Книга Журналюги - Сергей Аман

Павел Cергеевич Лебедев вышел в олигархи из православных священников. А в священники подался, еще учась в актерском училище. Вернее, не сразу в священники, а к вере прибился. Когда вокруг звучали комсомольские песни, зовя молодежь на БАМ и другие стройки века, он, пройдя уже комсомольскую закалку в роли школьного вожака и руководителя художественной самодеятельности, знал, что за ними, за песнями, стоит для одних бесшабашный задор и безбашенный романтизм, а для других рутинная чиновничья работа, которая хорошо оплачивалась как материально, так и, будем говорить, духовно. Хотя это слово в данном контексте богопротивно. Несмотря на то, что за комсомолом он в четырнадцать лет побежал «задрав штаны», так как был воспитан правильными родителями, уже к восемнадцати, когда ему предложили вступить в коммунистическую партию, тогда единую и неделимую, он ответил, что еще не готов к такому высокому званию как коммунист. Он был умный мальчик. И поступил в ГИТИС, причем с первого раза, не как некоторые. Все, казалось, давалось ему легко. Первый курс ушел на веселое узнавание будущей профессии, на кутежи и знакомства с девочками, но Паша взрослел быстро. Несмотря на дружелюбие и контактность, которые создавали ему имидж рубахи-парня, внутри у него, как он считал – в душе, шла невидимая никому работа по «поиску себя». И его никак не устраивала та непреодолимая пропасть, которая лежала между реальной жизнью и теми требованиями, которые полагались обязательными при ее – реальной жизни – обслуживании, даже в таком вроде бы непритязательном ремесле как актерство. И после второго курса, который он проскочил по инерции, Паша «запил». То есть запойно стал читать религиозную литературу – после того, как кто-то из сокурсников принес и показал ему библию. И ему казалось, что еще чуть-чуть и он ухватит правду жизни, ее единость и совместность, за хвост. Его деревенская бабушка втайне от столичных родителей еще в раннем детстве крестила его, оставленного ей на попечение в летнюю отпускную пору. И хотя крестика Паша не носил, но всегда знал, что он православной веры. Окончательно от актерства его отвратило то, что, как он узнал, профессия эта не приветствовалась православным учением и актеров даже раньше полагалось хоронить вне стен кладбища. И на третьем курсе он ушел из института искусств в один из подмосковных монастырей. Что, кстати говоря, по тем временам было непросто, не поминая уже о конфликте с родителями. Тут Лебедеву попался очень неглупый духовный пастырь, который объяснил ему, что, чтобы понять жизнь, не книжки надо читать, даже религиозные, а молиться и прислушиваться к себе: голос Бога можно услышать только внутри себя. Паша всегда доверял внутреннему голосу и потому истово принялся молиться. Многодневные бдения пошли ему на пользу. В молитве он становился спокоен и принимал мир таким, каков он есть. Умного и при этом покладистого послушника отмечали все духовные наставники, которые посещали время от времени монастырь. И через год его послали учиться в духовную семинарию. По окончании ее Павла направили служить диаконом в один из подмосковных приходов. Там он тоже понравился батюшке своим прилежанием, и тот вскоре рекомендовал молодого священника вышестоящим инстанциям. Не прошло и года, как Лебедева рукоположили и определили иереем в другой приход. И снова начальство не могло на него нарадоваться. Спустя всего три года отец Павел стал настоятелем, одним из самых молодых, в своем «собственном» храме. И тут разверзнулось все, что копилось в его душе с самых ранних лет. На его горячечные проповеди о братстве людском сходились не только местные прихожане, но и приезжали их послушать разные люди из недалекой Москвы. Тогда-то он и женился на одной из своих прихожанок, простой милой девушке, которая боготворила духовного пастыря. Ему это льстило, хоть ему и стыдно было в этом признаться даже самому себе. Вскоре у них родилась дочка, которую они назвали простым и красивым русским именем Аленушка. Однако проповеди его не давали жить спокойно не только его прихожанам. И вскоре ему намекнули сверху, что такая истовость ведет не к Богу, а к гордыне. Отец Павел не воспринял этого всерьез, и даже более того – стал предлагать свои размышления, думая, что этим все прояснит, в печатный орган столичного патриархата «Московский Богомолец». Где, кстати, его приняли благожелательно и полюбили за искренность и талант. Но конфликта с верхами это не уняло, а наоборот – подлило масла в огонь. И тогда как раз решивший уйти на покой редактор «Московского Богомольца» отец Герасим предложил верхам компромиссный вариант: отобрать у отца Павла приход, предложив ему взамен редакторство в «Богомольце», мол, тогда Лебедев будет под боком, а значит под присмотром у начальства. Начальство, подумав, сочло такой расклад