Ну, чтоб хоть день не зря прошел, а?..
Акимыч косо посмотрел на толстую щетину коллеги.
– А шпинату с лососем не хочешь? – внезапно очень зло спросил он. – Девки ему понадобились.
– И шпинату хочу, обязательно причем. – Евгений Иванович смачно сглотнул. – И картошку фри с пивком. А что?.. Много хочу?.. Так там же, – кивнул он на храм, – индивидуальный подход, могут и шпинату на подносе подать.
– Так за девками или за шпинатом? – издевательски уточнил Акимыч и тоже поднялся.
– Я бы шпинату погодил. – Чихмачян грустно улыбнулся своим мыслям.
– Почему же? – разозлился Акимыч. – Нам ведь – что девки, что шпинат.
– Мне не важно женщину, мне важно мечту, Саша, дружок, – неожиданно в тон ему ответил Чихмачян. – Люби меня – как я тебя... И все дела, – отправляя воздушный поцелуй в сторону неба, распалялся он. – И с немалой вероятностью – оно ж может сбыться!
– Дружок... так собаку зовут, ты меня больше «дружком» не называй, – предупредил Акимыч. – Пока ты тут ждешь заказ на похороны, я за счастьем схожу, а ты – потом, если собаку не привезут, лады?.. Жизнь-то одна, – пробормотал он и бодро зашагал к храму.
– Дашь потрогать? – крикнул ему вслед Чихмачян.
– Чего? – обернулся Акимыч.
– Счастье. – Чихмачян фыркнул и потер руки. – Давно я его не трогал.
– Если дадут – потрогаешь, – неопределенно пообещал Акимыч.
– Если есть ангелы, значит, у них есть голос, и ты услышишь, что они скажут в ответ на просьбу. – Чихмачян поежился. – Может, и я успею?..
– С некоторой вероятностью, – пробормотал Акимыч.
С умным видом он обошел очередь. Его физиогномия с глазами наглеца была задумчива, как никогда... За счастьем он отправлялся впервые, поскольку предпочитал до сегодняшнего дня жить и особо не париться без оного.
– Счастье-счастье – оно ж внутри нас, – шел и повторял Акимыч, пытаясь образно выразить свое желание Фортуны. – Ага. А что же я хочу?.. Ну, первое желание – это разнузданный секс с Анджелиной Джоли, пока не надоест, а второе – денег, чтоб куры не клевали! Нет, надо как-то лучше выражать, а то кинут с неба – сто мешков с копейками... А одно можно или два?.. А как бы два в одном, если можно, допустим, лишь одно?..
Оставалось миновать еще одну очередь , когда Акимыч бросил взгляд на небо и вмиг покрылся пупырышками: из серого облака на него свешивалось и смотрело лицо бывшей жены Верки-дуры.
– От тебя ж ни кожи, ни мяса Анджелинке-то Джоли, – напомнила ему с неба его дура Верка, скончавшаяся от рака три года назад. Они и не жили уже лет десять до ее светопреставления .
– Но-но-но!.. – собрался с духом и погрозил Верке пальцем Акимыч. – Но-но, Бабуля-ягуля...
– Ехидный, – сплюнула на Акимыча сверху Верка. – В аду сгоришь – за все свои дела.
– Буду гореть в аду, – откашлялся и сразу согласился Акимыч. – Рядом с тобой, Вера.
– А за что, засранец?.. – уточнила Верка.
– За то самое, – поддразнил покойницу Александр Акимыч. – Буду гореть, если счастья не получу, вот так-то! – Тут Невменько церемонно раскланялся с охраной храма и вошел в него.
Очередь словно и не заметила такой вопиющей циничности, а Акимыч, надо вам сказать, ни в каких очередях сроду не стоял, имел такой талант не стоять и проходил везде, где бы то ни было... Правда, счастья это особого ему не приносило, так ведь и горя не было никакого, если трезво глянуть на ситуацию жизни Александра Акимовича Невменько, генерального директора МП «Катафалки для кошек энд собак».
ПЕРЕСТАНЬ СТРОИТЬ РОЖИ
«Перестань строить рожи, Паша», – слышу я уже пятьдесят лет от мамы, бабушки, деда, а теперь мне это повторяет моя жена, тесть и теща.
– Перестань строить рожи, Паша!..
Павел Олегович от души состроил рожу в спину своего водителя.
«Может, счастья попросить?» – сосредоточенно глядя на очередь к храму пророка Илии, рассеянно думал Голда. Потом вспомнил, что он – банкир и в принципе как бы счастлив уже, и снова состроил печальную рожу.
Голда Павел Олегович, банкир.
Солидный, в приличных брюках. С животиком.
Ну, с ним все понятно...
«Он хорошо воспитан, обучен искусству лжи и умеет скрывать свои реальные чувства и помыслы, например такие, как желание пойти в туалет во время важных переговоров...» Эти слова были явно не про Павла Олеговича Голду, явно не про него. Павел-то Олегович ни в чем себе не отказывал. Он был на редкость эмоционален и возбудим, пожалуй, он даже был и, собственно, есть – самый эмоциональный банкир в России за всю историю банковского дела страны...