Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
Гуров понимал, что Константин Константинович не только информирует его о происшедшем, но хочет знать, что он, майор Гуров, собирается теперь предпринять. Ужав свой ответ до минимума, Гуров сказал:
– Надо подумать, товарищ генерал.
Турилин поморщился:
– Считай, что я и твои поздравления принял, и прекратим. – Он помахал перед лицом, будто Гуров курил и дым раздражал генерала. – Думай вслух.
Гуров покосился на притаившийся телефон, словно выискивая аргумент.
Турилин знал, что Лева любит расхаживать по кабинету.
– Можешь встать и побегать, если иначе у тебя застой мысли. – Он откинулся на спинку кресла, незаметно потянулся.
Гуров легко поднялся, прошелся по ковру, чиркнул пальцем по столу заседаний, но вензеля не получилось, на столе не было ни пылинки.
– Конечно, следователь прокуратуры и я кое-что накопили… Однако… У меня это дело, к сожалению, не единственное. Конечно, лучше было бы ознакомиться с обстоятельствами лично, но лететь туда или нет, я решить не могу. Будет результат, не будет? Вы много от меня хотите, Константин Константинович. Я не гений, я только учусь.
– Что не гений, согласен. Собирайся в командировку. Отвези заключение в прокуратуру, получи задание от следователя. Возможно, он тоже вылетит. – Турилин улыбнулся и без всякого перехода спросил: – Как ты живешь, Лева?
– Живу. – Гуров состроил гримасу, должную обозначать, что он доволен не слишком. – К Москве давно привык. Если честно, обратно не тянет. Вспоминаю, конечно.
– Ты когда Крошиным по ипподрому занимался, с наездницей познакомился. – Турилин задумался. – Нина, фамилию запамятовал…
– У нее сын в школу ходит. В прошлом году приезжала с мужем, виделись.
– Потом у тебя еще интересная девчонка была. – Турилин сдержал улыбку. – Когда ты убийство писателя раскрывал…
– Извините, Константин Константинович, – перебил Гуров. – За время моей работы у меня шестое убийство в производстве.
– Надо же такую фразу сконструировать: «убийство в производстве»! Ты, Лева, когда женишься? Тебе тридцать три? Христа уже распяли, а ты жениться не можешь.
– Меня с этим вопросом дома достают, Константин Константинович. – Лева взглянул на телефоны с надеждой, вспомнил, что они переключены на секретаря, и спросил: – Разрешите идти?
– Разрешаю. Кто-то сказал, что мужчина складывается из мужа и чина. Так что ты, майор, пока что половинка.
– Половинка отправилась в прокуратуру, – буркнул Гуров. – Разрешите идти?
– Разрешаю. – Турилин кивнул.
Гуров вернулся в свой кабинет раздраженным. Дело не в командировке. Он чувствовал вину перед Турилиным. Словно первый ученик, которого вызвали к доске, а он не может решить простую задачу. Позвонил домой.
Отец находился в командировке, мама в подмосковном санатории, в квартире хозяйничала семидесятипятилетняя Клава. Сколько он себя помнит, дома родители или нет, в стенах квартиры Клава – единственный властитель и диктатор.
– Клава, не ругайся, пожалуйста, – быстро сказал Гуров. – Я иду домой, значит, буду минут через сорок.
– Премного благодарна, сударь. – Голос у Клавы был молодой, она и выглядела значительно моложе своих лет. – Это очень даже любезно с вашей стороны. – С возрастом Клава стала тяготеть к изысканно-высокопарным оборотам.
Но Лева был не лыком шит, за тридцать с лишним лет определил слабые места противника и мягко пошел с козырей:
– Клава, с моей стороны свинство, но я голоден как волк. Отца с мамой нет, жрать, конечно, нечего, сделай яичницу из ста яиц. – Ему показалось, что на другом конце провода раздалось довольное урчание. – И вскипяти мне литр молока, необходимо выспаться, а без горячего молока не сон, ты же всегда учила…
– Давай, давай, Спиноза! – Клава бросила трубку.
Почему-то старая домохозяйка высшим мерилом дипломатической хитрости считала именно Спинозу. Всякие попытки разубедить ее успеха не имели.
Обеспечив себе радушный прием, он пошел по бульварам в сторону Никитских ворот, а там по Герцена до зоопарка, и, считай, дома. Машину ему бы дали без звука, но Лева хотел пройтись. Горячее молоко, конечно, способствует, но, хотя ночь продежурил, сейчас можно и не заснуть. Мысли нехорошие выползают, начинают дергать за невидимые ниточки, усталость есть, а сна нет.
Он прошел под улицей Горького, зашагал по Тверскому бульвару. О командировке не думать! Интересно, как выглядел Тверской бульвар сто лет назад? Для человека сто лет – вечность. А для бульвара? Какие были тогда скамейки, фонари? Тогда в двенадцатом часу дня здесь тоже целовались?
Гуров, проходя мимо влюбленных, отвернулся.
А у Риты губы свежестью пахнут. Почему генерал вдруг заговорил о ней? Все помнит, а вот Лева хорошей памятью похвастаться не мог.
Девушку, за которой Гуров сейчас ухаживал и на которой собирался жениться, как только решит вопрос с квартирой, звали Рита. Несколько лет назад, когда она была почти совсем девчонкой и жила с Гуровым в одном доме, Рита называла себя Марго. Тогда, сто лет назад, хорошенькая взбалмошная девчонка бегала, как говорят мальчишки, за Гуровым. Она являлась к нему чуть ли не каждый день и претендовала на внимание, все время чего-то требовала. Рита нравилась Гурову. Но ему многие девушки нравились.
Неожиданно Рита исчезла. Сначала Гуров этого не заметил, позже выяснилось, что семья их переехала куда-то в Сокольники. Гуров поскучал с неделю, ведь и к кошке привыкаешь, хотя от нее одна морока, и забыл.
Весна – опасное время года для холостяков, а для женатых мужчин особенно. И не потому, что ручейки журчат и сирень-черемуха цветет. Поздней весной, когда становится тепло, женщины снимают с себя пальто, плащи, косынки и шляпки, сапоги и тяжелую обувь и приподнимаются на высокий каблук. Все прелести женщины не будем перечислять, мужчины их знают.
Наступит лето, девчонки будут разгуливать в майках, не обремененные лишними деталями белья, и в шортах. Но слишком много – тоже нехорошо, мужчины попривыкнут и перестанут обращать внимание. Опасна весна, когда женщина, почувствовав свою силу, словно прикоснувшийся к земле Антей, становится непобедима. В глазах ее, широко и лживо смотрящих сквозь мужчин, тоска, веселье, счастье, грусть и тайна. Тайна – это последний гвоздь, которым прибивают мужчину к кресту.
Старший оперуполномоченный МУРа, майор милиции – говорят, что талантливый сыщик, – Лев Иванович Гуров в конце мая беспечно вышел на улицу, свернул за угол и налетел на нож, который, пронзив мгновенно, застрял под сердцем. Перехватило дыхание, ноги куда-то исчезли, воздух материализовался и заблестел, казалось, что он рвется перед глазами, словно тончайшая ткань.
– Гуров! – Рита всегда звала его по фамилии. – Ты совсем не изменился, разве что поглупел. В определенной дозе глупость тебе к лицу. Исчезают твои противные напыщенность и значимость.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