приемлемым и предложило отцу Павлу выбор: храм или газета. И тут в Лебедеве вновь проснулся человек искусства – газета, решил он. И не прогадал. И из обычного печатного органа, напоминавшего районные газеты советского периода, только определенной направленности, сделал живое, откликающееся на духовные нужды не только священнослужителей, но и заблудших овец ведомого ими стада, издание. Конечно, ему не дали бы развернуться, но тут как раз приспела перестройка и верхам просто стало не до него. Верхам открывались перспективы, о которых при советской власти они и мечтать не смели. Различные льготы для них без преувеличения можно было назвать божескими, а вернее, пожалуй, божественными. Быть священником стало выгодно, а оказаться на верхних ступеньках иерархии – суперприбыльно. Да и Лебедев не сразу перекроил газету: он теперь понимал, что на первых порах за ним будут пристально «приглядывать». И он пока вошел в столичные издательские круги, тем более что и они, круги эти, потянулись к Богу, познакомился с режиссерами многих московских театров, среди которых обращение к религии вдруг стало насущной необходимостью, и даже написал несколько исторических пьес, которые ставили его друзья-режиссеры. А между тем события развивались непредсказуемо. Огромный Советский Союз в одночасье рухнул, оказавшись колоссом на глиняных ногах. И непонятная страна, начав с индивидуального частного предпринимательства, семимильными шагами устремилась к всеобщей капитализации, свалившись по дороге в канаву дикого капитализма. Видя, как всеми возможными и невозможными способами «хозяйственники» прибирают к рукам «свои» заводы и пароходы, а честные организаторы производств, пытавшиеся демократическим путем, то есть пропорциональной раздачей акций, сделать хозяевами своих предприятий рабочих и крестьян, уходят в небытие, Павел Лебедев понял, что помочь своим «творческим работникам» он может только «твердой рукой». И он сумел акционировать свою газету одной именной акцией – на свое, естественно, имя. Опять же возможным это оказалось лишь потому, что его духовные наставники были заняты дележкой куда более лакомых кусков божеской собственности. Отец Павел сложил с себя сан, но остался дружен со многими священниками, с которыми он пересекался ранее, и в память о его духовных исканиях осталась на его лице только аккуратно подстриженная бородка. Так же радикально, но не ломая хороших традиций он перестроил газету. Божеского в ней ничего не осталось, правда, проступило человеческое. Человеческое, слишком человеческое, как сказал один философ. Господствующей стала формула «кровь и сперма», которую, кстати, придумал не Лебедев, а корреспондент информационного отдела Леонид Кравченко. Спустя несколько лет он благополучно эмигрировал в Израиль, оставив по себе добрую память этим вот основополагающим изречением. Тиражи «МБ» подскочили до небес, по сравнению, конечно, с остальными столичными изданиями. Повалили рекламодатели. Было организовано рекламное агентство «Онлайн», которое возглавила Екатерина Чекушкина. Рекламщики «жили» обособленно, считая себя белой костью по сравнению с корреспондентами: еще бы, ведь они приносили огромный доход газете, кормили корреспондентов. Во всяком случае именно так представляла себе ситуацию Чекушкина, внушая это почти без обиняков и своим подопечным. Себя кормить они тоже не забывали: спустя несколько лет «онлайновцы» уже летали всем коллективом отдохнуть на один из тихоокеанских островов, фрахтуя для этого «Боинг», а Чекушкина входила если не в первую, то уж точно во вторую сотню богачей Москвы. А корреспонденты «МБ», навоз, на котором росли деньги, продолжали тащить свой воз. Конечно, они не голодали, но прилично зарабатывали только несколько ведущих журналистов, пробиться в число которых было тем сложнее, чем больше приходило талантливых перьев из других изданий. Естественно, тиражи «Богомольца» привлекли внимание практически всех именитых мастодонтов от журналистики, а Лебедев на всяческих медийных тусовках не уставал приглашать их в свое издание. И все же на такой площадке не могли не вырасти и свои собственные таланты. Особенным вниманием москвичей пользовалась рубрика «А ну-ка в номер!», которую и создал незабвенный Леня Кравченко. Дима Каверин сработал музыкальную страницу под рубрикой «Саундтрек», в которой впервые в нашей стране стали проводиться знаменитые хит-парады. Приведенная Наташкой Гусевой Маша Марайкина придумала рубрику «Авансцена», которая не только завоевала любовь «простого» читателя, но и привлекла внимание всей театральной Москвы. В общем вскоре сколотилась такая команда, которую цементировал секретариат под руководством Лены Петровановой, что Лебедев уже не боялся оставлять свое издание на время отпусков и командировок. А командировки он «выписывал» себе сам. Зачастил он в Испанию. И