НОЧЬ. МЧИТСЯ «КРАСНАЯ СТРЕЛА» В САНКТ-ПЕТЕРБУРГ...
Освещенные окна вагонов проносящегося поезда гаснут одно за другим.
Грохочут колеса состава...
Черными силуэтами мелькают на фоне сизо-фиолетового ночного неба пролетающие мимо кроны деревьев.
Желтыми ниточками струятся назад огоньки далеких и неведомых поселений...
В нашем вагоне, в котором едут В.В. и Ангел, погасли почти все окна.
Кроме окна шестого купе...
И если бы нам удалось приблизиться к рвущемуся вперед вагону и на ходу заглянуть из ночи в это окно...
...мы увидели бы, как могучий Ангел переодевается в веселенькую пижаму и ложится на свою постель, достает из портфеля очки, газету...
... В.В. аккуратненько наливает в стакан немного джина...
...и они продолжают о чем-то очень увлеченно болтать.
ШЕСТОЕ КУПЕ АНГЕЛА И В.В.
— Когда-то я неплохо знал такой предмет, как «теория полета», — говорил В.В., внимательно разглядывая мощную фигуру Ангела. — И путем нехитрых прикидок: массы вашего тела — килограммов девяносто, «силы тяги» для такого веса, оптимальных «углов атаки» крыла, вектора «подъемной силы» с учетом возможного «лобового сопротивления», — размах ваших ангельских несущих плоскостей — то бишь крыльев — должен быть не менее пяти метров! Если вы, конечно, действительно настоящий Ангел...
— Ну что за чушь, Владим Владимыч?! — проговорил Ангел, надевая очки и укладываясь. — От силы два — два с половиной метра...
В.В. отхлебнул джин из стакана, возмутился:
— Что вы мне вкручиваете? Это на ваши-то девяносто килограммов веса?!
Ангел приподнялся на локте, посмотрел на В.В. поверх очков:
— На какие девяносто? Когда крылья мне были положены по штатному расписанию, во мне было всего сорок-сорок пять кило... Я был ребенком. Что-то вроде сегодняшнего пятиклассника. А вы — «пять метров», «пять метров»... В то время мне такими крыльями и не взмахнуть было бы!
В.В. молча, в упор посмотрел на Ангела и подумал: «Или этот сукин сын вешает мне лапшу на уши, или...»
— Никто вам лапшу на уши не вешает! — недовольно сказал Ангел. — Вы спросили — я ответил.
Тут В.В. совсем обозлился:
— Немедленно прекратите демонстрировать мне свои паранормальные фокусы! И не смейте подглядывать за моими мыслями!!!
— Да ради всего святого, — досадливо ответил Ангел и уткнулся в отдел происшествий «Московского комсомольца».
— Простите... — устыдился В.В. — Я, наверное, слегка перекушал.
— Да нет же, — сказал Ангел. — Вы на удивление в прекрасной форме. Но когда вы начинаете выдумывать обо мне всяческие небылицы, да еще и пытаетесь обосновать их своей примитивной теорией полета, которая ко мне не имеет никакого отношения, я просто обязан уберечь вас от ваших же заблуждений. В конце концов, это мой профессиональный долг!
— Какой еще «профессиональный долг»?! — удивился В.В.
— Обыкновенный. Ангельский. Так сказать, долг нормального ангела-хранителя.
В.В. плеснул себе немного джина в стакан и, словно впервые осознав, кто его сосед, осторожно спросил:
— Слушайте... Так вы что... В самом деле? Этот... Ну как его? Ангел?!
Ангел отложил газету, поднял очки на лоб, посмотрел на В.В. голубыми, широко расставленными глазами. Ответил негромко, внимательно наблюдая за реакцией В.В.:
— Да, я — профессиональный Ангел. Но не в классическом представлении образа, который веками складывался у верующих и страждущих. Кстати, в образе которого я и сам пребывал почти тринадцать земных лет, когда беззаветно служил Единой Вере и был одним из лучших учеников Господа. Пока не усомнился в его непререкаемой канонической правоте...
В.В. выпил, потрясенно пробормотал:
— Батюшки-светы!.. Так вы еще и отступник?! Так сказать, Ангел-расстрига?.. Ничего себе уха!
— А что вас так удивляет, Владим Владимыч? — глядя на В.В. поверх очков строгими голубыми глазами, сказал Ангел. — Чем вас так поразило мое «отступничество»? Что вас так шокировало во мне — рядовом Ангеле, когда на ваших глазах происходит такое всеобщее и великое «вероотступничество», которого никто даже и предположить не мог! Так что мой пример должен вас только позабавить, не более. Что это может вас так удивить, когда официально открыт ежедневный сезон охоты друг на друга, в котором гибнут сотни тысяч людей во всем мире, а виноватых в этой кровавой бойне охраняет такое количество натасканных волкодавов, что к ним и не подступиться... Разве только внутри их собственной стаи один перегрызет глотку другому своему собрату по общему воровскому делу. А вас не удивляет, что все эти ребята, будто по команде, стали истерически возводить храмы Господни, неумело креститься, кликушествовать со свечечками в руках и фальшиво отпевать ими же убиенных?.. И уж коль все это происходит на ваших глазах, дорогой Владим Вдадимыч, чего уж вы так поразились моей утрате веры во всемогущество Господа?
— Да слышал я это уже все, Ангел! — раздраженно ответил В.В. — Сотни раз слышал... От ленинградских и московских Приятелей, от нью-йоркских, лос-анджелесских и мюнхенских эмигрантов, от себя, любимого, наконец!..
— Так если это для вас не новость, какого же... извините!...вы так взъерепенились?
В.В. злобно приподнял бутылку: джина там оставалось на донышке — сантиметра два, не больше.
