— Я знаю, — отозвалась Темпера, — но тебе придется быть очень экономной, матушка, и тратить как можно меньше. Мы уже выскребли все наши сбережения, не осталось практически ничего.
— Если я выйду за герцога, никакие сбережения и не понадобятся, — возразила леди Ротли.
— А если нет? — спросила Темпера.
Прекрасное лицо леди Ротли омрачила обиженная детская гримаска.
— Ну не будь так жестока, Темпера, — взмолилась она. — Эта игра должна быть беспроигрышной. Я непременно выиграю, непременно!
— Конечно, дорогая, — согласилась Темпера — Но мы должны быть благоразумны.
— Благоразумны! Ненавижу это слово! Но я уверена, что герцог сделает мне предложение, и тогда все у нас пойдет отлично. Я дам в твою честь бал в Шевингем-Хаус, — продолжала она с восторгом, — и мы пригласим лучших женихов в Англии. Все они будут твои, раз я уже выйду из игры.
Ее увлек полет воображения, как обычно не имеющий под собой никаких реальных оснований.
Темпера не исключала, что приглашение герцога означало не более чем желание украсить свои приемы присутствием привлекательной женщины.
Судя по тому, что ей было известно о герцоге Шевингемском, он с девятнадцати лет успешно избегал брачных сетей, которые расставляли ему предприимчивые мамаши девушек на выданье.
Теперь, когда ему уже перевалило за тридцать, как выяснила Темпера благодаря «Дебретту», с чего бы ему жениться на вдове, как бы она ни была хороша, к тому же не ровне ему по происхождению?
Куда более вероятно, что герцог Шевингемский женится на дочери герцога Нортумберлендского, Девонширского или Ричмондского, чем на Элейн Ротли.
Зная, что такие соображения только привели бы мачеху в дурное настроение, Темпера сочла за благо оставить их при себе.
Кэб, всегда не самое быстрое средство передвижения, медленно приближался к вокзалу Виктория в потоке других экипажей.
— Не забывай, матушка, что даже когда мы одни, ты должна называть меня Райли.
— Разумеется, постараюсь не забыть. По крайней мере хорошо хоть то, что нынешнее твое имя начинается с той же буквы, что и настоящая фамилия.
Темпера улыбнулась, так как мачеха повторила ее же собственные слова. «Когда приходится лгать, всегда лучше не прибегать к слишком сложным ухищрениям», — подумалось ей.
«Райли» мало чем отличалось от «Ротли». На самом деле она выбрала эту фамилию потому, что придя в Национальную галерею, чтобы продать Дюрера, увидела великолепный портрет семнадцатого века кисти Райли и вспомнила, что их там не меньше пятнадцати.
Кэб остановился у вокзала.
— Я возьму носильщика, миледи, — сказала Темпера.
Она подозвала носильщика и проследила за тем, как их багаж снимают с крыши кэба.
Леди Ротли вышла из экипажа, очень красивая, беспомощно озираясь по сторонам. Почти в ту же минуту к ней подбежал герцогский лакей в ливрее:
— Прошу прощения, вы не из гостей герцога Шевингемского?
— Я — леди Ротли.
— Прошу вас следовать за мной, миледи. Вашим багажом займутся.
Другой лакей подошел к Темпере.
— Не беспокойтесь, — сказал он. — Предоставьте это мне.
— Смотрите только, чтобы ничего не забыли, — строго сказала Темпера.
— Положитесь на меня. Ну-ка, давайте сюда этот саквояж. Нечего тащить его самой, раз есть носильщик.
Он говорил непринужденным тоном, как равный с равной. Когда весь багаж погрузили на тележку, Темпера пошла рядом с ним в здание вокзала.
— Бывали на юге раньше? — спросил он.
— Нет. Очень хочу побывать.
— Хорошо убраться подальше от здешних холодов. Я вам завидую.
— А вы разве не едете? — удивилась Темпера.
— Нам не везет. В замке его светлости сплошные лягушатники, постоянный штат, как говорится. Вот мистер Бэйтс, дворецкий, тот едет. Еще вчера отбыл с его светлостью. И его камердинер тоже. Хотел бы я быть на их месте!
— Вы говорите, его светлость уже отбыл?
— Да. Он не любит шум и болтовню в дороге. А кто любит? — Он усмехнулся. — Смотрите, берегитесь этих лягушатников. Слышал я, что они ни одной красотки не пропустят.
— Уверяю вас, я могу за себя постоять, — чопорно сказала Темпера.
— Надеюсь. Только будьте настороже и не гуляйте одна при луне.
— Последую вашему совету, — сказала она скромно.
— Зато с кем с кем, а со мной можете быть спокойны, — добавил лакей. — Как вернетесь, я вас отыщу. Могли бы вместе как-нибудь поразвлечься, если ваша хозяйка будет гостить у нас.
— Я должна хорошенько обдумать ваше предложение, — отвечала Темпера, с трудом сдерживая смех.
Она догадалась, что он позволял себе так вольничать с привилегированной прислугой, потому что она очень молода.
Пока все это ее забавляло.
Когда она подошла к поезду, Темпера убедилась, что все организовано в лучшем виде.
Оказалось, к поезду были прицеплены два личных вагона герцога. В одном размещались гости, в другом — прислуга, курьер и лакеи, ехавшие с ними только до Дувра. Там же ехало огромное количество багажа и еще две камеристки.
Войдя в вагон, Темпера поняла, что они не только будут ее спутницами в дороге, но что им предстоит общаться и в замке.
В строгой иерархии, господствовавшей в мире прислуги, согласно правилам этикета, камеристки считались рангом выше остальной прислуги и держали себя на равных только с дворецким и экономкой.
Еще много лет назад, когда ее родители гостили у великих мира сего, Темпера слышала, что камеристка хозяйки дома всегда сидит за столом по правую руку от дворецкого, а камердинер хозяина — по правую руку от экономки.
Окинув быстрым взглядом обеих камеристок, она увидела, что они намного старше ее и более важные.
В дороге она узнала, что камеристку леди Холкомб зовут мисс Бриггс, а камеристку леди Барнард — мисс Смит. Они, очевидно, хорошо знали друг друга и явно друг друга недолюбливали. Мисс Бриггс считалась выше по положению, чем мисс Смит, и обе они отнесли Темперу к более низкому разряду.
Еще Темпера поняла, что они обрадовались, узнав, что она никогда еще не бывала в южной Франции, это давало им возможность относиться к ней покровительственно.
Однако, когда поезд тронулся, они стали вести себя более непосредственно, взяв по бокалу шампанского, которое лакей нес на подносе в соседнее купе, и отдав предпочтение бутербродам с паштетом из гусиной печенки перед бутербродами с икрой.
— Одно скажу про его светлость, — заметила мисс Бриггс, принимая второй бокал шампанского, — умеет он жить красиво. Вы не поверите, когда мы были в прошлом году у маркиза Тенби, мне пришлось ехать во втором классе, в купе, где была еще одна посторонняя особа.