вскоре по коридорам «Богомольца» пополз слух, что у Лебедева там организовано другое дело. Это оказалось правдой. Пользуя английскую поговорку о яйцах, которые не стоит держать в одной корзине, Лебедев вложил деньги совсем в другое предприятие за границей. Какого оно было рода, никто толком не знал, но все были уверены, что, случись что в России, Лебедеву не придется искать себе пристанища по забугорным гостиницам. Так что яйцам Лебедева ничего не грозило. Кстати, с женой он давно развелся, но принимал активное участие в судьбе дочери Алены, которая пошла, дорвавшись до свободной студенческой жизни, по кривой дорожке. А именно, входя в так называемую золотую молодежь, пристрастилась к наркотикам. Лебедев вытаскивал ее из всяких заведений и передряг с ментами и пытался заставить работать в своей газете. Она появлялась там, пила чай, а то и что покрепче с быстро нашедшимися подругами из числа простых корреспонденток, перемигивалась с мужской половиной творческого коллектива и легко и быстро стала своей. Даже шутила по поводу «творческих» отлучек отца. А Лебедев, успокоившись насчет Алены, снова предавался своей страсти. Конечно, появилась у него после развода и другая женщина, но страстью его был вовсе не противоположный пол, а рыбная ловля. Он даже создал среди многих дочерних предприятий газету «Рыболов», которая единственная работала в ноль, если не в минус, но Лебедев ее не закрывал. К рыболовству Пашка Лебедев пристрастился еще с детства, когда в недалеком от бабушкиной деревни озерце таскал похожих на маленьких сомов ротанов. Будучи уже священником, он продолжал удить пескарей и окуньков в речушке, протекавшей недалеко от его прихода. Забавно было видеть, как шествует поп в рясе, а рясу он не снимал даже в «нерабочее» время, на заросшую травой реку, а на плече у него мерно раскачиваются два, а то и три удилища, изготовленных из местных пород подходящих для этого деревьев. Все изменилось, когда он оказался обеспеченным человеком. Он накупил спиннингов и донок, а также всяких прибамбасов к ним и ездил сначала по великим российским рекам и озерам ловить хорошую крупную рыбу, нередко занесенную в «красную книгу», а потом и вовсе поменял географию своих пристрастий. Но тогда уже его можно было занести в разряд олигархов. Такие как он могли оказаться в любой точке земного шара, если им светило поймать или подстрелить что-то необычное. Он овладел подводным плаваньем и страстью его стала охота на акул. С аквалангом за спиной и эксклюзивным подводным ружьем он обплавал и австралийское побережье, и острова Новой Зеландии, и калифорнийские прибрежные воды, и все «злачные» места вокруг Южной Америки. Среди трофеев он числил и акулу-молот, и акулу-меч, и еще несчетное количество этих хищников, чьи распахнутые огромные челюсти украшали полки, развешанные по стенам его загородного особняка. Кстати, узнав, что его редакционный фотограф Саша Евстафьев тоже осваивает курсы подводного плаванья, Лебедев стал брать его с собой в «командировки». Бедный Евстафьев, который просто хотел заниматься красивыми подводными съемками, вынужден был запечатлевать «для истории» моменты опасных игр и охот своего патрона. Правда, и тут надо отдать ему должное, Лебедев позаботился о безопасности своего работника. Он заказал для него специальную, сваренную из нержавеющей стали, клетку, которую спускали с судна под воду на крепких тросах. Фотографии эти потом развешивались по стенам редакции, приводя в священный трепет рядовых сотрудников «Богомольца». Но вершиной его «рыболовной карьеры» стала охота на кита. Если расплодившихся акул можно было втихаря отстреливать без всяких на то разрешений, то за китами мировая общественность присматривала и не давала транжирить эти жировые накопления без нужды. Только по большому секрету и в редких - исключительных - случаях давалась соответствующими международными органами лицензия на отстрел кита. Павел Сергеевич Лебедев был признан «годным» к такой охоте. Зафрахтовав судно, он с приданной к нему командой отправился в одно из северных морей. Несколько дней они бороздили океанские волны, пока не напали на китовый «след». Пять часов они шли по нему и, когда оказались на нужном для выстрела расстоянии, гарпунер, наведя пушку, уступил место Лебедеву. Тот, памятуя о загодя изученных инструкциях, недолго еще «повел» огромное животное и нажал на спусковой крючок. Гарпун, как привязанная к орудию тонкая торпеда, рванулся вперед. И впился в лоснящийся черный бок! Кит вздрогнул, ударил огромным хвостом и стал уходить на глубину, увлекая за собой китобойное суденышко, которое ненамного превосходило его размерами. Посудина накренилась, почти черпая океанскую воду бортами, но удержалась на плаву. Еще несколько часов они тащились на привязи за этой «подводной лодкой», изматывая беззащитное животное. И, конечно, человек