Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
Мне не довелось застать деда и бабку живыми. Вероятно, я видел их фотографии в семейном альбоме, но подобные снимки — на фоне горшка с «дружной семейкой» или расправленных парусов яхты — ничего не скажут об их характере. Возможно, несмотря на все жизненные тяготы, они любили друг друга до гроба, возможно, нет; мой отец — единственный источник сведений — ничего об этом не знал.
Когда дедушка Милн умер, общий глас был таков: «Бедняки утратили своего покровителя». Ни слова не было сказано о чувствах беднейших из бедняков — его собственном семействе. Они тоже утратили своего защитника, но кто знает, с облегчением или радостью бабушка Милн рассуждала, что ныне ее муж там, куда добродетель рано или поздно приводит достойных. Вероятно, жить без него было равно невыносимо, как и с ним.
Так или иначе, теперь судьба вдовы была в надежных руках сына Джона, после смерти отца де-юре ставшего главой семьи, каковым много лет он являлся де-факто. К тому времени Джону исполнилось двадцать девять. Балансируя между уделом герцога и мусорщика, он служил бухгалтером на кондитерской фабрике, подмастерьем в механической лавке, швейцаром в школе, умудряясь одновременно быть нянькой для младших братьев и посредником между отцом и растерянной матерью («Ты должен поговорить с отцом, Джон»). Он не протестовал — как на его месте протестовали бы многие сыновья — против духа набожности, которым был пропитан весь домашний уклад, а просто и безропотно верил отцу. Однако его религия основывалась не на эгоистичном желании стяжать райское блаженство для себя, а соизмерялась с нуждами родных и тех, с кем его сводила жизнь.
Однажды, в возрасте, когда детей, задающих глупые вопросы, уже не отсылают в постель, я спросил отца, неужели для Господа так важна добродетель, что он не видит разницы между Аристофаном и Марком Твеном как юмористами, а также Грейсом и Шрусбери как игроками в крикет? Неужели Грейс более достоин Его милости лишь потому, что регулярно ходит в церковь? Я не знал ответа тогда, не знаю и сейчас, но чувствую (и надеюсь, дед согласится со мною), что даже на Небесах, где единственным мерилом служит добродетель, для Джона найдется местечко повыше, чем для его набожного отца.
Обучать — себя и других — было всепоглощающей страстью Джона. Отработав двенадцать часов в механической мастерской, он возвращался домой, битый час приводил себя в порядок и приступал к главному. Его целью был диплом бакалавра. Может показаться, что первый час отец тратил зря — читать греков и латинян с равным успехом можно как с чистыми руками, так и с руками, испачканными машинным маслом, но для него мытье было своего рода ритуалом: из грязного мира машинерии он переходил в мир чистого разума. Очищая руки, он старался очистить мозги. Стать герцогом ему не грозило, но будь он проклят, будь он трижды проклят, если безропотно примет удел мусорщика!
Совершив бегство из мира машин, отец начал учить тому немногому, что знал сам (всегда опережая класс на параграф). Постепенно обнаружилось, что он обладает недюжинным учительским талантом, равно как и талантом держать в подчинении учеников куда сильнее себя и лишь немногим моложе. Чтобы выглядеть солиднее, отец отрастил бороду — должно быть, без нее он казался себе недостаточно презентабельным. Однако в тех суровых учебных заведениях, где на недостаток академической образованности смотрят сквозь пальцы, для того чтобы заработать авторитет, бороды было мало. Требовались еще два качества, которыми он обладал в полной мере: храбрость и чувство юмора.
В качестве примера приведу случай, когда чувство юмора в очередной раз спасло отца. К тому времени он достиг относительного преуспевания, руководя начальной школой на острове Танет. Дело происходило в столовой. Джей-Ви, как называли его воспитанники за глаза, восседал за отдельным столом вместе с семейством, ученики обедали за четырьмя длинными столами, в конце каждого расположился гувернер. На пространстве между кухней и столовой обитала моя мать, постоянно что-то нарезая. С этим, как и с прочими домашними делами, она справлялась лучше всех и, будучи истинным художником, не могла доверить нарезание никому другому. Когда отец пытался внушить матери, что ради ее здоровья и пищеварения ей следует садиться за стол вместе с ним, она удивленно отвечала: «А нарезать кто будет?» Однажды в шутку он предложил пригласить на прием по случаю окончания учебного года шеф-повара из ресторана Симпсона, и она, не моргнув глазом, заявила: «Еще чего! В своем доме я справлюсь сама». Этот разговор повторялся в семье годами, матушка продолжала нарезать, а кухаркам оставалось стоять рядом с почтительным видом.
В тот день экономка послала кого-то из учеников с поручением, и тот опоздал на обед.
— Генри, — приветствовал его отец в столовой, — ты снова опоздал.
— Да, сэр, я не виноват, сэр…
— Никаких оправданий, Генри. Отодвинь стул в сторону и ешь стоя.
После первого блюда отец смилостивился:
— Хорошо, Генри, теперь можешь сесть.
— Да, сэр, спасибо, сэр. Видите ли, сэр, экономка послала меня за очками, поэтому я опоздал.
В столовой повисло молчание.
«Так Джей-Ви и надо, — думали ученики, — пусть теперь извиняется». Молодые учителя смотрели тревожно: должен ли директор школы извиняться перед учеником, не нанесет ли это непоправимого вреда дисциплине?
— Ты хочешь сказать, — спросил отец, не любивший недосказанности, — что не виноват в своем опоздании?
— Да, сэр, не виноват, сэр.
— Ах, вот оно что (столовая замерла). Что ж, тогда можешь сесть на два стула сразу.
И вся школа грянула хохотом.
6
Когда умер его отец, Джей-Ви успешно сдал промежуточный экзамен на бакалавра и готовился к итоговому, а тем временем искал работу. Предложений поступило два: учитель в частной школе в Веллингтоне, Шропшир, и гувернер в семействе из Тоттенхема. Отец склонялся к первому, ибо к тому времени успел полюбить суматошную школьную жизнь, но, боясь отказа, принял оба. Семейство из Тоттенхема откликнулось первым, пригласив отца на обед. Не желая терять место в Веллингтоне, отец послал тамошнему директору телеграмму с оплаченным ответом, где спрашивал без обиняков: «Я принят?» — или, возможно, более вежливо: «Вы рассмотрели мою кандидатуру?»
В Тоттенхеме все прошло отлично. Он понравился семейству, семейство понравилось ему, и прямо за обеденным столом отцу предложили работу. Ему пришлось немало попотеть, оттягивая решение: болтать о погоде, критиковать правительство Гладстона, опрокинуть стакан кларета и пять минут рассыпаться в извинениях. Наконец в столовую вошла горничная с телеграммой: его приняли в школу.
Незначительный, рутинный эпизод. Впрочем, отец так не считал. Что учителю, что гувернеру платили сто фунтов в год, и он всегда мог поменять одно место на другое, однако решение стать учителем в Веллингтоне, Шропшир, стало в его жизни поворотным.
Как, впрочем, и в моей.
Потому что там он встретил мою мать.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
