Мать Саида — домохозяйка. Она была совсем юной, когда познакомилась со своим будущим мужем, как и сегодня принято в семьях с традиционным укладом жизни. На момент знакомства ей было четырнадцать, ему — двадцать два. Впервые увидев его в день помолвки, она не захотела принять его в качестве жениха. Но отец настоял на своем, и через год сыграли свадьбу. После помолвки она должна была бросить школу, потому что родные считали дальнейшую учебу в школе необязательной для будущей домохозяйки. В то время так думали во многих семьях.
До свадьбы она ни разу не разговаривала с будущим мужем наедине. Во время их встреч в комнате всегда присутствовали родители. Ни в коем случае нельзя было допустить близости жениха и невесты до свадьбы: девушка должна выйти замуж девственницей. На свадебное торжество пригласили четыреста гостей. Свадьбы принято отмечать с большим размахом — не важно, богаты или бедны вступающие в брак. Зачастую мужчины и женщины празднуют отдельно друг от друга, и лишь молодые остаются вместе. Так было и на свадьбе родителей Саида.
Из Наблуса в Иорданию и обратно //
После свадьбы пошли дети, и на сегодняшний день их уже девять. В шестнадцать лет у молодой женщины родился первый сын, потом еще один, а 17 февраля 1985 года — третий, Саид. Он появился на свет во время фаджра. Это слово означает «рассвет»: так называется ежедневная предрассветная молитва. В роддоме женщины лежали в четырехместных предродовых палатах. В родильном зале с бирюзовыми стенами стояли два родильных кресла, отделенные друг от друга занавесками. Краска на больничных стенах облупилась, из крана текла ржавая вода. Спустя годы в здании сделают капитальный ремонт, что станет возможным лишь благодаря помощи международных организаций. Государственная казна опустела, и без финансовой помощи других стран не обойтись.
Когда Саиду исполнился год, он отправился в свое первое большое путешествие. Семья переехала в соседнюю страну, Иорданию. Отцу там предложили работу, от которой он не хотел отказываться. Он мог получать там примерно четыреста евро в месяц (в пересчете на европейскую валюту) — очень хороший заработок по тем временам. Но как только они приехали в Иорданию, все их планы перечеркнула местная бюрократия. Правительство Иордании не хотело принимать мигрантов. Им не разрешили остаться на длительный срок, и уже через год семье пришлось вернуться в Наблус. Отныне иорданские телеканалы, которые они могли принимать дома, постоянно напоминали им об их благополучной жизни в соседней стране. Собственных телепрограмм у палестинцев в то время не было. Но говорили они с иорданцами на одном языке — арабском. Даже их диалекты очень схожи. Варианты арабского языка, на которых говорят в разных регионах, сильно разнятся между собой. Алжирцев и марокканцев палестинцы понимают с трудом, а с иорданцами или ливанцами проблем у них не возникает. Правда, на телевидении пользуются межрегиональным вариантом арабского языка, который понятен всем.
Когда семья вернулась в Наблус, Саид пошел в детский сад, расположенный в нескольких метрах от мечети. Сегодня в одной из комнат детсада перед телевизором и видеомагнитофоном расставлены маленькие стульчики, в углу стоит большая коробка с окошком и занавесками — для игры в кукольный театр. Еще через две комнаты стоит маленький розовый пластмассовый столик с зеркалом. «Уголок для нанесения макияжа», — поясняет один из сотрудников. — Чтобы девочки учились «наводить красоту». На семейные праздники многие из них приходят с накрашенными губами и тенями на веках, а мальчики надевают костюмы и галстуки. Дети рано начинают придерживаться правил взрослого мира.
Игра в мучеников //
Мальчики из группы Саида придумали игру в духе Первой интифады, которая вовсю бушевала на улицах. В переводе ее название звучит как «Мученик — Божий любимец». Один из детей притворялся мертвым и неподвижно лежал на полу. Другие мальчики поднимали его, чуть встряхивали и проносили по комнате, время от времени выкрикивая: «Мученик — Божий любимец». Малыши подсмотрели этот ритуал у взрослых: жертв уличных боев провожали в последний путь множество людей. Нередко отцы брали на похороны сыновей.
Что творилось в душах детей, воспитателям рассказывали их рисунки. «На большинстве рисунков было изображено оружие, израильские военные самолеты или швыряющие камни палестинцы», — рассказывает один из сотрудников детского сада. Уличные события находили отражение в ярких красках детских рисунков. Играя на улице, дети видели израильских солдат или вооруженных камнями палестинцев. Оставаясь дома, дети, возможно, слышали, что говорят о происходящем родители или старшие братья и сестры, видели новости по телевизору.
В семье Саида Интифада была темой номер один, потому что она влияла на все сферы жизни. Израильская армия установила контрольно-пропускные пункты, осложнив палестинцам участие в протестах. Но КПП между городами блокировали и путь на работу. Они ограничивали возможность передвижения. Каким бы ни было отношение конкретного человека к протестам против израильского правительства —; приветствовал ли он их или отвергал, — последствия затрагивали всех. Отец Саида, например, рассказывает, что в то время он не принимал участия в демонстрациях, потому что не хотел подвергать опасности детей. Но от последствий Интифады страдали и те, кто не участвовал в протестах и уличных боях.
К этому добавлялось беспокойство за судьбу знакомых и родственников, участвовавших в беспорядках и подвергавших себя риску наказания. Кто-то провел в израильских тюрьмах месяцы, кто-то — годы. В районе, где жила семья Саида, тоже были арестованные. Рано или поздно ребенок должен был узнать об этом. Ведь с точки зрения палестинцев арестованные были героями, о них говорили. Однако самого большого внимания удостаиваются не живые, а погибшие в бою — мученики.
Через какое-то время Саид перестал ходить в детский сад. Он чувствовал себя там неуютно, ему там не нравилось. Возможно, он был еще не готов к садику, как это иногда бывает. Его отец и так за него боялся. Он хотел, чтобы дети сидели дома, пока на улице сохраняется столь опасная обстановка. Здесь они были ограждены от враждебного внешнего мира. Поэтому раннее детство Саида прошло в тесных рамках квартиры. К ней прилегает внутренний дворик, огороженный высокими стенами, за которыми не видно улицы.
В тесноте с братьями и сестрами //
Дети жили в одной комнате с родителями. Ситуация не изменится и позже, когда на свет появятся другие братья и сестры Саида. На полу лежат матрасы, посередине комнаты стоит большая двуспальная кровать. Отсюда можно попасть в гостиную, из нее — в маленькую кухню, в ванную, к выходу и к спальне бабушки с дедушкой, родителей отца Саида. Жилищная ситуация изменится, лишь когда Саиду исполнится лет шесть-семь.
Жители центра города зачастую живут еще стесненнее: комнаты еще меньше, коридоры узкие, потолки — низкие. Далеко не у всех есть и внутренний дворик, как перед квартирой Саида. Там растет одно апельсиновое и два лимонных дерева; с металлической решетки, закрывающей больше половины маленького дворика, свисают гроздья черного и зеленого винограда. Виноградные листья создают спасительную тень. В дворике стоят ведра с землей, в которых отец Саида выращивает розы. По асфальтовому покрытию внутреннего двора Саид наматывал круги на велосипеде. Велосипед был один на всех детей, как и другие немногочисленные игрушки. Для Саида велосипед был слишком велик, для его старших братьев — слишком мал.
