Ясно было, что ничего стоящего Эрфу мне больше не скажет: видимо, ему нравится говорить загадками. Ну что ж, в Город так в Город.
— А как пройти в Город?
— Дорога начинается от Гавани. Иди, никуда не сворачивая, и да поможет тебе Желтая Черепаха. И помни, до Ворот Заката тебе лучше добраться засветло.
Я кивнул и зашагал к Гавани. Все было по-прежнему непонятно, но утешало хотя бы то, что здесь есть нормальные люди. Они, правда, не хотят разговаривать, но, вероятно, у них есть на это причины. Да и о чем разговаривать с человеком, который не помнит собственного имени?
* * *
— Какая вы, Верочка, сегодня нарядная!
— Специально, чтобы вам понравиться, прическу изменила. А где Петрович?
— Наверно, по отделению бродит. Вам распущенные волосы больше идут, чем та прическа — с челкой на глаза.
— Ясное дело. Распущенные волосы всем женщинам идут. Но за ними следить надо, а где на это время взять?
— Уж у вас-то времени нету! Что это вас, кстати, вчера видно не было? Я уж соскучился.
— На свадьбе была.
— На своей?
— Ага.
— И сегодня уже дежурить вышли? Не любите вы мужа.
— Не люблю. Но другого выхода не было.
— Как это?
— Так. Он в положении, на третьем месяце. Ну, хорош трепаться, поворачивайтесь, укол делать буду.
— Ой, Верочка, не надо! Так на чьей же вы свадьбе гуляли?
— На подружкиной. Поворачивайтесь.
— А может, не надо? У меня ведь сегодня праздник.
— Это какой же?
— Я снова вас увидел.
— Ну как вам не стыдно? Это же совсем не больно!
— Кто говорит, что мне не стыдно? Мне стыдно. А вы хотите, чтобы мне еще и больно было! Вы жестокая, Вера. Я и так весь исколот, как подушечка для иголок. Пощадите!
— Нет вам пощады! Да не дергайся ты! Ну вот…
— Что, иголку сломала?
— Согнула.
— И правда. Ну ты даешь! Умираю.
— Виктор! Прекратите прикидываться! Как вам не совестно! Ну ведь не больно же было, а?
— Больно. Несите скорее тазик.
— Зачем?
— Кровь собирать будем. Не пропадать же добру.
— Да ну вас совсем!
— Вера!
— Ну что еще?
— Нет, ничего…
* * *
Дорога в Город была вымощена крупным грубо обработанным серым булыжником. Когда-то движение на ней было оживленным — на камнях остались выбоины от колес. Однако времена эти давно миновали — на обочинах выросли молодые деревца, и даже на самой дороге кое-где вылез мелкий кустарник.
Чем дальше я уходил от моря, тем гуще становилась растительность. Редкие чахлые сосенки сменились пышными широколистными кустами и высокими деревьями. У одних листья были длинные, саблеобразные, а у других — как у кленов, и по форме, и по окраске. Часть кроны была у них светло-зеленой, часть — желтой, попадались и ярко-красные, словно нарочно выкрашенные листья. Тут и там сквозь листву проглядывали всевозможные плоды, названия которых я не знал, но по ассоциациям назвал бы хурмой, грушами и даже бананами. Вот только «груши» здесь были почему-то сине-фиолетовые, как баклажаны, «бананы» — малиновые, а «хурма» — от зеленой и лимонно-желтой до красно-коричневой.
Я шел по дороге довольно долго, солнце повисло низко над лесом, а Города все не было. Памятуя наставления Эрфу, я прибавил шагу и начал уже беспокоиться, как вдруг заметил впереди себя человека.
Со спины он был как две капли воды похож на людей, которых я видел на берегу бухты. Мужчина шел медленно, неторопливым размеренным шагом, и это меня приободрило — по-видимому, он рассчитывал попасть в Город до темноты. В руках мужчина держал большой темно-зеленый лист, свернутый кульком, из которого выглядывали местные «груши» и «бананы». Оружия при нем не было, из чего я сделал вывод, что сухопутных монстров в этой местности не водится.
При виде человека первым моим желанием было заговорить с ним, но, вспомнив свои прежние неудачи по части знакомства с аборигенами, я сдержался и молча прошел мимо. И правильно сделал, потому что встреченный мужчина не обратил на меня никакого внимания. Равнодушное выражение его лица при виде меня ничуть не изменилось.
Как бы то ни было, встреча эта меня обрадовала, я умерил шаг и стал с интересом осматривать окрестности. Справа от дороги я заметил заросшую деревьями и кустарником каменную беседку. Минут через тридцать мне попалась вторая беседка, а потом и третья. Они стояли по обеим сторонам дороги и были сильно разрушены временем и наступающим лесом. Кровли провалились, стройные колонны, выточенные из ноздреватого желтого камня, кое-где еще сохранились, но большая часть их превратилась в развалины, едва возвышавшиеся над землей. Корни деревьев выворачивали плиты пола и фундаментов.
Угадать назначение беседок я не мог, но сделаны они были явно раньше, чем серые здания Гавани, и над их созданием работали более умелые мастера. Несмотря на естественное любопытство, я не позволил себе долго задерживаться у живописных развалин и вскоре догнал и перегнал еще несколько мужчин и женщин, направлявшихся к Городу. Каждый из них шел сам по себе, не обращая внимания на других, и каждый нес в кульке из листьев или в грубо сплетенной корзине местные фрукты.
Обгоняя путников, я снова поразился тому, что не вижу среди них детей. Отсутствие их на берегу бухты еще можно было как-то объяснить. Именно как-то, потому что трудно представить, чтобы какой угодно строгий приказ мог удержать мальчишек дома, когда в пустынную гавань входит корабль. Но почему взрослые не берут их с собой в лес на сбор плодов? Уж не говоря о том, что детям такой поход полезен и интересен, они могут оказать в этом деле неоценимую помощь. Разве вскарабкается взрослый туда, куда ловкий пацан взберется без всякого напряжения? Может быть, в Гавани нет детей, но в Городе-то они должны быть, иначе какой же это город?
Тут мысли мои смешались — я увидел Ворота Заката.
Называя так это сооружение, я лишь повторяю чужие слова. На самом деле это были не ворота и даже не врата, а настоящая триумфальная арка, сработанная из того же желтого камня, что и беседки на обочинах дороги. К высокой, в три человеческих роста, арке примыкали две арки поменьше. Все они были объединены высоким карнизом, на котором восседала гигантская каменная черепаха. Свесив голову в пролет центральной арки, она будто следила за тем, чтобы в ворота не вошел чужой. На массивных пьедесталах по обе стороны боковых арок сидели две черепахи поменьше. Размеры их, однако, тоже впечатляли. Мастерство резчиков по камню было столь велико, что и большая и маленькие черепахи казались живыми и внушали страх.
Перед Воротами Заката раскинулась широкая мощеная площадь с бассейном в центре. В лучшие времена он, очевидно, был наполнен водой, и в ней отражалась самая крупная черепаха. Ныне, однако, воды в бассейне не было, и весь он порос мелким кустарником. Ворота и маленьких черепах увивали лианы, а в одной из боковых арок выросло невысокое кряжистое деревце. Некогда город — теперь я уже не сомневался, что стою на пороге Города Желтой Черепахи, — был окружен высокой каменной стеной, но со временем она разрушилась или была разрушена и так поросла травами и кустами, что о ее существовании можно было теперь только догадываться.
