— Каннибализм, — просто ответил Огурцов.
Антон потерял дар речи. Вот уж чего-чего, а этого Антон себе никак не мог представить. Его даже слегка замутило. Похоже, этот профессор тоже умом тронулся, не только на его жену стресс влияние оказал…
Лариса нахмурилась и шумно выдохнула, расширив ноздри, но ее опередил футболист.
— Постойте, но есть же различные звери. Я видел оленей, собак, кошек, множество птиц, — взволнованно запричитал Принц.
— Зверей более чем достаточно. Не поверите, я видел семейство обезьян. Видимо, убежали в свое время из зоопарка и каким-то образом выжили, встроились в экосистему. Лохматые, похожи на тех снежных макак, что живут в Японии на острове Хонсю. Наверное, есть и медведи, дикие свиньи… Но чем вы убьете медведя? Рогатиной? Полагаю, медведь расправится с вами куда раньше, чем вы разберетесь, как этой рогатиной правильно вертеть. Оленя тоже голыми руками не поймать. Копья, луки? Возможно, но сколько придется попотеть, чтобы научиться, во-первых, изготовлять такое оружие, а во-вторых, попадать из него хотя бы в неподвижную мишень?
— Я умею пользоваться луком, — с неприкрытой гордостью сказал Принц. — Я много гостил у бабушки в деревне, меня учили пользоваться луком мои дядюшки.
— Что, правда? — Лариса с интересом уставилась на футболиста, а Антон впервые подумал, что она, пожалуй, довольно симпатичная. Может, малость коренастая и ширококостная, но все равно симпатичная. Как говорила мама, «интересная девушка».
— Я попробую сделать лук, — пожал плечами Принц. — Нужно придумать, из чего сделать тетиву.
— Да из любого синтетического материала, — посоветовал Огурцов. — Благо этого добра осталось предостаточно и синтетика практически не портится. Вот когда вспомним, что ругали ее, требовали натуральных материалов… Кто-нибудь хочет еще чаю?
— Нет, спасибо, — отозвался Антон. — Я, пожалуй, пойду осмотрю остров.
— Хотите найти подземные убежища и тайный ход? — хитро прищурился профессор. — Если так, то не трудитесь. Я уже нашел и с удовольствием вам покажу.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Природа приспособлена к нашей слабости не менее, чем к нашей силе. Непрестанная тревога и напряжение, в котором живут иные люди, — это род неизлечимой болезни.
Генри Дэвид Торо «Уолден, или Жизнь в лесу»
Когда вокруг начали оживать мертвецы, а точнее, шевелиться тела, которые Антон поначалу счел мертвыми, он закрыл глаза и потряс головой. Потом снова открыл и понял, что лежит практически голый, а рядом с ним — давешний волосатый барабанщик, который тоже вертит головой и лупает глазами. С одеждой было что-то странное: словно собаки рвали.
— Чё-то я нажрался вчера, что ли… — пробормотал барабанщик.
В этот момент начала истошно вопить женщина. Антон рывком сел, подивившись тому, с каким трудом отозвались мышцы на столь простое, в общем-то, движение. Женщина кричала неспроста: ее тело от шеи до колен было скрыто в огромном муравейнике, сейчас ожесточенно копошившемся. Кто-то на карачках подполз к кричащей, виляя розовым голым задом, и принялся руками отбрасывать в стороны хвою, землю и муравьев.
Антона едва не стошнило, и он отвернулся.
Золотодолинской улицы не было. Растрескавшийся асфальт на проезжей части был пронизан стволами сосен, бордюры раскрошились, на ближнем перекрестке зияла огромная промоина. Полицейский «форд», минуту назад подкативший к ограде былинниковского коттеджа, стоял на спущенных колесах, покрытый проплешинами ржавчины и грязью. Сами стражи порядка выглядели не лучше. Девушка пыталась прикрыть левой рукой крупную грудь в расползающемся ажурном бюстгальтере, перекрещенную ремнем портупеи, а правой стискивала пистолет. Ее спутник отряхивал с лица какой-то мусор и отплевывался.
— Что за нах?! — хрипло заорал Былинников, стряхивая с жирных плеч развалившийся костюм. — Кто это сделал?
К кричавшей женщине присоединились детские голоса — сначала один, затем другой.
— Заткните им пасть! — так же хрипло велел Былинников.
Депутат поднялся с земли, уцапал со стола бутылку виски и, отвинтив крышку, сделал несколько крупных глотков. Скривился, пнул бездумно сидевшего рядом помощника:
— Хрена сел? Давай в подвал, знаешь, что брать! Я эту суку, которая это сделала…
Депутат не договорил, наверное, сообразив, что с трудом можно было представить суку, которая «это сделала». Все вокруг выглядело, словно в замке спящей принцессы, если маленькому Былинникову в детстве читали такие сказки. Хотя, судя по роже, дальше настенной живописи в общественных туалетах он вряд ли продвинулся.
Коттедж выглядел так, словно его бросили на произвол судьбы на четверть века. Деревья, кусты и трава, которых только что не было. Оплетенные вьюнком и усыпанные хвоей и шишками столы с грязной, заляпанной чем-то черным посудой. Уже упомянутый полицейский «форд» — да и машины гостей, припаркованные поодаль на специальном пятачке-стоянке, выглядели не лучше.
А надо всем этим голосили птицы, причем голосили так, как Антон в Академгородке еще не слыхал.
Былинников, надо отдать ему должное, не слишком долго обдумывал ситуацию. Он принялся тормошить и пинать своих приближенных, побуждая к действию и тряся волосатым брюхом. Антон некстати вспомнил, что одна его девушка мужиков с такими брюхами называла «зеркальщиками» — мол, свое мужское достоинство могут только в зеркало увидеть.
«Наверное, чем примитивнее мозг, тем проще ему устроиться в жизни и уж тем более — влиться в экстремальную ситуацию», — подумал Антон, глядя на депутата.
— Так, встали все, нах! — ревел тот. — Лишние все пошли отсюда, нах!
Тут он о чем-то вспомнил, запустил в карман руку и извлек смартфон. Потыкал в него пальцем, размахнулся и зашвырнул на стоянку, где цацка с треском ударилась о грязное лобовое стекло когда-то ярко-красного «мини».
— У кого связь есть? Связь, говорю, у кого? Быро!
Народ, привлеченный активностью Былинникова, шевелился. Кричавшая женщина уже не кричала, а отползла от разоренного муравейника и со всхлипыванием пыталась закутаться в останки скатерти: одежды на ней практически не было. Пара-тройка гостей полезли за мобильниками — связи не оказалось ни у кого. Антон смутно понимал, что никакой связи и не может быть. С миром случилось что-то такое, что с наличием мобильной связи никак не сочетается…
Может, долгожданный конец света наступил? Не в две тысячи двенадцатом, а в две тысячи шестнадцатом. Но они-то все вроде бы живы, это вокруг всё состарилось… Точнее, не всё: деревья растут, белка вон по ветке скачет, удивляясь людям, и явно их не боится совсем, словно не видала прежде. А вот всё, что руками этих самых людей создано, — истлело, сгнило, развалилось… Черт, да что ж такое?
— Не, не нажрался я, — заключил барабанщик, вытряхивая из длинных волос сор. — Вся эта хрень вокруг… Ты чего-то понимаешь, Никулин?
