– Что? Непросто сделать это человеку моего положения!
– Если ты откажешься от рана, твой сын сумеет его удержать. Если ты сам будешь удерживать его – твой сын его потеряет.
– Речь не только о треклятом ране! Ты хочешь, чтобы я бросил семью. Джилл, ради всех богов – у меня есть внуки!
– Ты хочешь увидеть, как их убьют, чтобы стереть всякие напоминания о потомках бастарда?
Он со стоном спрятал лицо в ладонях. Джилл безжалостно продолжала.
– Как только поползут первые шепотки, что ты, возможно, не чистокровный Майлвад, тебе придется улаживать это с помощью меча, а поединки чести и прежде приводили к войнам, особенно, когда на карту поставлен такой богатый приз, как Аберуин. Если ты проиграешь гражданскую войну, твои враги начнут охоту за любым ребенком, который может оказаться твоим совсем дальним наследником, даже за парнем Росы.
– О, придержи язык! Я знаю это так же хорошо, как и ты.
– Так в чем же дело?
Родри поднял голову и увидел, что она изучает его с холодным удивлением. В эту минуту он ненавидел ее.
– Легко и просто предлагать мне покинуть Элдис, но ведь я не изгнанник и больше не беспомощный младший сын. Если я пошлю королю прошение с отказом от должности, слухи начнут расти, как куча конского навоза в зимней конюшне. Кроме того, вдруг наши вассалы потребуют без утайки объяснить им мои мотивы? Я могу попробовать солгать, но очень сомневаюсь, что сумею сделать это убедительно. Король знает меня чертовски хорошо.
Обдумывая это, она нахмурилась.
– Пожалуй, ты прав. Придется над этим хорошенько подумать. – Она резко встала. – Если кто-нибудь спросит, зачем я приходила, скажешь, хотела сообщить тебе о смерти Невина, потому что в какой-то степени это правда. Увидимся, и очень скоро.
Она вышла и захлопнула дверь раньше, чем Родри успел встать со стула. Он попробовал убедить себя, что это был просто странный, пьяный сон, но эльфийское кольцо сверкало на пальце, напоминая о том, что это правда, и ему придется покинуть клан именно потому, что он так любит его. Кроме того, двеомер несколько раз спасал ему в прошлом жизнь, и теперь он с неожиданной холодной уверенностью понял, что пришло время оплатить свои долги.
Рожденный и воспитанный для того, чтобы править, наученный навязывать другим свою волю, соблюдая при этом все тонкости этикета, Каллин Майлвад не привык чувствовать себя виноватым и поэтому ненавидел непрестанные угрызения совести. Каждый раз, взглянув на отца, он ощущал, как совесть терзает его. Иногда ему хотелось, чтобы Родри… не умер, нет, ни в коем случае, но, может быть, чтобы стало заметно – когда-нибудь он все же умрет. Его затруднительное положение было в своем роде уникальным. Когда-то Родри отказался отправить Каллина на воспитание в другую семью, как того требовал обычай, и предпринял неслыханный доселе шаг – стал воспитывать своего сына сам, поэтому Каллин стал одним из тех редких знатных лордов в Дэверри, которые искренне любили своих отцов. Каждый раз, поймав себя на мысли о том, сумеет ли он когда-нибудь унаследовать Аберуин и чувствуя при этом угрызения совести, он понимал, каким мудрым был обычай отправлять сыновей на воспитание, сложившийся в этом мире, где могущество сына зависело от смерти отца.
Каллин также был абсолютно уверен, что отец подозревал в нем эти желания. Прошло всего несколько дней его пребывания у отца, а Родри становился все более замкнутым, проводил долгие часы, катаясь верхом, или сидел, запершись, в своей комнате. Каллин уже подумывал о возвращении домой, но он обещал провести у отца десять дней и боялся, что, уехав раньше, навлечет на себя подозрения.
Утром пятого дня он спустился к завтраку и обнаружил, что Родри уже покинул дан. Каллин пошел в конюшни, чтобы справиться об отце у грума, но гвербрет никому не сказал ни слова о том, куда едет. Возвращаясь домой мимо беспорядочно разбросанных сараев позади броха, он заметил двух служанок, увлеченно о чем-то сплетничающих.
Он не обратил бы на них никакого внимания, но завидев его, девушки внезапно замолчали. Он прошел мимо, изводя себя мыслями о том, что даже презренные слуги знают его тайну.
Чуть позже, поднимаясь в свою комнату в брохе, он застал такую же картину: на этот раз два пажа прекратили разговор, как только заметили его. Каллин схватил одного из них за ворот.
– И о чем же таком вы говорили, что не должен был услышать я?
Мальчишки мертвенно побледнели и попытались сбежать, но, станет он гвербретом или нет, а все же Каллин был могущественным лордом и никто не смел противоречить ему.
– Я прошу прощения, мой господин, мы говорили о пустяках.
– Неужели? Почему же вы оба так побелели?
Второй паж был старше и гораздо умнее. Он шагнул вперед и почтительно поклонился.
– Мой господин, мы никого не хотели оскорбить. Мы говорили о странных слухах. Возможно, вам следует об этом знать, господин мой, тогда вы сможете прекратить эти толки.
– Неужели? И о чем же болтают горожане?
– Ну, вы же знаете, господин, как молодо выглядит гвербрет. Мы слышали на рынке, как одна старуха говорила, что все это магия. Она сказала, старый колдун наложил это заклятие много, много лет назад, и гвербрет никогда не постареет, но умрет он совершенно неожиданно, как бы расплатится за это колдовство. Старуха сказала, что об этом рассказывает гертсин-менестрель. Он услышал об этом где-то на севере. – Мальчик помолчал, явно в затруднении. – Мой господин, но ведь это неправда? Его светлость такой хороший, я не хотел бы видеть, как он умрет.
– Ну, ну, конечно, это не может быть правдой. Не печалься об этом.
Однако сам он заколебался, вспомнив, о чем шептались в его клане: что в жизнь Родри много раз вмешивался двеомер.
А вдруг эта странная история – правда? Хотя к этому времени все в Дэверри знали, что магия существует, мало кому было известно, каковы ее возможности, поэтому Каллин готов был поверить, что именно магия помогала отцу оставаться таким неестественно юным.
Он взял для сопровождения четырех воинов и отправился в город. Поспрашивав людей на рыночной площади, он выяснил, что гертсин остановился в «Зеленом Гусе», лучшем постоялом дворе Аберуина, но там хозяин сказал, что как раз этим утром гертсин уехал.
– Бьюсь об заклад, мой господин, он знал, что ему нельзя здесь долго оставаться. Распускать такие грязные слухи о вашем отце! В теле гвербрета нет ни одной гнилой косточки, господин. Зачем бы он стал заключать договор с колдуном – только чтобы привлекательно выглядеть?
– Хорошо сказано. А что это был за парень?
– Зовут его Саламандр, мой господин, такой тощий, желтоволосый. О, язык-то у него подвешен хорошо, господин, поэтому не удивительно, что слух пополз по всему городу. Погодите-ка, мой господин. – Он помолчал, раздумывая и облизывая коричневые обломки зубов. – Саламандр ведь не сказал напрямую, что так оно и есть. Он сказал, что слышал об этом в Белглеафе, и спрашивал, как мы думаем – есть ли в этих слухах хоть слово правды?
