Почти во всех селениях, которые доводилось видеть Джереми, находились святилища или алтари, хотя многие из них были давно заброшены. — Наш посвящен Дионису и Приалу. Первый для вина, второй — для виноградарства. — Ясно. Не густо. Помоги мне, Аполлон! Домашние животные могут стать помощниками. Пчелы могут стать помощниками. У вас есть пасека? — Пасека? Нет.
Пчелы? Как они могут помочь? И пасека? По спине Джереми прошел холодок, когда он подумал, что девушка, к которой он успел привязаться, может оказаться сумасшедшей. — Тогда где я?
Он сообщил ей официальное название селения — архаичное слово «изюмщики», — произнося его так, как говорили тетя и дядя. Но лицо незнакомки осталось непроницаемым — название ничего ей не сказало. — Но здесь река, — упрямо произнесла девушка. — Мы рядом с рекой. Ты ведь говорил о свежих моллюсках? — Да. — Эта река — Эрон? Я-то не видела, пришлось обходить стороной. — Да, Эрон.
Видимо, девушка наконец услышала что-то определенно знакомое. Джереми заметил, как она слегка расслабилась. — Значит, здесь есть лодки, — сказала она. — Люди на реках строят лодки. — Да. Кое-кто рыбачит с лодок. Их тут около дюжины. — Тогда мне нужно как-то… достать лодку. — Я могу добыть одну для тебя, — быстро пообещал юноша.
Естественно, единственным способом получить лодку было воровство. Всего час назад Джереми и в голову не могло прийти что-нибудь украсть. Родители всегда говорили, что воровство — это плохо и порядочные люди так не поступают. Но прежде он жил в другом мире.
Девушка заворочалась, И поза, и выражение лица говорили, что ей нехорошо. — Воды. Пожалуйста, мне нужна вода. Она быстро допила остатки воды из бутылки. — А еда еще осталась?
Джереми дал ей несколько кистей винограда с тачки и разломал напополам кусок хлеба, который приберег на обед. Потом он бегом бросился вниз по склону, едва придерживая тачку. Ему хотелось поскорее принести бедняжке воду и еду. Он пообещал быстро вернуться.
До конца дня Джереми занимался обычной работой — толкал пустую тачку на вершину холма, нагружал доверху виноградом и спешил обратно. Ему казалось, что все не сводят с него глаз. И все же ему удалось передать незнакомке воды и нормальной пищи — кусок пшеничного хлеба и несколько жареных рыбин. На самом деле поселяне были слишком заняты своими делами и не обращали на парня никакого внимания. Проще всего было набрать воды прямо из реки, все жители деревни так и делали.
Вечером Джереми впервые за весь день увиделся с родственниками. Тетя Линн заявила, что племянник какой-то грустный. Поскольку он никогда не отличался веселостью, старики больше ничего не сказали. Еще до рассвета он прибежал к холму проведать незнакомку. И, впиваясь зубами в хлеб и рыбу, она поинтересовалась: — Как тебя зовут? — Джереми. Джереми Редторн. На обветренных губах мелькнул отблеск улыбки. — Редторн. Рыжик, значит. Походит. Из-за волос, конечно. Он кивнул. Когда он впервые принес ей еду, он сказала: — Если хочешь как-то называть меня, зови Сал. — Сал. Красивое имя. Она усмехнулась, и Джереми понял, что это не настоящее ее имя. — Когда достать лодку? — Нужно подождать. Пока я не окрепну… хотя бы чуточку. И смогу идти. Ты можешь остаться ненадолго и поговорить?
Он кивнул. Если дядя Гумберт заподозрит, что Джереми волынит, то разве что накричит, но размахивать кулаками не станет. Обычно Джереми старался на совесть, поскольку работа избавляла его от мыслей о вещах печальных и мучительных. Таких, как мертвые родители, нагие девушки и беспросветная жизнь, что вилась бесконечной каменистой тропой, по которой он толкал нагруженную тачку. — Ты живешь с родителями, Джереми? — тихо спросила Сал. — Братьями? Сестрами? Джереми тряхнул буйной рыжей гривой. — Вовсе нет, — хрипло начал он, но голос предательски сорвался. — Мама и папа умерли. Я живу с тетей и дядей.
