1
Утром слуга принес мне в номер чашку чая. Сияли звезды. Казалось, волны бьются о песчаный берег под самым моим окном. Было холодно, вставать не хотелось.
Две машины ждали в темноте, чтобы отправиться в путь через пустыню: моя и патрульная — с водителем суданцем. Я различил в полумраке еще две фигуры, закутанные по самые глаза, — повар-суданец и молодой слуга-египтянин.
Мне очень понравилось, что повар, слуга и Михаил были не меньше моего взволнованы предстоящим путешествием в Сиву. Видимо, этот пустынный оазис казался им столь же таинственным, как и мне.
— Вы когда-нибудь бывали там раньше? — спросил я водителя-суданца.
Он взял винтовку «на плечо», подставив ладонь под приклад, и ответил:
— Да, сэр. Я бывать один раз.
— Как вы думаете, когда мы туда доберемся?
— Если нет поломка, — сказал он, бросив неодобрительный взгляд на машину Михаила, — мы прибыть сегодня вечером.
— Хорошо. Поехали!
Мотор патрульной машины взревел в темноте, и мы, ориентируясь по свету ее задних фар, отправились в путь. Через два часа встало солнце: перед нами расстилалось высокое плато — голое и ровное, как морская гладь.
Ливийская пустыня или, точнее сказать, эта ее небольшая часть между побережьем и Сивой, — вероятно, один из самых монотонных участков земной поверхности. Он не соответствует традиционным представлениям о пустыне. Нет живописных, волнистых холмов золотого песка. Силуэты пальм не оживляют горизонт. В пределах видимости нет ничего, кроме коричневой равнины, напоминающей океанское дно, усеянное миллионами камней. Лишь земля грязноватого цвета хаки.
Сначала мы увидели верблюдов, обгладывавших колючий кустарник; потом, когда углубились в пустыню, всякая жизнь прекратилась, — не осталось ничего, кроме палящего солнца да тысяч миль коричневой выжженной земли.
Дорогой была просто колея, оставленная колесами грузовиков. Она крутила и петляла, огибая крупные камни, а иногда вдруг резко сворачивала и шла вдоль сухого русла, куда в сезон дождей стекала вода. Через более-менее равные промежутки времени случались участки плотно утрамбованного песка, ровные, как гоночный трек. Здесь, примерно минуту, можно было ехать со скоростью около шестидесяти миль в час, а потом снова начиналась «дорога», опять трясло и подбрасывало.
Сначала мы ждали, когда доберемся до гряды, надеялись, что там перед нами откроется другой вид, что будет на чем отдохнуть глазу, но все было то же — каменистая безжизненная равнина цвета хаки, ни деревца, ни кустика.
Страшно даже подумать о судьбе пятидесяти тысяч персов, которым суждено было погибнуть в этой пустыне на пути в оазис. Царь Камбиз в 525 г. до н. э. послал их разрушить святилище и разграбить Сиву. Они не дошли до места — просто исчезли, и никто никогда больше о них не слышал. Предполагается, что либо не выдержали песчаной бури, либо, сбившись с дороги, плутали по пустыне, пока не обезумели от жары и не умерли от жажды.
Найдется ли когда-нибудь удачливый археолог, который откроет тайну этого пропавшего войска? Где-то по дороге в Сиву под слоем песка лежат пятьдесят тысяч персов в полном боевом вооружении — они полегли здесь за пять веков до Рождества Христова.
Полдень, час дня, два часа, три часа… Местность, по которой мы ехали, по-прежнему напоминала пейзаж кошмарных снов. Я предложил остановиться у одного из пяти колодцев, расположенных приблизительно в пятидесяти метрах друг от друга, и съесть взятые с собой бутерброды. Вода-то здесь есть, но нет растительности.
Выйдя из машины, Михаил вдруг завопил от ужаса. Он едва не наступил на самую смертоносную змею в Египте — рогатую гадюку. Она длинная и тонкая, по цвету почти сливается с песком, с маленькой плоской головкой и бледной точкой на хвосте. Мне говорили, что укушенный ею человек умирает через двадцать минут. Это одна из немногих змей, которая сама нападает на человека, а другая ее страшная особенность — огромная скорость, с которой она перемещается, причем не только назад и вперед, но и в стороны.
К счастью для Михаила, змея выползла из своей норы, все еще пребывая в спячке, то есть находилась в коматозном состоянии. Мы крикнули солдату, чтобы тащил винтовку, но он нас не понял. Так что, схватив первое, что попалось под руку, а именно штатив от фотоаппарата, я собрался с духом и убил гадюку, после чего мы поздравили Михаила с тем, что он жив, и съели свой скудный ланч в тени наших автомобилей.
Поехали дальше. Пока меня болтало из стороны в сторону, патрульная машина, у которой рессоры были получше, развила приличную скорость и вырвалась вперед. Птиц не было. Это невероятно, но не было даже мух. Мертвая зона.
Приблизительно в тридцати пяти милях к востоку от нашей колеи находится невысокий холм, который бедуины называют Джебел Искандер, то есть Гора Александра. Они не знают, что проводники Александра сбились с пути, направляясь в Сиву, это название просто веками передается из уст в уста. После войны один британский офицер, узнав от арабов, что здесь находили глиняные сосуды, отправился на холм и откопал восемь великолепных амфор периода эллинизма. Я видел одну из них в Мерса Матру. Она была из красной глины, около четырех футов в высоту, яйцеобразная, с заостренным дном, длинным горлом и двумя ручками. Если предположить, что это сосуд для воды, взятый в дорогу людьми Александра, а похоже, что так и есть, остается только догадываться, какие еще бесценные реликвии можно найти, если устроить настоящие раскопки.
Когда солнце уже садилось, мы проехали равнину и оказались среди одного из самых фантастических на свете ландшафтов. Думаю, примерно так должны выглядеть горы на Луне. Кажется, природа, понимая, как тоскливы и бесцветны были предыдущие двести миль, вложила всю свою фантазию в этот маленький клочок земли. Долина со всех сторон окружена причудливыми холмами самых невообразимых очертаний: конус, куб, пирамида, нечто, издали напоминающее укрепленный замок с башенками. Некоторые холмы были похожи на руины древних городов. Здесь, в этой удивительной долине, кто-то из нас впервые воскликнул:
— Смотрите! Птица!
Это была первая птица, которую мы увидели с раннего утра. Значит, Сива уже близко.
Примерно час мы спускались с холма, любуясь лунным пейзажем, и уже внизу, в ущелье, вдруг увидели множество финиковых пальм на розовом фоне заката.
Чем дальше, тем удивительнее проявляла себя неподражаемая фантазия создателя Сивы: скалы, усеянные мазанками, громоздились подобно небоскребам. Этакий африканский Манхэттен. Из моря финиковых пальм поднимался к небу холм, облепленный маленькими домиками.
Уже оказавшись в тени этого холма, мы поняли, что есть в нем нечто странное. Люди не выходили на крыши посмотреть на нас. За маленькими квадратными окошками в стенах не было заметно никакой жизни.
Позже мы узнали, что старый город признали опасным для проживания и люди ушли из него несколько лет назад. Они построили неподалеку новую деревню — скопление низких, с плоскими крышами белых глинобитных домиков, крытых пальмовыми ветками.