победил. Обессиленного кита затащили головой на специально оборудованное место на корме судна и оттранспортировали в ближайший порт. А вскоре разразился скандал. Практически международный. Дело в том, что кто-то из членов команды заснял эту лебедевскую охоту на мобильник, а потом выложил видеосъемку в интернете. На Павла Сергеевича окрысились не только российские средства массовой информации, но и многие зарубежные, особенно европейские, так как в Европе его уже многие знали и относились к нему неоднозначно. Павел Лебедев переваривал эту ситуацию болезненно, хотя к скандалам ему было не привыкать. Однако с тех пор как он пожал руку министру обороны Павлу Воронину, заклятому врагу всей редакции «Богомольца», такой обструкции ему еще не приходилось переживать. А дело было так. После убийства Димы Горячева поднялась волна всякого рода разоблачений военной, чиновничьей, государственной власти почти во всех изданиях. Особенно наседали на министра Воронина. Какой-то телеканал, решивший сорвать свою долю рейтинга, пригласил в прямой эфир двух Павлов – Воронина и Лебедева. Военный министр напористо отрицал свою причастность к убийству Димы, главный редактор «Богомольца» гнул свою линию. Так бы они и расстались, неубежденные друг другом, если бы в конце передачи Лебедев, решивший вдруг пойти на мировую от бессмысленности всего происходящего, не протянул руку Воронину. И тот ее пожал, не выказав ни удивления, ни удовольствия. Уже через минуту Лебедев сожалел о своем поступке. Он и сам от себя этого не ожидал. Но дело было сделано. Вся редакция, смотревшая прямой эфир, во время рукопожатия замерла от непоправимости происходящего. И на следующий день несколько ведущих журналистов «МБ» демонстративно подали заявления об уходе из газеты, например, известный карикатурист Леша Овсов, «выросший» и прославившийся именно в «Богомольце», ушел в «Известия». «Хоть в «Правду» уйду!» - громко говорил всем никогда не состоявший в компартии Овсов после этого инцидента. Оставшиеся проходили мимо главного редактора, опуская головы, чтобы не встречаться с ним взглядом. И только его секретарша Маша Полногрудова невозмутимо смотрела ему прямо в глаза. Лебедев тяжело переживал эту историю и даже на очередной летучке попытался покаянно объяснить случившееся коллективу. Все слушали его молча, но вскоре отношение к нему стало меняться. Лебедев вновь долбил при помощи своих корреспондентов министра обороны. Все возвращалось на круги своя. И даже Овсов опять оказался в штате редакции. Кстати, в этом же штате к этому времени уже был и Сергей Оглоедов. В тот день, когда он оказался одним из свидетелей убийства Димы Горячева, он ходил по редакции и смотрел на происходящее во все глаза. Всем, естественно, было не до него. И к вечеру он, обессиленный увиденным, ушел домой. Вернее, к своему другу Сереге Паве, который его в очередной раз приютил в своей двухкомнатной квартире на Речном. И продолжал свои бесплодные поиски работы в Москве. А спустя месяц-полтора ему позвонила Наташка и спросила: «Ты ведь работал в секретариате?» «Еще как!» - ответил Оглоедов, вспомнив свою бурную деятельность в провинции. «Тогда давай срочно к нам, у нас Лебедев одного из замов Петровановой уволил, и она ищет человека». На следующий день Оглоедов встретился с Леной Петровановой, ответственным секретарем «Московского Богомольца», и они переговорили на понятном им профессиональном языке. Лена позвала Розу Батырову, одного из своих замов, и попросила ее ввести Оглоедова в курс дела, помочь освоиться в редакции и подготовить Серегу к встрече с Лебедевым. Подписывать контракт с главным редактором через несколько дней Петрованова повела Оглоедова сама. Хозяин редакции, которого многие за глаза звали, как принято во многих учреждениях, папой, имел еще в «Богомольце» и понятное прозвище-звание «патриарх». Он сидел в своем кабинете и просматривал какие-то бумаги. Петрованова постучала и, сунув голову в дверь, попросила разрешения войти. Лебедев кивнул. Когда они с Оглоедовым прошли в кабинет, она сказала: «Вот, Павел Сергеевич, новый человек. Пока со всем справляется». Тот мельком взглянул на Оглоедова и кивнул. «Давай», - сказал он. Петрованова протянула ему заранее заготовленный договор. Он быстро просмотрел его и, сказав: «На три месяца», - черкнул свою подпись. Лена быстро повернулась с договором в руке и вышла из кабинета, толкая Оглоедова впереди себя. «А почему только на три месяца?» - спросил Оглоедов за дверью. «Это испытательный срок, потом продлим, если все будет нормально», - ответила Петрованова. Так Оглоедов стал полноправным сотрудником знаменитого «Московского Богомольца». Но его грело даже не столько определение с работой, сколько то, что теперь он будет работать с Наташкой бок о бок. Он на многое снова надеялся. Но это опять же отдельная история.