Девушка оглядела его и подумала, что мальчика нельзя назвать привлекательным. Его лицо состояло из странных углов, скулы были слишком высоки и оттеняли щеки, на которых еще рано было пробиваться бороде. Зеленоватые глаза сверкали из-под курчавой копны рыжих волос. Лицо, жилистая шея и открытые руки были сплошь усыпаны веснушками. Руки и ноги Джереми вскоре нальются силой, а пока они казались слишком длинными и нескладными. Ладони и ступни уже были достаточно крупными для взрослого мужчины, но плечи оставались узкими и покатыми. Правое колено выглядывало из дырки на штанах, которые уже становились коротковатыми, хотя тетя Линн сшила их всего пару недель назад.
Иногда, навещая незнакомку, Джереми находил ее почти выздоровевшей, тогда ее речь делалась плавной и четкой. А потом девушка снова слабела. А что, если она умрет? Что же ему останется делать тогда?
Однажды она протянула маленькую крепкую ладошку и сжала руку парня. — Джереми, я не хочу быть для тебя обузой. Но я обязана кое-что сделать. Это важнее всего на свете… важнее всего. Это может стоить твоей жизни. И моей тоже. Но стоит. Ты должен помочь мне спуститься по реке. Ты должен! Он выслушал девушку, пытаясь догадаться, что же это за важное дело… Ладно, он все равно согласен. — Я постараюсь. Конечно, я помогу тебе. Все, что угодно! Куда ты собираешься плыть? — До конца. Сотни миль вниз по реке. До самого моря.
Да! В это мгновение с ужасающей ясностью Джереми осознал, что он добудет лодку и, когда девушка отправится вниз по реке, он поплывет вместе с нею. — Ты никому не говорил обо мне? — Нет! Не бойся. И не скажу. Джереми опасался доверять кому-нибудь из сельчан. Естественно, говорить о незнакомке тете и дяде было равносильно раструбить об этом по всей деревне. — Кто у вас староста? У вас вообще есть староста? — Нет, — покачал он головой, — деревня слишком маленькая. — Сколько домов? — Чуть больше десятка. — И горько добавил: — Здесь все ненавидят чужаков. Это село так не похоже на мою родину… где был мой родной дом. — Какой она была?
Джереми только мотнул головой. У него не было слов, чтобы описать родную деревню, в которой он прожил почти пятнадцать лет жизни. Там все его знали, и родители были еще живы. Вероятно, Сал поняла его чувства. — Да. Там есть целый мир, а здесь его нет, так?
Он снова кивнул. В сердце юноши жила надежда, что этот мир реален, И он был благодарен Сал, что она правильно поняла его молчание. Последние полгода он был сиротой. Дядя Гум-берт не был злым, но его доброе отношение, как и тети Линн, имело четкие пределы. Они оба часто поглядывали на Джереми, словно бы сожалея о поспешном решении. Видимо, в деревне изюмшиков брать к себе осиротевших племянников не было принято.
А все объяснялось просто — своих детей у дяди Гумберта не было, и он не захотел отказаться от бесплатного работника, которым и являлся Джереми. Сейчас паренек уже исполнял мужскую работу всего за мизерную часть средств, которые ушли бы на оплату наемного рабочего.
Нет, Джереми не питал никаких иллюзий на счет Сал или свой собственный — что было бы, если бы он обратился за помощью к дяде и тете. Вот тогда бы начались настоящие проблемы, это уж точно, хотя он слабо представлял себе, какие именно. Поразмыслив, юноша решил, что ни одна живая душа в селении не согласится пойти на риск и приютить раненую незнакомку.
