5. Все, закончили с историей. Боже мой, хоть дышать стало легче! Вы не поверите, сколько есть книг, статей и интернетовских сайтов, описывающих на разные лады все тот же «исторический» поход Вассона. Люди защищают диссертации по «истории науки»! История, блин! Вот это сверхвнимание к происшествиям во времени, да с собой любимым (или нами любимыми) в центре — это то, что не терпит прикосновения грибов, что при виде их рассыпается… или скорее обнажает свою сущность: рисунок света, теней и красок в калейдоскопе вечности. Мария Сабина это наверняка знала. А тот же Вассон незадолго до смерти сетовал, что ведь воспоминания о его доме вместе с ним умрут! И навсегда! Такая вот трогательная непросветленность…
Нет, грибы не имеют ничего против истории. Они просто вышибают у нее из-под ног стул сверхзначимости. Грибы — это тот дух, с которым один буддистский монах дзэнского толка сжигал деревянную статую Будды, чтобы согреться.
Как бы это объяснить попроще…
Один занудный индусский моралист рассказывал про некоего раджу, очень увлеченного воспеванием своей жизни. И вот в его дворце образовался культ рассказов о его подвигах. Слуги очень к этому поощрялись, и они водили экскурсии, рисовали соответствующие картины… Так вот, однажды, когда он вышел из своей спальни в очень грязную залу, где слуги тотчас принялись за декламации, он почувствовал что-то не то… будто сосало под ложечкой… Тут он понял, что не ел уже несколько дней, (повар писал поэму, поварята ставили балет, воспроизводящий знаменитую охоту). И вот он встал посреди залы, где все вокруг занимались привычным делом, и заорал: «Я есть хочу!!!» И вмиг наваждение кончилось.
Кроме того, история — это чаще всего нытье, в центре которого живет жалость к себе, все это питает, и тут же сама от всего этого накачивается, набухает и обалдевает…
Что хуже, история — это, конечно, фантазия.
Между тем грибы очень часто повергают человека в осознавание собственной истории, саморефлексию, просмотр собственной жизни.
Чтобы преодолеть кажущееся противоречие в своих словах, я хотел бы рассказать про
6. Два вида осознавания. Давно сдается мне, что есть как минимум два вида осознавания, может быть, два вида сознания вообще, и то из них, что обычно называется «сознанием», до крайности бессознательно. Почему? Потому что это сознание — скажем, сознание первого типа — представляет из себя интериоризированный внешний диалог, то есть происходящее внутри, обычно обрывками, социальное ролевое взаимодействие.
Мне трудно это доказать, хотя я почти уверен, что это правда. «Доказанная правда есть, собственно, не правда, а всего лишь сумма доказательств».[7]Это очень трудно увидеть, пока не включается другое сознание — скажем, сознание номер два. Оно отличается крайней ясностью. Оно не обращено ни от кого ни к кому. Оно закончено. Оно мало вербально и часто очень трудно влазит в слова. Оно как инсайт!
Инсайт многим знаком, особенно тем, кто занимался психотерапией. Это внезапное осознавание, мысль, меняющая отношение к ситуации, саму ситуацию. Это очевидная истина, резко прерывающая невротическую путаницу, это озарение, откровение. Я когда-то пытался записывать разнообразные инсайты, происходившие на психодинамических группах, и даже думал опубликовать их коллекцию. Так вот: обычно они крайне примитивны, и записывать их трудно и неинтересно. Они абсолютно включены в ситуацию, и потому описывать надо очень издалека. На их стороне только сила, зато уж ее хватает и на то, чтобы вышибить человека из роли, и на жизненно важные решения, и на то, чтобы это долго потом вспоминалось, и на завершение ситуации вокруг (то есть хороший инсайт пробивает и окружающих, не будучи к ним обращен).
А на словах ерунда какая-то: «Я любила уродов», «Да, я — великий показушник!», «Можно прожить и без биологии». На словах такое кто угодно понимает. Чувствуете разницу? Этот кто угодно понимает это на тех затверженных словах, которые носятся в воздухе как часть социальной (ролевой) ситуации, а потом так же легко носятся в голове, составляя — вот именно — сознание номер один.
Которая не приводит к ясности, но лишь к «наслоениям» и «продолжению разговора».
Я понимаю прекрасно, что объясняю сейчас очевидное для одних и маловразумительное для других. Причем те, кто считает это очевидным, почти наверняка в это время так же неосознанны, то есть осознанны лишь на путаных дорожках осознания номер один, как и те, кто плохо понимает, о чем идет речь. Очень трудно передать информацию с одного уровня сознания на другой.
Еще одно замечание: я говорю о «низшем» сознании как о «социальном», хотя способен представить себе и другие его формы с другими ограничителями. Просто в той культуре, к которой я принадлежу, которую я назвал бы Культурой Выяснения Отношений, ролевые взаимодействия — основной материал жизни, а их озвучивание (которое можно условно назвать фразой «…а поговорить?») — основное приложение сознания, место его, так сказать, девальвации и коррупции.
Они хорошо различаются, эти два вида осознавания. Как на психологической группе не спутаешь рационализации и инсайт. Куча признаков. Один из них, кстати, — «умные слова». Когда на группе господствуют недоверие, трусость, безответственность — звучат обычно очень «умные» слова и конструкции. «Не могу не заметить…», «соответствующий», «принципы коммуникации»… В это время психотерапевт может тихо спать. Мой учитель, Михал Михалыч, все хочет этому научиться, вслед за Перлсом.[8]Но пока не может. И думаю я, что хрен научишься такой простой вещи, как спать в разгар «истории», пока движет тобой ролевая ситуация (красиво) или учительское рвение (полезно), а не диктует осознавание второго типа, которое — рискну предположить — пробивалось у Перлса, одиночки и бунтаря, хорошо знакомого, кстати, с Психеделическим опытом. Вербализуется это, конечно, трудно, но я попробую. Вот смотрит Перлс на слова, летающие между людьми,[9]а слышит не слова, но дух, с которым они произносятся, и понимает, что дело — говно, и не пытаясь выковырять из говна изюминки, засыпает. Невидимый взгляд, «глаз, лишенный тела»[10]продолжает передавать в неизвестном направлении всю истину о происходящем. Он никогда не спит, но в гомоне социальных ситуаций все равно почти не слышен. Засыпают и медленно перегнивают десять тысяч историй, оставляя бесконечную ленту осознавания, постепенно отливающуюся в чистые кристаллы мифов.
Межглавок 1[11]
Я не стал спрашивать у грибов, хотят ли они этой книги. Я знаю заранее: им это безразлично. Я помню свой первый трип, — я был тогда «в писателях» и перед тем, как есть грибы, решил, что «заказываю» себе — отсюда туда — придумать и даже записать рассказ, пока я «там». И я так же хорошо помню, как вспомнил этот свой заказ где-то посередине трипа. Как я смеялся! Тут ты един со Вселенной, звезды трогаешь руками, а там нужен рассказ. Какой рассказ, кому?
