Книга Другая заря [= Новый рассвет ] - Сандра Браун

Наступил день свадьбы Бэннер Коулмен.

Она чувствовала себя настоящей невестой, стоя в церкви за украшенной цветами ширмой и глядя на людей, пришедших в субботний день посмотреть, как она выходит замуж за Грейди Шелдона.

Приглашен был почти весь Ларсен, и, судя по толпе, заполнившей церковь, все, кто получил приглашение, разоделись в самое лучшее и пришли.

Бэннер переминалась с ноги на ногу, наслаждаясь тем, как шелестит шелковое платье при каждом ее движении. Из-под ее юбки, по-модному зауженной, виднелись атласные туфельки. Присобранная сзади ткань падала вниз мягким каскадом, переходя в короткий шлейф. Тюлевая кокетка, украшенная мелкими жемчужинами, заканчивалась стоячим воротником. В этом наряде девушка напоминала стебелек лилии. Разрез чуть приоткрывал ложбинку между грудями, и это выглядело очень соблазнительно, тем более что платье плотно облегало ее. Кружевная вуаль, заказанная лучшей белошвейкой Ларсена в самом Нью-Йорке и доставленная прямо оттуда, прикрывала темные волосы и лицо девушки.

Вообще-то Бэннер любила светлое, но это платье цвета слоновой кости слишком контрастировало с черными как ночь волосами. И лицо девушки было цвета спелого абрикоса, а не бледное, словно молоко, как полагалось по моде. Она проводила много времени на солнце без зонтика, тогда как леди считали его предметом совершенно необходимым. От матери Бэннер унаследовала веснушки на переносице, и портнихи отметили этот изъян с деланным сочувствием.

— Такая хорошенькая. Вот если бы она получше защищалась от южного солнца.

Бэннер давно все поняла про свое лицо. Его никто не назвал бы красивым в классическом смысле, но она предпочитала нетрадиционность во всем. Поэтому нечего волноваться из-за каких-то веснушек. К тому же у матери они тоже есть. А мать красавица.

Глаза она унаследовала обоих родителей, хотя у отца они зеленые, а у матери цвета виски. У самой же Бэннер что-то среднее — золотистые с зелеными крапинками. Такие называют кошачьими, но это не совсем точно. В них нет серого. Только топаз, золото и немного зелени.

Толпа пребывала в ожидании и возбуждении. Раздались робкие, словно неуверенные звуки органа. Бэннер охватило счастье, и щеки ее залились румянцем. Она знала, что хорошо выглядит. Знала, что любима, и чувствовала себя, как положено невесте.

Все скамьи в церкви были заполнены. Центральный проход попросили освободить для церемонии. Слабый южный ветерок проникал в высокие окна — по шесть с каждой стороны — и нежно овевал лица гостей, пришедших на свадьбу в этот теплый весенний день. Мужчины смущенно подергивали шеями, стесненными тугими, давящими воротничками, а дамы, утопающие в рюшах, обмахивались веерами и тонкими носовыми платками. В воздухе плыл аромат роз, срезанных в это утро, и капли росы еще сверкали на бархатных лепестках. Бэннер выбрала цветы всех оттенков — от рубиново-красных до снежно-белых. Три подружки невесты стояли впереди, в нескольких шагах от нее, в платьях пастельных тонов с широкими поясами и казались такими же хрупкими, как и цветы, украшавшие церковь.

Это была самая прекрасная свадьба, какую только могла вообразить Бэннер Коулмен.

— Ты готова, принцесса?

Она подняла голову и сквозь вуаль посмотрела на отца. Девушка не слышала, как он подошел к ней и встал рядом.

— Папа, ты такой красивый!

Росс Коулмен широко улыбнулся. Его улыбка до сих пор пленяла женщин. Зрелость сделала этого мужчину еще более привлекательным. Несколько серебристых прядей на висках и в широких густых бакенбардах украшали его.

В свои пятьдесят два года высокий, широкоплечий Коулмен остался стройным. Физическая работа позволяла ему сохранять форму. В темном костюме и белой рубашке с высоким воротничком он был очень импозантен, и каждая невеста хотела бы, чтобы именно так выглядел ее отец.

— Спасибо. — Коулмен слегка поклонился.

— Неудивительно, что мама вышла за тебя замуж. Ты был такой же красивый в день свадьбы?

Глаза его на секунду метнулись в сторону. В тот день шел дождь, и Коулмен вспомнил группу усталых переселенцев, окруживших его фургон, и испуганную Лидию, казалось, готовую убежать, и себя, обиженного и сердитого. Его заставили жениться, и он был в ярости. Но очень скоро Росс убедился, что это лучший поступок из всех, какие он совершил в жизни. Его мнение о Лидии стало меняться с той минуты, когда священник сказал: «Теперь можешь поцеловать свою невесту». И тогда Коулмен впервые поцеловал ее.

— Вы поженились во время путешествия?

— Да.

— Бьюсь об заклад, мама не слишком огорчилась, что ты был не так разодет.

— Думаю, ты права.

Глаза Коулмена блуждали по церкви, пока он не увидел женщину, которую только что провели к передней скамье.

— Она сегодня необычайно хороша, — сказала Бэннер, — проследив за взглядом отца.

На Лидии было шелковое платье цвета меда, расшитое бисером. Солнце, проникавшее через окна, вспыхивало красным пламенем у нее в волосах.

— Да, очень хороша.

Бэннер насмешливо ткнула его локтем:

— Ты всегда считаешь, что она красавица. Росс повернулся к дочери:

— Я и тебя всегда считаю красавицей. — Он оценивающе оглядел платье Бэннер и вуаль, делавшую ее таинственной и недоступной. Дочь скоро будет принадлежать другому. И он, Коулмен, уже не будет самым главным мужчиной в ее жизни.

При мысли, что теперь их отношения навсегда изменятся, у него перехватило дыхание. Он хотел, чтобы Бэннер осталась маленькой девочкой, его принцессой.

— Ты потрясающая невеста, Бэннер. Мы с матерью любим тебя. Нам нелегко отдавать тебя даже такому замечательному парню, как Грейди.