Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
– Слушай, Миша, а что мы вообще тут делаем?
– Так это… нас эвакуировали. Семьи комсостава дивизии.
Да, все как рассказывал дед. И если дело и дальше пойдет тем же манером, то до своих нам не добраться… Так и застряну здесь до сорок третьего года.
– Что будем делать? – спросила темноволосая девушка в очках. Она оказалась студенткой-медиком и здорово помогла с перевязками. Звали ее Марина. – Без врачей, без медикаментов, без перевязочного материала половина раненых не доживет до следующего утра!
– Надо идти за помощью! – сообразил я. – Где здесь ближайшая станция?
– Не знаю! – растерянно ответил Барский.
– Но мы ведь что-то проезжали? Город, село, полустанок? Как давно?
– А-а-а… утром! – почесывая затылок, с трудом припомнил Барский. – Мы как раз встали и умылись, а тут паровоз встал на какой-то станции – воды налить. И мы еще там возле платформы яиц, сала и свежего хлеба к завтраку купили.
– Так, уже лучше! Вспоминай дальше! Сколько прошло времени после проезда станции до начала налета?
– Э-э-э… Часа три! – снова прибегнув к «непрямому массажу головного мозга» посредством почесывания в затылке, ответил юноша.
– Так, если даже с минимальной скоростью плелись, то эта станция далеко. Километров тридцать-сорок, не менее. А помощь нужна быстро! Никаких будок на переездах не проезжали? Ну, такие… со шлагбаумом?
– Точно! Было такое! – сразу вспомнил Миша. – И вроде недалеко! Километра три отсюда. Может, четыре или пять.
– Угу… Или шесть… – кивнул я. – А выехали мы когда?
– Так… вчера ближе к вечеру!
А вот это плохо! Это означает, что мы все еще в опасной близости от границы. И достать нас могут не только самолеты, но и танки. Я небольшой знаток истории, но из школьного курса помню – в июне сорок первого немцы прорывались на очень значительные расстояния. Вроде бы Минск захватили через несколько дней после начала войны. А он чуть ли не в сотне километров от границы! Значит, нам надо быстро собирать раненых и сваливать отсюда! Или по крайней мере как-то укрыть всех уцелевших до подхода помощи. Потому что без транспорта далеко не уйти. Далеко ли пронесут на своих плечах эти мальчики и девочки носилки с ранеными? Пусть даже такими же детьми. Да и носилки еще предстояло сделать. Итак, первым делом – эвакуация с этого поля. Надо объяснить уцелевшим, что делать, а самому идти на переезд. Там обязательно должен быть телефон. Ну, начнем…
– Эй, народ! – Я встал и оглядел «свою» группу. На меня смотрело два десятка пар глаз. – Товарищи! Слушайте меня внимательно! Здесь находиться опасно! Самолеты могут вернуться. Нужно срочно унести раненых в рощицу! Убитыми займемся позже, сперва позаботимся о живых!
– А ты уверен, что это необходимо? – возразила какая-то женщина. – Раненых нельзя таскать с места на место. Это может им навредить. Не лучше ли остаться здесь? Наверняка нам скоро окажут помощь.
– Простите, гражданочка, но я очень сомневаюсь, что если мы не почешемся, нам кто-нибудь поможет! Мы здесь уже четыре часа, а до сих пор никто не поинтересовался: а почему не пришел на станцию литерный поезд? Неужели вы думаете, что, случись такое в обычное время, мы бы так и сидели у сгоревшего состава и перевязывали детей разорванными рубашками? И, кстати, за все утро по этой ветке не прошел ни один эшелон. Ни на запад, ни на восток! Наверняка что-то случилось! Может, немцы прорвались…
– Ты панику не разводи! – неожиданно вскочил невысокий крепенький паренек, до того смотревший мне в рот и буквально исполнявший все команды. – Да я тебя!..
– Заткнись! – Я беззлобно ткнул парня кулаком в живот. Он пискнул и сложился пополам.
– Ну зачем ты так? – вступилась за него Марина, машинально прикрывая пострадавшего собой. – Колька погорячился, а ты сразу драться…
– Сейчас некогда играть в игры «кто больше Родину любит»! Надо реально оценивать обстановку и спасать людей! – разъяснил я. – Начинайте переносить раненых в рощу. Ты, Марина, за старшего! А мы с Михаилом прогуляемся до переезда.
Больше со мной никто не спорил. Проследив, чтобы процесс подготовки к эвакуации не заглох на первых минутах, мы отошли в сторонку. Попутно я подобрал давешнюю винтовку. Так, а патроны? Пришлось переворачивать убитого бойца и снимать с него ремень с двумя кожаными патронташами. Сорок патронов… Немного, но при умелом обращении – вполне достаточно. Да и трехлинейка сама не позволит быстро расходовать боеприпасы – не пулемет, поди. Опоясавшись, я на всякий случай обшарил карманы солдата. И стал обладателем кисета с махоркой, коробка спичек, двух пустых гильз, комсомольского билета на имя Петренко Осипа Макаровича, 1922 года рождения, и пластмассового шестигранного флакончика с квитком бумаги внутри. Не густо… Понятно, что портянки и смену белья Петренко хранил в рюкзаке. Или, как его здесь называют, «сидоре». Который наверняка остался в одном из сгоревших вагонов. А документы? Не знаю, должен ли быть у бойца «военник» или какая-нибудь красноармейская книжка, но командировочное удостоверение должно быть? Или справка из части? Иначе как он докажет, что не дезертир?
– Миша, а этот красноармеец был нашим единственным сопровождающим?
– Нет, их четверо было. С сержантом во главе! – после секундного размышления ответил Барский и оглянулся по сторонам, словно ожидая увидеть их где-то рядом.
– При сортировке погибших мы не видели людей в форме. Возможно, что они погибли, не успев выбраться из вагона?
Барский неопределенно пожал плечами. Ну, с бумагами теперь понятно – скорее всего отсутствующие сопроводительные документы находились у старшего по команде.
А каковы мои собственные ресурсы? Нужно провести инвентаризацию имущества! Итак, что мы имеем?
Штаны парусиновые, одна единица. Когда-то светлые, ныне, после всех валяний по голой земле, переноски и перевязки раненых – непонятного цвета. Рубашка с коротким рукавом, заправлена в штаны (а не навыпуск, как у нас), изначально белого цвета. На груди, с левой стороны, – комсомольский значок и знак «Ворошиловский стрелок» второй степени. В нагрудном кармане – комсомольский билет. В нем фото молодого деда (почти один в один я в молодости). Что интересно: на первой странице билета всего два ордена, а в моем собственном, оставшемся в далеком будущем, как сейчас помню, было штук шесть. Это, получается, четыре ордена комсомол за Великую Отечественную получил? В кармане штанов – носовой платок, пятикопеечная монета непривычного дизайна, два английских ключа на одном кольце, сложенная вдвое четвертушка бумаги с загадочной карандашной записью «К-в. Евг. Ив. 5-22-47». На ногах – парусиновые ботинки с веревочной подошвой. Дед рассказывал, что их для пущего форсу натирали зубным порошком. Симпатично, но непрактично… Мне бы что-нибудь кожаное, да с нормальной подметкой, а то эта до первого дождя…
– Слушай, Миша, а где наши вещи?
– Ну… в чемодане, наверное… – пожал плечами Барский.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
