— Спасибо, ваша честь.
— А теперь ступайте, мисс Мерфи! Пока я не передумал. — Судья поднялся с места и спустился с возвышения. — Желаю всем хорошо провести выходные!
Как только судья ушел, Энн вскочила на ноги. Почувствовав чье-то мягкое прикосновение, она обернулась. За ней стояли два юриста в модных костюмах. Профессионализм, успех, один и тот же портной.
— Это было восхитительно, Энн! — сказал один из них и опять до нее дотронулся. Хотя они не были знакомы. Юрист привычно улыбался. На его руке блестело обручальное кольцо.
Второй незнакомец подошел поближе:
— Кто вас надоумил? И не встречались ли мы…
— Спасибо, — вежливо ответила Энн. Она не хотела заводить знакомств в окружном суде. Ни с кем, кроме Мэта Букера. Она протиснулась между их подбитыми ватой плечами к Мэту, который, склонившись над портфелем, запихивал туда бумаги. Пытаясь привлечь его внимание, Энн помахала, но адвокат был в бешенстве, и на лбу у него вздулись жилы. Он даже не взглянул на нее. Затем его опять заслонили юристы.
— Как это вас угораздило? — спросил женатый юрист, однако Энн шагнула в сторону.
— Мэт! — крикнула она.
Тот схватил портфель, пробежал по центральному проходу и скрылся за двойными дверьми. Энн не пошла следом. Она не могла извиняться за то, что представляла интересы собственного клиента. Не могла извиняться за победу. Энн осталась стоять и вдруг осознала, что рядом все еще толкутся двое в костюмах, вся галерея на нее пялится, а несколько репортеров рвутся к ней с блокнотами в руках.
— Энн, — тихо обратился к ней женатый юрист, — я тут подумал… Вы не заняты сегодня вечером? Я был бы рад пригласить вас куда-нибудь и попраздновать.
Один из репортеров отпихнул его локтем и начал выкрикивать вопросы прямо ей в лицо:
— Мисс Мерфи, это было здорово! Вот так фокус! Как зовут стриптизера?
Пресса окружила ее жужжащим роем. Можно подумать, всем журналюгам прямо сейчас выдадут премию за лучший репортаж.
— Как вы полагаете, вам придется сесть в тюрьму?
— А что думает по этому поводу ваш клиент?
— Как насчет фотосъемки для статьи о подающих надежды?
Энн протолкнулась к столу адвоката, где лежали портфель и сумочка. Она не отвечала на вопросы, ни на кого не смотрела — просто отгородилась от окружающего мира. Словно застыла. И все же ее ходатайство принято! Она заслужила эту победу. Прецедента не было, но Энн знала сердцем: с точки зрения закона она права.
А мысль дня такова: понять, в чем сила голого мужчины, способна только красивая женщина.
2
«РОСАТО И ПАРТНЕРЫ». Медная табличка висела на стене небесно-голубого цвета. Энн вышла из лифта и оказалась в прохладном холле с работающими кондиционерами. Удобные стулья, ковер в синих узорах и стеклянный стол с разбросанными по нему глянцевыми журналами — эдакий корпоративный оазис после уличной жары и гама. Обычные перед выходными пробки уже начались, и Энн не смогла поймать такси. Она шла пешком от самого суда. В «бланиках». А это двадцать пять кварталов. Жестокое, изощренное возмездие. Энн сбросила туфли, и они кувырком покатились в сторону, слившись в одно коричневатое пятно.
— Предатели! — сказала она. Но потом смилостивилась и подобрала.
Сунув туфли в портфель, Энн бесшумно босиком прошла к столу секретарши. Секретарша, должно быть, отбыла домой пораньше. Кинув быстрый взгляд окрест, Энн поняла, что исчезли вообще все. Стояла тишина, и лишь из одного кабинета, ближе к углу здания, доносился смех. Она знала чей.
Энн взяла со стола сцепленные листы и просмотрела список приходящих и исходящих. Бенни Росато не было весь день: она работала со свидетелями. Энн с облегчением вздохнула. На нее обрушились бы бесчисленные «это еще что такое» — в связи с ходатайством о голом мужчине. На столе секретарши зазвонил телефон.
— «Росато и партнеры», — подняла трубку Энн.
Звонил мужчина.
— Я из «Дейли ньюс». Энн Мерфи на месте? Мы хотели бы задать ей несколько вопросов о…
— Извините, меня здесь нет.
Энн отпустила трубку, дав ей упасть на рычаг, а когда телефон зазвонил вновь, вообразила, что это просто музыка. Положив на место листы с записями, она отобрала из ящика «ПОКА ВАС НЕ БЫЛО» записи для себя, сгребла почту и лежащие на черном подносе с ее именем бандероли. По-прежнему босиком, держа в руке все это добро, пошла в свой кабинет.
Из окна за ее креслом лился солнечный свет. Неубранный стол купался в невыносимо белом сиянии, кружилась пыль. Энн заметила, что взмокла. Стол стоял вплотную к левой стене. Над ним висели деревянные полки, забитые книгами по юриспруденции и толстыми копиями федеральных законов; еще там стояли пара триллеров из жизни юристов и старые каталоги «Ниман-Маркус»[6]— там было полно одежды, которой она заслуживала, но пока не купила. В комнате не было фотографий, ничего не висело на стенах — за исключением дипломов «Ю-си-эл-эй»[7]и юридического факультета Стэнфордского университета.
Энн швырнула сумку и портфель на стул, почту и сообщения — на стол, прошла к своему креслу и села.
Смех теперь слышался громче. Это Мэри Динунцио и Джуди Каррир, ее старшие партнеры. Они торчали в кабинете Мэри. Там было что-то вроде клуба.
Энн перебрала сообщения. Нет, сейчас что-то не хочется. Ей не сиделось на месте. Она была ошеломлена собственной победой. Энн позвонила Гилу, но там не отвечали, и она оставила сообщение. При этом не стала рассказывать ему о голом мужчине, чтобы обеспечить его непричастность в случае ее ареста. Как замечательно все выстраивалось! Она выиграла!
Энн тянуло попраздновать. Опять послышался смех. Пригласить бы Джуди с Мэри и обмыть это дело. Правда, она еще ни разу не пробовала, но что с того? На этот вечер у нее не осталось никаких дел, кроме похода в спортзал, однако она с удовольствием пропустит один визит. Энн тренировалась, желая снять напряжение, и при этом так ненавидела тренировки, что они, в свою очередь, страшно ее напрягали. Если так пойдет дальше, придется вернуться к гантелям.
Энн поднялась со стула и, все еще босиком, пошла по коридору навстречу смеху. Он был таким беспечным, таким заразительным, что на ее лице сама собой возникла улыбка.
— Над чем вы так смеетесь, девочки? — спросила она, заглянув внутрь.
Смех прекратился, словно его выключили.
— Да так, ни над чем, — ответила Джуди Каррир, которая сидела на низеньком шкафчике. По ее светло-голубым, будто фарфоровым, еще влажным глазам было заметно, что она только что хихикала. На не тронутых помадой губах сохранилось подобие улыбки.
