Уолт надолго умолк.
– Нет, я не могу этого гарантировать, – подавленноответил он. – Но, думаю, ты сможешь приезжать домой на выходные довольночасто.
– А если не смогу? Ты, что ли, приедешь и будешьзаботиться о моих детях?
– Таня, за такие деньги ты можешь нанять прислугу. Хотьдесять человек, если пожелаешь. Они платят такие бабки не за то, чтобы тысидела на заднице в своем Марине и пересылала им сценарий по почте. Они хотят,чтобы ты была там, где идут съемки. И это логично.
– Я понимаю, что это логично. Я просто не понимаю, каксовместить эту работу с моей реальной жизнью.
– Это тоже твоя реальная жизнь, реальные деньги,реальная работа. И это одна из самых значительных кинокартин, которые делалисьв Голливуде за последние десять лет, а может, и на десять лет вперед, ивозможность работать вместе с некоторыми из самых значительных людей нашегокинематографа. Ты хотела художественный фильм? Вот тебе художественный фильм.Такое тебе больше не найти.
– Я понимаю. Я все понимаю. – Таня чувствоваласебя совершенно несчастной. Она никогда не думала, что перед ней встанетподобный выбор. Он казался немыслимым при ее жизненных ценностях. Семья напервом месте, писательское дело на втором. На втором, вечно на втором, как бысильно она ни любила писать и как бы хорошо ни зарабатывала. На первом местевсегда были Питер и дети. Все рабочее расписание Тани было подстроено под них.
– Может, ты подумаешь и обсудишь это дело с Питером? Мыможем вернуться к этому снова завтра утром, – спокойно сказал Уолт. Онпредставить себе не мог, чтобы человек, обладающий хотя бы каплей здравогосмысла, посоветовал жене отказаться от таких денег, и он надеялся, что мужпосоветует Тане хвататься за уникальную возможность обеими руками. Да развемогло быть иначе? В мире Уолта от таких возможностей не отказывались. В концеконцов, он ведь был литагентом, а не психиатром. Таня же даже не была уверена,станет ли она рассказывать об этом Питеру. У нее было такое ощущение, что ейследует принять решение самостоятельно и отклонить предложение. Хотя, конечно,ей льстило такое потрясающее предложение.
– Я позвоню тебе завтра, – произнесла Таня, тяжеловздохнув.
– Не говори ты таким несчастным тоном. Это лучшее, чтокогда-либо происходило с тобой, Таня.
– Я понимаю… Извини… Я просто не ожидала ничегоподобного, а выбор непростой. Моя работа никогда раньше не становилась междумною и моей семьей.
И Тане не хотелось, чтобы это произошло теперь. Это былпоследний год, который Мэган и Молли предстояло провести дома, и Таня не хотелаего пропускать. Она никогда себе не простит, если не будет с ними рядом. И они,возможно, тоже ей этого не простят, не говоря уже о Питере. Это просто нечестно– просить его заботиться о девочках в одиночку, особенно если учесть, насколькоон загружен работой.
– Думаю, ты сможешь с этим справиться, если всеправильно обустроить. И подумай о том, как интересно тебе будет работать надэтим фильмом, – попытался подбодрить ее Уолт.
– Да, – снова вздохнула Таня, – это было быинтересно.
Превосходная писательская задача. В глубине души Тане ужаснохотелось взяться за нее, но при этом она понимала, что должна отказаться.
– Просто подумай об этом спокойно и не принимайскоропалительных решений. Поговори с Питером.
– Поговорю, – пообещала Таня, соскакивая стабурета. Ей нужно было переделать за сегодня тысячу дел. – Я позвоню тебеутром.
– Я скажу им, что не смог до тебя дозвониться, что тебядо завтра не будет в городе. И еще, Таня, – мягко произнес Уолт, –подумай о себе. Ты – чертовски хороший писатель и лучшая жена и мать, каких ятолько знаю. Эти две работы вполне совместимы. Люди их совмещают. А твои детиуже не младенцы, ты и так много им дала.
– Ты прав, – Таня улыбнулась. – Просто мнеиногда нравится думать о них так. Возможно, они справятся без меня, я уже почтивышла из употребления.
Все трое ее детей в старших классах стали очень независимы.Но Таня знала, что этот год очень важен для двойняшек и для нее самой. Это былее последний год, полностью посвященный материнским заботам, перед отъездомдетей в колледж. Им все еще требовалось ее присутствие. По крайней мере, такона думала и была уверена, что Питер разделяет ее мнение. Таня представить себене могла, что с ними все будет в порядке, если она уедет работать в Голливуд нацелый год, последний год дома для ее девочек. Конечно, предложение ехать вГолливуд и писать киносценарий – это потрясающе, никто из семьи не ожидал, чтоэто когда-нибудь случится, и меньше всех – сама Таня.
– Расслабься и радуйся. Если такой человек, как ДугласУэйн, желает работать с тобой – это повод погордиться. Большинство писателей затакой шанс продали бы собственных детей.
Но Уолт знал, что это не Танин случай. И именно поэтому онаему нравилась. Таня была хорошей женщиной, живущей семейными ценностями. Носейчас Уолт надеялся, что она на несколько месяцев задвинет свои ценностиподальше.
– Буду ждать завтрашнего звонка. Передавай привет Питеру.
– Спасибо, – уныло отозвалась Таня. Для нее делобыло не только в том, как отнесется к этой новости Питер, но и в высокихстандартах, которым она считала нужным соответствовать. Положив трубку, Танянекоторое время неподвижно стояла посреди кухни, словно громом пораженная. Еймногое следовало переварить, а ее семье – проглотить.
Таня все еще не двигалась с места, глядя перед собойневидящим взглядом и размышляя о происшедшем, когда на кухню вошел Джейсон, а сним – двое его друзей, которые приехали вместе с ним.
– Что с тобой, ма?
Джейсон был высоким, красивым юношей, как-то незаметно ибыстро возмужавшим, с широкими плечами, низким голосом, зелеными, как у матери,глазами и темными волосами. Он был красив – и это льстило Тане, – но ещебольше она ценила в сыне его человеческие качества. Джейсон был хорошим сыном,он никогда не создавал родителям проблем, он хорошо учился и занимался спортом.Он собирался пойти учиться на юриста, как отец.
– У тебя вид какой-то странный. Что-нибудь случилось?
– Да нет. Я просто соображала, что мне сегодня нужносделать. А ты чем собираешься заняться? – спросила Таня, пытаясь в то жевремя выбросить всякие мысли про фильм из головы.
– Мы отправляемся к Салли поплескаться в бассейне.Тяжелая работа для летнего утра, но кто-то же должен ее делать.
Джейсон рассмеялся, а мать привстала на цыпочки, чтобыпоцеловать его. У Тани уже сейчас сжималось сердце при мысли об отъездеДжейсона. Ей невыносимо было думать, что он уезжает. Без Джейсона дом опустеет,и, хуже того, через год все трое детей покинут дом. Таня цеплялась за этипоследние дни, проведенные вместе, и оттого ей казалось невозможным принятьпредложение Дугласа Уэйна. Разве она может упустить эти последние, драгоценныедни, которые можно провести вместе с детьми? Никак не может, она никогда себене простит, если лишит себя и детей такой возможности.
