— То есть, — подытожил Подорогин, — не сегодня-завтра я жду ментуру.
— Не знаю, — нервно прихохотнул приятель. — Может быть… Но для того, чтобы получить распечатку счета официально, им понадобится время. Предписание прокурора, ордер, и все такое.
— Спасибо, — вздохнул Подорогин. — Как сам-то вообще, семья?
— Что? — спросил приятель с заминкой, как будто не поняв или не расслышав вопроса. — Ах, не за что. Извини.
— Ну, давай.
— Всего…
Подорогин посмотрел на часы: Тихону Самуилычу звонить еще рановато.
— А в принципе, — рассудил он вслух, выруливая на дорогу, — и незачем.
Офис еще пустовал. Парадную Подорогину открыл заспанный охранник. Освещенная изнутри будка секьюрити походила на запотевшую витрину.
Поднявшись к себе в кабинет, Подорогин успел только снять пальто, как тот же охранник позвонил по внутренней линии:
— К вам тут… из уголовки.
— М-мать! — выдохнул Подорогин, откинувшись в кресле.
Прежде чем раздались шаги в приемной, он вытянул перед собой руки и растопырил пальцы. На правом обшлаге рубашки темнело жирное пятно.
За дверью кашлянули.
Подорогин опустил руки.
— Да!
В кабинет протиснулся (уловка Тихона Самуилыча — дверь на сильной пружине) человек небольшого роста в подмокшем синем ватнике и лыжной шапочке.
— Здравствуйте. — На полных щеках вошедшего лоснился влажный румянец и трепетала виноватая улыбка.
— Доброе утро, — сказал Подорогин.
— Следователь городской прокуратуры Уткин, — выдохнул человек. — Леонид Георгич. Удостоверение… — Отдуваясь, он полез во внутренний карман.
Подорогин включил настольную лампу.
— Да вы садитесь.
— Спасибо. — Леонид Георгиевич оглянулся через оба плеча и сел почему-то не в кожаное кресло у стола, а на дешевый стул возле зеркала. Там он долго и суетливо разоблачался. В комнате запахло потом и чем-то несвежим, напомнившим Подорогину прогорклую кухонную губку.
— Из метро?
— Да… — Леонид Георгиевич замер и пристально посмотрел в угол стола.
Подорогину показалось, что тот хочет о чем-то спросить его, но после паузы следователь громко, с треском чихнул.
— Машина, — пояснил он, погружаясь носом в рукав, — машина не завелась.
Закурив, Подорогин молча рассматривал своего гостя.
Леонид Георгиевич вытер лоб, положил на соседний стул конверт плотной серой бумаги и сделал глубокий вздох.
— Василий Ипатич, должен предупредить вас, дело серьезное.
— Вы, по-моему, хотели удостоверение…
— Ах да, конечно, — всполошился Леонид Георгиевич, — конечно!
Тотчас на стол под лампу легла просиявшая двуглавым орлом малиновая корочка. Мизинцем Подорогин распахнул ее. Все было в порядке. Такие малиновые корочки ему приходилось видеть не раз. Странность заключалась не в удостоверении, а, опять-таки, в поведении его владельца — подобного рода документы демонстрировались, как правило, с рук в течение долей секунды. На фотографии Леонид Георгиевич выглядел несколько старше своих лет и, что ли, безжизненней.
«И черт с тобой», — подумал Подорогин, возвращая корочку.
Леонид Георгиевич взял удостоверение медленно, неуверенно, как берут чрезмерную сдачу, и также неуверенно вернулся на стул.
Подорогин смерил задумчивым взглядом его мятую спину.
— Так вот. — Следователь поправил свой готовый свалиться ватник. — Дело серьезное, Василь Ипатич. Должен признаться, что еще вчера оно казалось безнадежным. Это убийство…
— Что?
— Убийство девушки.
— Леонид Георгич, а при чем здесь я?
— А при том, Василь Ипатич, что незадолго до смерти покойная — то есть пострадавшая — сделала один звонок. Со своего нового телефона она вообще успела сделать только этот один звонок.
— Вот же гад! — Подорогин хватил по столу кулаком и подошел к окну. — Простите, это я не вам…
Леонид Георгиевич достал из серого конверта несколько фотографий и разложил их под лампой.
Подорогин увидел страшно избитое тело в орошенном кровью снегу. На двух снимках, сделанных с разных сторон и с разного расстояния, девушка лежала лицом вниз, на третьем она была повернута на спину.
— Не узнаёте? — спросил Леонид Георгиевич.
Подорогин посмотрел на мертвое обезображенное лицо.
— А что тут можно узнать?
— В самом деле. — Следователь сунул фотографии обратно в конверт. — Но голос-то по телефону вы узнали?
Подорогин раздвинул полоски жалюзи: из парадных дверей «Нижнего» вышел охранник, за ним уборщица с дымящимся ведром и дворник с лопатой.
— Я не говорил с ней по телефону.
— Василь Ипатич… — Леонид Георгиевич робко присел в кресло у стола. — Я, конечно, могу сейчас откланяться, уйти. Ради бога. Однако тогда вам придется давать показания официально. Вы ведь знаете, что это такое?.. Час назад своему знакомому вы заявили, что вам угрожали в то время, когда был сделан звонок с телефона потерпевшей. Смею заверить, Василь Ипатич, что это был именно тот звонок. Мы можем это легко доказать.
— Хорошо, — обернулся Подорогин, — докажете. И что с того?
— А то, Василь Ипатич, что, по-видимому, к убийству девушки вы имеете самое прямое отношение.
— Это с какой же радости?
— Да вы же сами только что объявили мотив. Вам угрожали — и вы решились на ответные меры.
Подорогин погасил лампу.
— А мой знакомый не сказал, зачем я звонил ему?
— А это неважно.
— Нет, это важно. Потому что я звонил узнать, с какого номера был сделан звонок, — на следующий день после убийства. Ладно: я убийца, заказчик и прочее. Но зачем мне узнавать номер своей жертвы на следующий день? — Подорогин развел руками. — И, между прочим, какое-никакое, но у меня алиби. Свидетель… — он заикнулся, — …тельница.
— Все это, конечно, хорошо, — одобрительно закивал Леонид Георгиевич, — да, но это только слова. Все равно из-за звонка потерпевшей у нас нет никого, кроме вас. А после вашего разговора со знакомым и подавно.
— Уф-ф! — Подорогин выхватил из кармана телефон и положил его на стол. — Нате. Ешьте. Протоколируйте.
— Что это? — искренне удивился Леонид Георгиевич.
— Мо-биль-ник, — сообщил по слогам Подорогин. — Сотовый. Труба. С функцией голосовой почты. И с голосом вашей чертовой потерпевшей.
— Так вы все-таки говорили с ней?
— Да нет же! — заорал Подорогин, и так быстро, что следователь подался с испугом назад, взял телефон, набрал номер почты и бросил его на прежнее место.
