Девочка же осталась точно такой, какой была раньше: маленькая, худенькая, бесстрашная, в ней трудно разобраться, трудно понять, какая она на самом деле, она, пожалуй, не так красива, как может показаться на первый взгляд. И очень бедна, бедна потомственной бедностью, ее деды и прадеды были фермерами и сапожниками. Она прекрасно учится по-французски, но Францию ненавидит, любит страну, где она родилась и где прошло ее детство, розовое мясо бифштексов ей отвратительно, она мечтает о мужчинах слабых и страстных, которые ей еще не встречались. Читает она запоем, жадно вглядывается в мир, она дерзка и свободна.
Он — типичный китаец. Высокий китаец. Белокожий, как все северные китайцы. Очень элегантен. На нем шелковый костюм и английские темно рыжие туфли, такие носят в Сайгоне молодые банкиры.
Он смотрит на девочку. Она — на него. Они улыбаются друг другу. Он подходит.
Он курит «555». Она еще очень молоденькая. Он протягивает ей сигарету, рука едва заметно дрожит.
— Вы курите?
Девочка отрицательно качает головой: нет.
— Простите… Для меня такая неожиданность встретить вас здесь… В это трудно поверить…
Девочка не отвечает. Не улыбается. Она пристально смотрит на него. У нее пронзительный взгляд, пожалуй, так можно его определить. И наглый. Бесстыжий, как сказала бы ее мать и добавила бы: «Нельзя так смотреть на людей». Кажется, девочка не очень-то понимает, что ей говорит китаец. Она разглядывает его костюм, его автомобиль. Вокруг него витает аромат дорогого одеколона и менее ощутимые ароматы опиума и шелка, легкого шелка, янтарного шелка. Она разглядывает все по порядку. Шофера, автомобиль и опять его, китайца. В ее глазах — детское любопытство, беззастенчивое и ненасытное. Китаец с интересом наблюдает, как она рассматривает все эти диковинки, встретившиеся ей сегодня на пароме.
В нем тоже пробуждается любопытство.
— Что это у вас за автомобиль? — спрашивает девочка.
— «Моррис Леон Болле».
Девочка пожимает плечами: она не знает такой марки.
— Никогда не слышала такого названия… — со смехом говорит она.
Он смеется вместе с ней.
— Кто вы? — спрашивает она.
— Я живу в Садеке.
— Где именно?
— На реке, большой многоэтажный дом. Самая окраина Садека.
Девочка задумывается, потом догадывается:
— А-а, Голубой Дом…
— Именно. Голубой.
Он улыбается. Она смотрит на него.
— Я никогда не видел вас в Садеке, — говорит он.
— Мама получила назначение в Садек два года тому назад, а я живу в пансионе в Сайгоне. Поэтому вы нас и не видели.
Молчание.
— Вы, наверное, скучаете по Виньлонгу… — говорит китаец.
— Да. Ничего красивее я в жизни не видела.
Они улыбаются друг другу.
— Ну а вы? — спрашивает девочка.
— Я только что из Парижа. Учился во Франции три года. Вернулся всего несколько месяцев назад.
— А чему вы учились?
— Да ничему особенному, это совсем не интересно. А вы?
— Я готовлюсь к экзаменам на бакалавра в коллеже Шасслу-Лоба. Живу в пансионе Льотей. — отвечает она. И добавляет, словно это очень важно. — Я родилась в Индокитае. Братья мои тоже. Все мы родились здесь.
Девочка смотрит на реку. Китаец заинтригован. Он больше не боится ее. Он улыбается.
— Я могу подвезти вас в Сайгон, если хотите, — предлагает он.
Она не раздумывает. Что тут думать? Автомобиль и впридачу этот насмешливый китаец. Она довольна. Это видно по тому, как улыбаются ее глаза. Она расскажет о «Леон Болле» младшему брату Пауло. Уж это-то он поймет.
— Не откажусь.
Китаец по-китайски говорит своему шоферу, чтобы он взял чемодан девочки из автобуса и перенес его в «Леон Болле».
Автомобили съезжают с парома. Они уже на берегу. Следом за ними сходят и люди. Останавливаются возле уличных торговцев. Девочка смотрит на сладости: приготовленные из кукурузы, растертой в кокосовом молоке, подслащенные патокой, они разложены в пакетики из банановых листьев.
Китаец покупает девочке пакетик. Она берет его. И мгновенно расправляется с его содержимым. Спасибо она не говорит.
Откуда она такая взялась?
Она такого хрупкого сложения, что могла бы сойти за метиску, только для метиски у нее слишком светлые глаза.
Он заметил, как жадно она набросилась на угощение. Неожиданно он обращается к ней на «ты».
— Хочешь еще?
Ему смешно, это ясно. Она отказывается, говорит, что больше не хочет.
Еще один паром отходит от противоположного берега. Плывет по реке.
Вдруг девочка застывает на месте и как завороженная смотрит на приближающийся паром. Она забыла о китайце.
На том пароме она узнала открытый черный автомобиль женщины в красном платье, женщины Ночного Вальса.
Китаец спрашивает, кто эта женщина.
Девочка медлит с ответом. Не отвечает. Наконец решается. И с каким-то необъяснимым упоением выговаривает:
— Это госпожа Стреттер. Анна-Мария Стреттер. Супруга главного управляющего. В Виньлонге ее называют A.M.С.
Она улыбается, словно извиняясь за то, что так много знает.
Китаец заинтригован. Кажется, он уже слышал в Садеке имя этой женщины, но толком он ничего не знает. И все же, все же, о чем-то это имя ему говорит…
— У нее очень много любовников, вот о чем говорит вам это имя…
— Пожалуй… да… Должно быть, так оно и есть…
— Один из ее любовников — он был очень молод — даже покончил из-за нее с собой, во всяком случае, так говорят.
— Она красива… я думал, она моложе… я слышал, она немного не в себе…, это правда?
Но на этот счет у девочки нет собственного мнения.
— Об этом ничего не знаю, — отвечает она.
Снова автомобиль. Они отъезжают. Дорога в Сайгон. Китаец пристально смотрит на девочку. Он обращается к ней то на «ты», то на «вы» — обращение на «ты» еще не вошло в привычку.
— Тебе часто предлагают сидячее место на пароме, да?
Она утвердительно кивает головой.
— А случается, что ты отказываешься?
— Да… когда там совсем малыши… они все время ревут…
Оба смеются, как-то рассеянно, быть может, излишне рассеянно. Смеются одинаковым смехом. У них своя, особая манера смеяться.
Перестав смеяться, она выглядывает в окно. И только теперь он понимает, как она бедна. Замечает изношенные туфельки из черной парчи, картонный чемодан, сработанный туземными умельцами, мужскую шляпу. Он смеется. Услышав его смех, она смеется вместе с ним.
