Дамьен положил руку на ее плечо, слегка отстранил и сказал:
— Тебе это только казалось. — Потом убрал руку, отошел на несколько шагов и добавил: — Я пытался помочь тебе, но ты знала правила игры с самого начала. Я был более чем щедр. Однако всему есть пределы. Пора уезжать.
Кран тут же открылся.
— Ох, Ди Эй! — заныла она, шмыгая носом и хлопая искусственными ресницами. — Как ты можешь?
Но Дамьен остался равнодушным и только покачал головой.
— До конца месяца, Рене. Пора свить гнездышко где-нибудь в другом месте. У тебя еще почти четыре недели, так что времени хватит. Если хочешь, я сам подыщу тебе подходящее жилье. Черт побери, даже помогу переехать, если понадобится, но так или иначе, а к концу месяца чтоб духу твоего здесь не было. Ты меня поняла?
Тут Рене закрыла лицо руками и заревела в голос. Ее красивые плечи тряслись от рыданий.
— Как ты можешь так поступить со мной? Я была от тебя без ума! Ты даже не знаешь, как я хочу тебя…
— Да, да, — прервал Дамьен. — Но дело в том, что я давно остыл. Пора и тебе сделать то же самое.
— Мне никто не нужен, кроме тебя! — Рене отчаянно потянулась к нему.
Дамьен ловко поймал ее запястья и заставил опустить руки.
— А ты не нужна мне вообще, — мягко, но решительно ответил он.
— Но почему? — Обиженная Рене топнула ногой, как усталый и капризный ребенок. — Тебя влекло ко мне. Думаешь, я не знаю?
Как ни странно, но Дамьена больше не влекло к ней. Ни капельки. Пугающая правда состоит в том, что его больше не влечет ничто и никто, кроме… Он прогнал непрошеные воспоминания о Фредди Шариве и посмотрел на Рене. Рене Шапюи представляла собой олицетворенную мечту мужчины, она была по-настоящему, нереально красивой. Собственно говоря, так оно и есть. Почти все у нее искусственное — начиная с шикарных ногтей и кончая бюстом, подвергшимся пластической операции. В этом смысле она не слишком отличается от большинства женщин, которыми увлекался Дамьен. Но в данный момент все искусственное ему претило.
— Рене, — терпеливо сказал он, — пойми, все кончено. Это случилось давно, и возврата к прошлому нет. Так что выкинь из головы мысль о том, что мы можем снова лечь в постель. Этого не будет.
— Но почему я не могу остаться? — взмолилась она.
Бержера едва не рассмеялся. Неужели Рене не понимает, что он видит ее насквозь? Причиной ее «роковой страсти» была бесплатная квартира. Или, иными словами, снова его деньги.
— Ты не можешь остаться, — мягко, но решительно сказал Дамьен, — потому что я устал от тебя. Ты слишком долго жила за мой счет. Хватит. Пора и честь знать. Советую привыкнуть к этой мысли.
На сей раз Рене не стала притворяться плачущей, а дала волю гневу.
— Ты корыстный сукин…
— Кто бы говорил о корысти… Ради бесплатного жилья ты готова на все.
— Черт побери, ты можешь это себе позволить!
— Но это не дает тебе права злоупотреблять моей щедростью, — бросил Дамьен и отвернулся. — Освободи квартиру к концу месяца. — Он пошел к выходу.
— Ты заплатишь за это, Бержера! Меня нельзя вышвырнуть как мусор! Ну ничего, я тебе отомщу! Я не люблю делать такие вещи, но ты меня запомнишь!
Дамьен открыл тяжелую металлическую дверь, которая вела к лифту, и ушел. Дверь сомкнулась за ним, и голос продолжавшей вопить Рене утих. Чокнутая. Что она может ему сделать? В конце концов, он Ди Эй Бержера, а она никто, бесплатная квартирантка. Так вот, с благотворительностью покончено. Как только Рене исчезнет, он и думать о ней забудет. Сейчас у него есть другой объект для щедрости — детская футбольная команда.
Он вставил ключ в щель личного лифта, набрал код на клавиатуре и улыбнулся, подумав о малышах, бегающих по полю в майках с эмблемой «Бержера телевизьон», и сияющей от благодарности Фредерике Шариве. Когда дверь лифта открылась, Дамьен ощутил возбуждение, быстро сменившееся чувством облегчения. Боже мой, когда он в последний раз испытывал столь же острое желание? Он сунул в карман ключи, вошел в лифт, нажал на кнопку, прижался спиной к стене, закрыл глаза и представил себе, что обнимает Фредерику Шариве. Сердце тут же забилось с неожиданной силой, а в груди разлилось странное тепло.
Слегка смущенный, он откашлялся и посмотрел на крошечную видеокамеру, вмонтированную в угол кабины. Ими были оснащены каждый лифт, каждый вход в здание. Он часто думал, что именно видят охранники на своих постоянно включенных мониторах. Нет, уголовщины в их квартале почти не было, хотя дом стоял неподалеку от района трущоб. Как-то они поймали налетчика, который выхватил сумку у жившей в этом подъезде женщины перед тем, как закрылась дверь лифта, и прогнали пару проституток, искавших чистое место для своего бизнеса. Однажды перехватили молодого доставщика пиццы, который заметил бесхозный сверток, лежавший у дверей одной квартиры, и попытался его унести. Все остальное — в том числе жильцы и их гости — существовало только для развлечения охранников.
Дамьен никогда не задавал вопросов, но был уверен, что молчаливые парни в черных форменных куртках видели многое. Правда, к нему самому это не относилось. Он был слишком осторожен, чтобы нарушать правила приличия даже в таких укромных местах, как кабина лифта. Неприятнее всего для Дамьена было то, что за ним следили везде и всегда, причем не только охранники. Самые интимные подробности его жизни неизменно просачивались в прессу, и он вывел для себя правило: тут же порывать с женщинами, которые рассказывали репортерам об их связи. Конечно, иногда Дамьен попадал в объектив какого-нибудь бродячего папарацци, но лишь с теми женщинами, которых было не жаль потерять.
Дамьен слегка удивился тому, что Фредерика его не узнала, и в то же время обрадовался. Если соблюдать осторожность, она никогда не поймет, кто он такой. Возможно, именно поэтому он испытывал к ней столь острый интерес. Да, наверное. Его привлекала не столько сама Фредерика, сколько возможность какое-то время побыть обычным человеком, не привлекающим к себе внимания. Нормальным. Он плохо помнил, что значит быть нормальным человеком, но был уверен, что это ему по плечу. Умение быть нормальным сродни умению ездить на велосипеде, которое возвращается, стоит только сесть на него, взяться за руль и нажать на педали.
Почувствовав уверенность в себе, он засвистел какую-то мелодию и вышел из лифта на площадку пентхауса. Дамьен вошел в просторные чистые и тихие апартаменты, уверенный, что здесь он совершенно один и находится в полной безопасности и неприкосновенности.
…Роскошный седан преодолел незаасфальтированный участок земли и остановился между древним пикапом с облупившейся краской и практичной малолитражкой Фредерики. Стоявшая у кромки поля Фредди поняла, кто это, еще до того, как из кабины вылез Дамьен. Не успела молодая женщина ощутить чувство радости, смешанное с тревогой, как в нее с разбегу врезался плотный близорукий карапуз в майке и мешковатых джинсах. Не ожидавшая этого Фредди зашаталась и села наземь. Карапуз рухнул на нее. Придя в себя, она увидела голубое небо и подумала: разве можно утонуть в земле? Потому что все ее усилия втянуть в себя воздух оставались тщетными.
