Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
Солнце, прыгая по ветвям проносящихся за окном деревьев, брызгало в глаза предзакатным золотом.
«Наверное, доеду когда, Тошка спать уже будет!» - Егоров сунул под скамью пустую бутылку и протянул руку к пакету. Ухватил за влажное горлышко новую, приладил под зубчики пробки торец зажигалки.
Умело, с негромким «чпоком» откупорил.
Смахнул пальцем выступившую пену и, слегка проливая на бородку, сделал несколько глотков.
Благодать, благодать, благодать!
Мелькали за окном дачные посёлки и проносились, пронзительно вскрикивая, встречные электрички. Змеились волнообразно толстые жгуты проводов.
Странное, светлое и спокойное чувство уютно укутало Егорова, снисходительной радостью наполнило всего его существо и, блаженно щурясь, он принялся разглядывать попутчиков.
Напротив него, сдвинув кустистые брови и прикрыв один глаз, восседал престарелым грифом типичный дачный дедулька, каких в каждом посёлке по нескольку штук - активисты правления и выживающие из ума садоводы. Вторым, открытым глазом, дедок недовольно поглядывал то в окно, то на Егорова.
Когда в вагон заходил с неизменным «Уважаемые пассажиры! Всем доброго пути и здоровья!..» очередной торговец, мятая кожа второго века приподнималась и, склонив голову на бок, гриф настороженно прислушивался к торопливым посулам душевного и физического комфорта, что легко могут приобрестись всего за десять рублей вместе с иголкой с самопродевающимся ушком.
Рядом с дедком, сгорбившись и сложив на колени крупные, со вздутыми венами кисти рук, сидел в грязноватом джинсовом костюме мужик-работяга с потухшим взглядом.
Этот и не на дачу едет вовсе, подумал Егоров. Таких как он тысячи, со всего Подмосковья тянутся, на любую работу, нет ничего у них самих. Какая тут дача:
У прохода, закинув ногу на ногу, подёргивал головой в такт доносившегося из наушников его плеера дребезжания худющий паренёк лет шестнадцати. Острые коленки отчетливо проступали под тканью застиранных джинсов.
Лицо паренька, как и у всех в этом возрасте, было нервное, напряжённое и глупое.
Егоров отогнал от себя мысль, что не успеешь оглянуться, как и Антошка, этот славный белобрысый карапуз станет таким же вот прыщавым и угрюмым созданием.
«Да ладно, а то сам таким не был!» - усмехнулся про себя и, взглянув в окно, нагнулся к сумке и пакету, зашуршал, поправляя, разглаживая, чтобы поудобнее взяться.
Супружеская пара слева от Егорова, обоим за сорок, теребила страницы «Отдохни!» и билась над «так в старину назывались бродячие торговцы мелким товаром». Мужа, усатого, морщинистого дядьку, заклинило на коробейниках, но те были слишком длинны и не влезали в положенное число клеток.
Его жена, полнорукая, в цветастом платье, закатив глаза, занималась словотворчеством, пытаясь нащупать какое-то смутно знакомое ей слово.
– Олифа: - со вздохом и покачиванием головы слово отметается. - Нет, не то: Фалафель?.. Тоже нет, букв много.
– Ты ещё скажи - флейфе, - подёргал себя за кончик уса муж и как-то особенно страдальчески наморщил лоб. - Да ёшкин кот, что ж за слово-то? Пять букв: - дядька всерьёз разнервничался.
– А флейфе твоё - это что такое? - подсчитав, загибая пальцы, буквы в слове, жена вновь покачала головой. - Не подходит.
– Сам знаю! - муж отложил газету и уставился в окно.
Егоров встал и подхватил сумки. Дедок открыл второй глаз и поджал ноги, освобождая проход. Подросток, кинув равнодушный взгляд, ноги не убрал.
– Из кино это, женщина. Плохой человек - редиска. Хороший человек - флейфе. «Джентельмены удачи». Классика! - подмигнул Егоров толстушке. - Убери лапти, пасть порву, моргалы выколю!- это уже юному поколению, одновременно с толчком сумкой.
И взгляд - спокойный и прямой, в переносицу.
Юное поколение отвело глаза, засопело, заелозило, ноги из похода убрало.
Только так с ними и надо.
Маленькая победа доставила удовольствие. Уже направляясь к тамбуру, Егоров обернулся и снисходительно обронил:
- Офеня. Офенями назывались они. Которые по вагонам теперь ходят.
Усач собрал на лбу глубокие волнистые складки и схватился за газету.
Постукивая и подрагивая, электричка подползала к платформе.
В тамбуре было накурено и душно.
Егоров с нетерпением побарабанил пальцами по мутному, исцарапанному матерщиной стеклу двери. «НЕ П ИС О ТЬСЯ» - прочитал подправленную кем-то надпись и вдруг почувствовал прилив раздражения.
Годы проходят, а люди всё те же. Как были козлами, так ими и остались. С детства, сколько себя не помнил Егоров, столько он и встречал это дурацкое и безграмотное «не писоться».
Егоров глубоко вздохнул и заставил себя успокоиться.
«Синк пазитив», - учил их на курсах рыжий и долговязый психолог Стив. «Трай ту би э литл мо оупен ту лайф экспириэнс. Эни бэд сингс куд би э риали пазитив экспириэнс фор ю».
Рыжий Стив снимал огромную квартиру на Тверской, куда и зашли однажды непрошенные посетители. Апологету позитивного мышления сломали несколько рёбер и изрядно подпортили труды его личного дантиста. Потом связали, заперли в ванной и не спеша приступили к работе.
Дело было в субботу утром, хватились психолога к обеду в понедельник. Развязаться он за всё это время не сумел и даже говорить смог не сразу. Такой экспириэнс оказался Стиву не по уцелевшим зубам и он спешно отбыл на свою позитивную родину.
Двери с шумом разошлись и Егоров шагнул на платформу.
Темнело.
Воздух здесь был ощутимо гуще, прохладнее, свежее, несмотря на примесь станционных запахов.
Егоров дождался отхода электрички, поставил сумки на край платформы, ловко спрыгнул вниз, подхватил синюю сумку за ремень, закинул на плечо, звякнул пакетом и зашагал по рельсам, чувствуя себя молодым и дерзким.
Остановился на минуту, достал предпоследнюю бутылку «клинского». С громким хлопком открыл её зажигалкой, сунул сигарету в рот, прикурил и, делая на ходу длинные глотки, направился в сторону шоссе.
Теперь уже скоро - за поворотом, минуя сельпо, налево, вдоль нового посёлка, потом через совхозное пастбище, а там и участки.
Удобно, когда от станции - пешком.
На асфальтовом пятачке у сельпо, которое и не сельпо уже давно, а обычный коммерческий магазин, было людно.
Из припаркованной у входа девятки через открытую водительскую дверь рвался на свободу «Владимирский централ».
Сам водитель, здоровенный, бритый наголо парень в поддельном адидасовском костюме, с достоинством грузил в багажник ящики «Бочкарёва». За ним с завистью наблюдали несколько совхозных ханыг, покуривая вонючие сигаретки.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
