В общем, не требовалось обладать воображением лауреата премии «Хьюго» или «Небьюла» по фантастике, чтобы понять, какая участь мне уготована.
Перепрыгнуть — не смогу, слишком высоко. Проползать под ними на виду у готового к атаке паука — чистое самоубийство. Как и пытаться разрубить все кольца одновременно, помня о прочности нити. К тому же, не закрепленные, они от любого удара подадутся и, натянувшись спереди, на такое же расстояние сдвинутся позади и прилипнут к моей спине. В общем, мне была уготована участь мухи, которая тем больше запутывается в паутине, чем активнее пытается из нее выбраться.
А для полноты удовольствия окружающие меня нити, то ли высыхая, то ли подчиняясь силе внутреннего натяжения, стали заметно утолщаться, одновременно сокращая диаметр свободного пространства.
Ловушка захлопнулась…
* * *
Кольца неторопливо сжимались, паук ждал, потирая передние лапки, а я думал. В смысле размышлял. Ну что еще остается человеку, кроме созерцания и философии, если бежать некуда, а руками лучше ничего не трогать, а то только хуже будет? Или не будет? Я имею в виду, если все же набраться смелости и потрогать? Потому что позиция непротивления судьбе неизбежно приведет к летальному исходу, а куда уж хуже? М-да, датскому принцу подогнать бы мои проблемы, а то второй век подряд грузит всех своим «быть или не быть»?
— А не дурак ли ты, ваше благородие?!
Как обычно, нужная мысль пришла совершенно неожиданно и без какой-либо привязки к действительности.
Ну вот кто скажет, с чего я решил, будто бы паутину нельзя разрубить? Только потому что она плохо поддалась в первый раз? Так, может, дело не в паутине, а в оружии? Рогатина, при всех ее достоинствах, все-таки принадлежит к колющим видам, а не рубяще-режущим. Да и перо наконечника давненько никто не острил, если вспомнить, где я ее приобрел. А у меня на поясе висит без дела шикарный меч…
В общем, до конца додумывать идею я не стал. Время поджимало, причем буквально. Серебристые кольца уже колыхались передо мной на расстоянии вытянутой руки. Я вынул меч из ножен, перехватил его поудобнее двумя руками, занес над головой и со всей дури рубанул, метя в верхнее кольцо…
Рассчитывал я на всякое. Вплоть до того, что этот молодецкий удар станет последним осознанным движением в моей жизни, но никак не ожидал, что зловредная паутина поддастся, словно сотканная из тумана… А потому едва удержал клинок, который, пройдя все пять колец, как мираж, по инерции устремился к земле. Разрубленные нити тонко, жалобно зазвенели и исчезли…
Похоже, такого исхода дела не ожидал и паук.
Как только паутинки растворились в воздухе, он припал к земле, издал звук, отдаленно напоминающий возмущенное хрюканье, — мол, «мы так не договаривались…» — подобрался и прыгнул.
Я еще только восстанавливал утраченное равновесие, поэтому не успевал ни присесть, ни уклониться. Да и вообще предпринять хоть что-либо осмысленное. Времени оставалось только на то, чтоб направить меч острием в сторону атакующего врага. А уже в следующее мгновение мощные жвала царапнули рукава кольчуги, а в меня, как дуло огромной двустволки, впились полыхающие неутолимым голодом глаза монстра…
Всего лишь на миг меня обдало леденящим холодом, какой-то запредельной ненавистью… но уже в следующее мгновение взгляд паука потух, словно его глаза закрыли тяжелые ставни.
Я еще удерживал его на весу, но уже понимал, что паук мертв. Как и в случае с паутиной, меч легко пробил хитиновый покров его груди и вошел в тело на всю длину клинка.
— Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах…
Идиотский стишок сам всплыл из подсознания. Зато паук словно ждал этой реплики, потому что уже в следующую секунду на месте мертвой тушки возникло то самое облачко, с которого и начался его визит. Оно медленно сжалось до размеров мяча и стало сползать к острию меча с явным намерением освободиться. Вот только убраться восвояси ему не удалось.
По лезвию клинка пробежала крохотная искра, и темное облачко, бывшее пауком, сперва сгустилось еще больше, до совершенно непроглядной тьмы, а потом — как чернила в авторучку, втянулось в острие меча. Все, без остатка…
Мой клинок после таких процедур заметно потемнел, зато травленная по долу надпись: «Clair nait dans tenebres!»[1]стала гораздо ярче, словно ее только что обновили. М-да, не знаю как насчет рождения света, а что тьма умирает в нем — мне было продемонстрировано самым наглядным способом.
— Ну спасибо тебе… — Я осторожно провел кончиками пальцев по блестящей, как живое серебро, надписи. На ощупь она была значительно теплее всего клинка. — Такие, значит, пироги с котятами. Не простой меч мне достался, а настоящий кладенец. Кто-то сильно напрягся, снаряжая меня в этот поход. Не подскажешь, кто именно?
Меч, как и положено всякому солидному и уважающему себя оружию, молчал, совершенно не собираясь облегчать мне жизнь. Ну и правильно, не его это дело — размышлять да байки на привале травить. Он все, что мог и умел, в бою сказал. А ты, в смысле я — разумей как знаешь.
— Развели секретность, блин… Пойди туда, не знаю куда. Кто же так новые девайсы втюхивает? Ни тебе инструкции по эксплуатации, ни руководства для «чайников»…
Я еще немного повертел меч в руках, но ничего необычного больше не увидел. Ни потайных кнопок в навершии, ни сдвигающихся пластин в гарде. Все цельное, прочное, надежное и незамысловатое. С виду самый обыкновенный одноручный меч, коих тысячи, если не считать лозунга и только что проявленных свойств.
— Ладно, разберемся. Но по-любому еще раз спасибо, меч верный, и тебе поклон — друг таинственный… — Я подмигнул своему слегка затуманенному дымкой, но вполне различимому отражению в плоскости клинка.
Подождал немного, настороженно посматривая вокруг и прислушиваясь, но ничего экстраординарного не происходило. Лес постепенно возвращался к нормальной жизни, отзываясь на тишину шуршанием веток и листвы. Вот только птиц я, как и прежде, не слышал. Не было их тут и все…
Странно, неприятно, но пока не смертельно.
Дольше оставаться на месте не имело смысла. Не ночевать же здесь.
Я еще раз осмотрел место схватки на предмет наличия остатков паучьей нити, но их не оказалось даже у самострела. Более того, и он сам перестал реагировать на мое присутствие. Даже после того, как я несколько раз потыкал кончиком меча ствол бука в предполагаемом месте расположения «хамелеона».
— Сломался… Ну ничто не вечно под луной.
Я дурашливо отсалютовал несуществующим трибунам и вложил оружие в ножны. Потом подобрал рогатину и двинулся дальше. В смысле лицом в неизвестность, оставляя за спиной пройденный путь.
Похоже, это и была вторая линия оборонительных сооружений. Та, которая уже не только пассивна, но предпринимает и атакующие действия в адрес наиболее упорных нарушителей. Самострел — это типа последнее предупреждение, а более непонятливых или наглых интервентов — встречает паук. Решает вопрос, восстанавливает боевые функции «хамелеона» и…
