Красавица закончила свою партию. Петр Иванович плесканул из граненой бутылки в ее стакан, они чокнулись, выпили и поцеловались. И только тогда она небрежно заметила:
— Петя, к тебе гости.
Петр Иванович обернулся.
— Заходи, мужики. Сватья моя — Ирина Васильевна Мерцалова.
3
…И зря он сомневался насчет экипировки. Встречающие — в основном, мужики — все были в черных костюмах, в шляпах. Только у евреев шляпы черные, а у Петра Ивановича — беж. И рубашки у них почему-то без галстуков. Зато волосня какая-то по бокам. Может, это пейсы и есть? Скорей всего. А у некоторых еще из-под пиджаков бахрома белая вылазит… Так. А кто ж меня встречает?.. Должны с плакатом…
— Васина кто встречает?! — гаркнул он.
Из толпы выпростался запыхавшийся лысый бородатый мужик лет сорока пяти в толстых очках. На груди у него висела табличка: «Встречаю Васина Петра Ивановича». Петр Иванович никогда еще не видел свою фамилию, написанную такими большими буквами.
— С приездом, Петр Иванович! — Лысый без разговоров перехватил у него чемодан с электричеством и, к немалому удивлению Петра Ивановича, не помер тут же на месте. Похилился малость, но попер без особой натуги.
— Может, тележку взять? — предложил Петр Иванович.
— У меня машина рядом, метров триста.
«Дает еврей!» — улыбнулся Петр Иванович, и настроение у него пошло на поправку. Он кивнул на окружающую среду:
— Тель-Авив?
— Он самый. Не люблю. Жлобский город. На Бескудниково похоже. Иерусалим увидите, это да!
В зарубежной машине, иномарке, сидела баба, помоложе лысого, но тоже в очках, правда, не таких толстых. Малость вислоносая.
— Алка, жена моя, — сказал лысый и только теперь сунул гостю вялую руку. Миша. По-здешнему, Моше. Так ведь и она по-тутошнему не Алка…
— А чего, Алла — очень красивое имя, — сказал Петр Иванович, загружая чемоданы в багажник. — Вот Пугачева Алла Борисовна…
— Петр Иванович, — перебил гостя лысый, — тут вот какие у нас осложнения, не знаю, говорила вам Ирина Васильевна, Наум бен Арон, ну, в смысле Наум Аронович, он… болен. Сейчас ему хуже, положили в больницу. Остановитесь пока у нас, потом разберемся. Алка, падла невеселая моя, врубай, поехали! Кушать хочется.
Алка устало улыбнулась. Петр Иванович сразу просек, что балабона своего она любит.
— Курить можно?
— У нас все можно. Алка, включи мазган. Он же кондиционер.
— А разве жарко? — искренне удивился Петр Иванович. Алка взглянула на него с такой страдальческой завистью, что ему стало неловко: — Припекает вообще-то… Как в Сочах.
— Мишке вот жара хоть бы что, — вздохнула Алка, выруливая на шоссе. — А я помираю. С мая по сентябрь ни одного дождя.
— Полукровка, одно слово. Лучше скажи, пожрать приготовила? Алкоголь есть в доме?.. Молчит, зараза. Значит пусто.
Петр Иванович деликатно перевел тему:
— Природа здесь, как в Крыму, непосредственно?..
— Какое! Там рай! Алка сама из Ялты кстати, я ее там на пляже отловил…
— Ну вот же — вроде пальмы?..
— Так не росло ж ничего! Посадили. Ничего не было — каменная пустыня… На севере в Галилее получше. Алка, ты мне не ответила на поставленный вопрос: есть в доме жрачка с питьем или нет?
— Я ж сутки дежурила, — уныло отозвалась Алка. — Не отвлекай меня, а то врежусь. Я работаю, понимаешь?
— Она работает, а я?
— Тоже мне работа!.. Сидит до двух в университете, с девками треплется!..
— Это — да, — скромно подтвердил Мишка, кивая лысой головой. — Очень девок люблю. И они меня, отдать должное, тоже.
— С такой-то лысиной? — усмехнулась Алка.
— Борода компенсирует. И вообще: укороти метлу, женщина, следи за базаром.
Петр Иванович приятно оторопел, уж больно лексикон знакомый. И вопросительно взглянул на Алку.
— Да не сидел он, не сидел! — засмеялась она. — Он просто книгу пишет по бандитскому языку, по жаргону.
— И, между прочим, спецкурс веду в Иерусалимском университете, прошу не забывать.
— А кому ж ты его ведешь, этот курс? — поинтересовался Петр Иванович, само собой перейдя на «ты».
— Студентам-славистам. Они русский язык всесторонне знать должны. Алка, у нас газета есть? Когда сегодня звезда взойдет?
Алка достала из бардачка газету и, не оборачиваясь, протянула мужу. Мишка зашуршал бумагой.
— Та-ак… можно не спешить. Звезда сегодня в семнадцать тридцать две. А сейчас семнадцать тридцать семь. Всё! Спасибо тебе, золотушница моя. Поясняю гостю наши туземные порядки. Вы, Петр Иванович, попали в гости к мудакам. До завтрашнего вечера все магазины закрыты. Алка, тормози у танка, я тебя убью, ты будешь моей прошедшей женой.
Действительно, на каменистом откосе, поросшем колючим кустарником, стоял крашенный суриком допотопный броневик. Рядом на камне была табличка. Алка останавливаться, разумеется, не стала.
— Памятник войне сорок восьмого года, — сказал Мишка.
— Кто победил? — поинтересовался Петр Иванович. Мишка на секунду примолк, внимательно разглядывая гостя в зеркало заднего вида.
— Как кто? — стараясь погасить в себе удивление, ответил он. — Евреи, конечно. Арабы воевать не умеют.
— Ну, не скажи-и… Я на Кавказе служил, там грузины…
— Так то грузины, — перебил Мишка, — а здесь — арабы. Кстати, о грузинах. Вот Иосиф Виссарионович умный был человек, а дурак. В сорок восьмом году своей собственной рукой организовал государство Израиль. Вернее, не запретил, не наложил вето. Хотя евреев, как известно, люто ненавидел. Уверен был, что, разреши Израилю сегодня возникнуть, завтра коалиция арабских стран объявит Израилю войну и сметет его с лица земли до основанья, а затем… А перед всем миром Ёся, значит, будет интернационалист и миротворец. Не вышел фокус. Евреи размолотили арабов за себя и за того парня…
Петр Иванович понимал, конечно, — тюлю порет лысый, однако осаживать Мишку не решался, в гостях как-никак. Только морщился незаметно.
— А что если нам к арабам заехать? — вслух подумала Алка. — У них все и купим. В Вифлееме?
Петр Иванович вздрогнул.
— Да, да! — закивал в зеркале Мишка. — Туда, где Иисус родился! Сейчас там арабский город, одни арабы живут. Машину нашу камнями закидают, а нам отрежут яйца…
— Поедем в Вифлеем, — твердо сказала Алка, притормозила и стала разворачиваться.
Мишка покорно сложил руки на животе.
