Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
Подруга бабушки привезла из Франции, где жила ее дочь, мешок одежды — тряпки, из которых выросла внучка, и все они Насте подошли. У нее даже появилось маленькое черное платье из шелковистого джерси — в этом платье Настю и склеил Паша, когда она сидела вечером на Чистых прудах.
— Ты красиво куришь, — сказал Паша, встав напротив нее.
Насте тогда этот заход показался оригинальным — тем более что сам Великий Паша весь в татуировках обратил на нее внимание, и она красиво выдохнула дым из ноздрей.
— Жарко, — заметил он.
Настя пожала плечами.
— Хочешь прокатиться на пляж? — поинтересовался Паша, у которого был «Харлей».
Старый, но «Харлей». У Насти не осталось сомнений — она ему нравится. Все знали, что Паша просто так девушек на «Харлее» не возит.
Паша усадил ее на мотоцикл, всучил шлем и отвез на пляж в Барвиху, там все и произошло — после купаний голышом и трех бутылок пива.
От знакомых Настя слышала разные версии того, как расстаются с невинностью. Для одних это было самым романтичным воспоминанием — цветы, свечи, шампанское, лирическая музыка…
Настя думала об этом, но решила, что осталась бы старой девой, если бы молодой человек включил в это мгновение какую-нибудь Селин Дион или, прости господи, Патрисию Каас.
Другие девицы вступали в сговор с друзьями детства мужского пола — напивались и становились женщинами. Друзей детства у Насти не было — мама это не одобряла, так как друзья ходят в гости, шумят, едят их еду и смотрят телевизор. А стоило матери заподозрить, что у Насти есть кавалер, она устраивала сцену: она-то знала, что девушки при кавалерах мечтают о новой одежде, косметике и прочих излишествах, на которые нужны деньги.
Насте же хватило и того, что Паша был красивый.
И он, красивый Паша, выбрал ее. Значит, что-то в ней есть. Она — особенная.
А он так и не понял, что был у нее первым. Насте же ничего объяснять не хотелось. Лежа на Пашиной кожаной куртке, глядя в звездное небо, испытывая пусть и немного болезненные, но чертовски приятные ощущения, Настя почувствовала замечательное равнодушие и к Паше, и к школьным мымрам, и даже к самому красивому мальчику в школе, которого любила с третьего класса. Все это осталось в прошлом, в детстве, которое она ни за что не назвала бы счастливым.
Настя увидела себя в совсем другой жизни. Она будет актрисой. Да, ей не светят лавры красотки Одри Хепберн, но она будет Марлен Дитрих — женщиной-скандалом, символом эпохи, и тысячи зрителей увидят в ней свое отражение.
Она не привлекательна, но докажет всем, что главное — талант, дар, вдохновение.
Алик открыл ей глаза.
Он катал ее на катере, кормил шашлыком, вез в Москву, приглашал в ресторан — пить шампанское, а потом, когда они оказались у него в постели, сказал, что никогда не встречал такой красивой девушки.
— Слушай… — поморщилась Настя. — Давай без дешевой лести.
— У тебя проблемы? — удивился Алик.
— Какие проблемы? — на этот раз удивилась Настя.
— Не знаю, — он развел руками. — С самооценкой.
— Слушай! — рассердилась она. — Я просто не хочу банальностей — красивые глаза и все такое!
— Насть… — он притянул ее к себе и прижал к влажному от жары телу. — Я тебя не люблю…
— Спасибо, — буркнула Настя.
— Ну, извини, просто за эти несколько часов я бы не успел тебя полюбить, даже если бы нарочно задался такой целью. Так что ты не думай, что я смотрю на тебя и сердцем вижу Софи Лорен. Ты правда красивая.
В том, что она — красивая, Алик убеждал Настю не один день. Он ставил ее перед зеркалом, голую, загорелую, худенькую — ребра торчат, на спине хребет выпирает — и говорил, что у нее — плечи, лопатки, изгиб поясницы, скулы — все совершенство, от носа с горбинкой с ума сходил…
За всю жизнь Насте никто ни разу не сказал, что она — красивая. Бабушка, мамина мать, которой было очень стыдно за то, что она воспитала такую дочь — но ведь воспитала же! — решила, что лучшее искупление за все — еда. Уж она Настю кормила, кормила, но та все равно не толстела, и бабушка иногда даже поглядывала на нее с ненавистью — вот ведь старается же она, а не в коня корм. Худая — значит, некрасивая.
Бабушка всю жизнь работала ведущей на радио, ездила с гастролями по разным городам, наслаждалась светской жизнью, а Настина мама была при двух няньках и отце — конструкторе космических унитазов, мрачном мужчине, который, как иногда казалось Насте, которая застала дедушку при жизни, мог бы убить, если бы его оторвали от кроссворда в «Огоньке».
Когда Настя, после съемок первого фильма, загремела с нервным срывом в больницу и попала к психотерапевту, та объясняла, что родственники у нее, Насти, — сложные люди, их надо понять: мама, наверное, не получала от родителей любви — да так и застряла в возрасте пяти лет, когда нет никаких «нельзя», есть только «хочу».
Но Настя все равно отказывалась принять такую несправедливость.
А если бы ее мать была проституткой, которая еще и героин продает? Что, это тоже надо понять?
Почему бы ей, взрослой, не обижаться на эту женщину, которая сейчас живет, наконец-то, со вторым мужем в Чикаго и последний раз звонила Насте год назад? На день рождения мама передала ей через знакомую уцененный набор для душа «Сефора» — мило, да?
Ее мать только кричала на нее: «Не сутулься!», «Не морщи нос!», не пускала ее в театральную студию — почему??? Денег было жалко? Из вредности? Не разрешала ходить с девочками в бассейн — хотя за Настю платила мать ее знакомой. Прятала от Насти дорогие шоколадные конфеты.
Она, наверное, не знала, что Настя все подмечала — и как девочки пересказывали разговоры мамаш после родительского собрания: вот, мол, Лиза — это ее, Насти, мама — ходит вся в кашемире и на шпильках, прическа у нее самая наимоднейшая, в ушах — бриллианты, а дите запущенное, лохматое и ест, как Маугли.
Настя считала себя некрасивой, потому что такой и была — диковатым, раздражительным, упрямым и злым подростком, который точно знает одно — его никто не любит.
Алик отвел ее в салон красоты, где Настю подстригли, выщипали брови, купил ей красное платье, в котором она выглядела, как Кармен, кормил только в ресторанах, заставлял ходить на тоненьких каблуках и уверял, что она вырастет в большую актрису.
Он был ее лучшим другом. И он же заставил ее первый раз испытать муки неразделенной любви. Дивной юношеской неразделенной любви, когда твое пока еще нежное сердце сочится кровью, когда на нем только появляются первые шрамы, когда ты еще чувствуешь кожей и не можешь встать на ноги, потому что так «надо».
Когда Настя решила, что любит его, выяснилось, что сам Алик любить никого не желает. Он уверял, что никакой такой любви вообще не существует, — и шлялся по кабакам с моделями, балеринами и просто девками, которые готовы были на все за бутылку вина и шоколадку.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
