Совин решал свою. Одну, но большую проблему: что делать дальше со свои самодеятельным расследованием.
Продолжение не сулило ничего хорошего. Если некто решил, что расследование мешает его денежным интересам, то Совина ждут события, назвать которые неприятностями можно только в шутку. Разум подсказывал, что дальше углубляться не стоит.
За «делом Снегиревой» стояли большие деньги и очень серьезные люди. Эти шутить не будут. И если потребуется остановить доморощенного следователя, остановят наиболее эффективным способом. Иллюзий на этот предмет Дмитрий не питал. Силы были явно неравны.
И Совин как разумный человек решил отказаться от мысли продолжать начатое во Владимире расследование…
Вечер пятый ПЯТНИЦА, 8 МАЯ
«Ну и рожа у тебя, Шарапов!» — глядя на себя в зеркало, отметил Совин словами Жеглова — Высоцкого из знаменитого приключенческого фильма. Прихватил пальцем мазь из обнаруженного в аптечке тюбика и бережно смазал глубокие царапины на левой щеке. Синяк под правым глазом смазывать не стал — бесполезна. Еще раз скептически осмотрел свою «рожу» и, нехорошо ругаясь при каждом шаге, начал передвигаться в сторону кухни. Само собой разумеется, пить чай и думать…
* * *
Шестое и седьмое мая Совин провел с любимой женщиной. Восьмого с утра она поехала к матери, где и собиралась провести праздники.
* * *
Они познакомились два года назад. К так называемой тусовке Татьяна, к счастью, никакого отношения не имела. Работала она в одно научно-исследовательских институтов в отделе по контактам с иностранцами. На очередной презентации Татьяна оказалась случайно: у ее подруги пропадал пригласительный билет, припасенный для приятеля, который именно в этот вечер оказался в командировке.
Обменялись парой замечаний, потом разговорились. Она сразу понравилась Дмитрию, и он от нее не отходил. Подруга тактично затерялась в толпе гостей и журналистов.
Совин проводил ее до дома, они обменялись телефонами.
Через день Совин позвонил. Через месяц сказал «люблю».
Ещё через месяц услышал «люблю» от неё.
Совин жил у Татьяны неделями, приносил ей зарплату, занимался хозяйственными делами в доме, но предложения не делал. Иной раз, нечасто, только когда работа требовала сосредоточиться, уезжал жить в свою однокомнатную квартиру. Но выдерживал не больше трёх-четырёх дней и возвращался. Он был по-настоящему счастлив…
* * *
Весь день восьмого мая он бродил по Москве. Посидел в кафе, зашел в кинотеатр на гремевшего «Титаника». Короче — наслаждался ничегонеделанием. Видеть никого почему-то не хотелось.
К вечеру двинул к себе домой, на «Щелковскую»…
Его ждали в подъезде. Из темноты вылетел кулак и четко вписался в скулу. Потом ударили сзади по почкам. Потом ещё раз спереди — в солнечное сплетение. Потом, уже лежащего, несколько раз пнули. Хорошо, что он успел принять грамотную позу — скорчился, закрыл голову руками. Сознания не терял, оттого и смысл произнесенных слов воспринял четко. Типа «прошу», как говаривал Жванецкий. В переводе с непечатного на обычный русский язык они звучали как дружеский совет не интересоваться чужими делами. Новые друзья, правда, оказались какими-то неласковыми, не захотели остаться на чай и довольно быстро ушли.
Дмитрий кое-как поднялся на четвереньки, потом, держась рукой за стену, встал на ноги. Сильно тошнило. Каждый вдох отдавался болью во всем теле. Окружающая действительность приобрела размытые очертания. Совин, с трудом передвигая ноги, поднимался по лестнице. И черной завистью завидовал героям боевиков и триллеров. Еще бы! Их так бьют, а они находят в себе силы вставать и последним ударом отправлять на тот свет главных злодеев. А потом красиво идти в сторону восходящего (вариант — заходящего) солнца…
Ключ с трудом нашел замочную скважину, рука с трудом этот ключ повернула, и Дмитрий практически ввалился в прихожую. Кое-как запер дверь. Прислонясь к ней побитой спиной, медленно разделся, бросив одежду на пол. Прошлёпал босыми ногами в ванную и встал под душ. Сначала горячий, потом — нанедолго — холодный. Снова горячий.
С трудом перелез через бортик ванны, кое-как промокнул полотенцем капли воды. Критически посмотрел на побитое тело.
И серьёзно обиделся.
Совин очень серьёзно обиделся. Во-первых, получил в морду. Во-вторых, без достаточных на то оснований, потому что от дела уже отказался. Оправдывало неизвестных «друзей» только то, что они об отказе знать не могли. Оттого, наверное, и устроили эту «дружескую» встречу.
Обиделся Совин и на себя. Потому что не смог посопротивляться даже для виду.
И снова Дмитрий вернулся к проблеме, которую обдумывал прошедшим вечером. То есть: что делать дальше со своим самодеятельным расследованием.
Совин терпеть не мог принуждения. И в случае, когда считал себя правым, мог пойти на конфликт с кем угодно, с начальником любого ранга. Вплоть до увольнения с работы. Понятно, не начальника.
Здесь случай иной. Речь шла не о работе. Но принцип был тем же — принуждение. Причем в особо грубой форме…
Сорокатрёхлетний Дмитрий Совин был человеком общительным. Родился и прожил пятнадцать лет на севере, в городе Котласе Архангельской области. Позже отца перевели работать в Москву. Здесь Дима закончил школу, учился в институте, менял места работы, увлекался многими вещами и друзей имел множество. Пути друзей то сходились, то расходились. Но они друг друга из виду не теряли. Встречались нечасто, но то и дело перезванивались, вместе отмечали праздники, ездили на рыбалку, иной раз собирались в какой-нибудь кафешке, чтобы просто посидеть, поболтать о том, о сём.
Жизнь в период начала строительства капитализма перевернула все. Кто подался в бизнес, кто — в бандиты, кто — в политику, кто — в правоохранительные органы. И везде друзья и знакомые Совина занимали не последние посты — в возрасте «за сорок» каждый уже заработал себе положение. Шла нормальная смена поколений — уходили старики, на их место приходили те, кто помоложе. Сейчас было время совинского поколения. Так что в случае неприятностей Совину всегда было к кому обратиться. Иной раз и обращался, но старался делать это пореже. Похоже, что сейчас настал ещё один «иной раз»…
* * *
Дмитрий выключил чайник, налил себе чаю. Поднялся, доковылял до ванной, снова критически осмотрел лицо. Постоял, раздумывая, и произнес: «Ну, гады, коли вы так, я вас достану!» Наверняка кому-то в этот момент икнулось…
Особенностью характера Совина было то, что он редко отступался от принятых решений.
Чай — и спать. Побитые мышцы просили отдыха.
Вечер шестой СУББОТА, 9 МАЯ
Вопрос. Почему его били? Хотя это не вопрос. В подъезде ему на него ответили «по-дружески» чётко и недвусмысленно. Не следует интересоваться гибелью Марины Снегиревой.
