сам все время бросал по сторонам ищущие взгляды. И каждый раз, увидев Любомиру, улыбался.
Но вот, словно по команде, толпа танцующих разделилась на две части, отхлынув по разные стороны костра. Настало время прыжков через огонь. Юноши и девушки должны были прыгать навстречу друг другу, навстречу своему избраннику. И ежели прыжок выходил удачным, то в следующий раз пара прыгала, уже взявшись за руки.
– Смотри, Любаша, охотник-то глаз с тебя не спускает, – Весняна зашептала на ухо подруге. – Не сглупи, выбирай его. Не прогадаешь.
Любомира судорожно вздохнула и задержала дыхание. Марун и впрямь смотрел только на нее, он свой выбор явно уже сделал. Сердечко Любомиры колотилось, словно птичка в силках. Всего-то и стоит, что прыгнуть навстречу охотнику через костер, и на эту ночь он станет ее парой. И случиться то, чего Любомира так ждала и боялась. А потом… Потом она станет ученицей ведьмы и не сможет хранить верность суженому. Не такова ведьмовская доля. Сумеет ли Марун принять такое?
И Любомира засомневалась. Судорожно выдохнула, чувствуя, как кружится голова. От быстрых танцев, от волнения и запаха тлеющих трав. В глазах мутилось совсем как тогда, когда Василина учила ее разговаривать с духами. Тогда старая ведьма тоже поджигала особые травки. Вот и сейчас знакомый сладкий запах струился от купальского костра, путая мысли.
– Любаша, Марун прыгать собрался, – Весняна одернула подругу за рукав, выводя ее из транса. – Иди, скорее!
Впрочем, торопиться резона не было. Желающих прыгнуть вместе с угрюмым охотником больше не нашлось. Любомира на ватных ногах шагнула ближе к костру. Еще шаг. И еще. И замерла перед пламенем. И таким оно ей показалось высоким, что она даже испугалась. Как же такое перепрыгнуть? И губы сами собой начали шептать наговор об усмирении огня. Чтоб горел потише да грел поласковее. Только вот от волнения Любомира шептала что-то не совсем то…
Сквозь языки пламени она видела силуэт мужчины – высокий и ладный. Не юнец, но зрелый охотник с широким разворотом плеч, крепкими руками. Видела, как блестят его глаза, и сама таким же блестящим взглядом смотрела на суженого.
Шаг, небольшой разбег… Любомира задержала дыхание и прыгнула первой. Марун бросился ей навстречу… В голове юной ведьмы вдруг стало так звонко и ясно, пелена с глаз упала и она увидела… что вместо статного молодца через костер перемахнул огромный мохнатый медведь.
Любомира приземлилась очень неудачно, на коленки, и кубарем покатилась по земле. Ребята бросились поднимать ее. Девушка затравлено обернулась на костер, но страшного зверя, словно и не бывало. Марун шагнул к ней, протягивая руку, но Любомира, вырвавшись от державших ее парней, испуганно попятилась.
– Люба моя, куда же ты? – у Маруна был низкий глубокий голос. Он ласково улыбнулся Любомире, но ей вновь померещился лишь медвежий оскал.
Она отступала от него, в страхе закрыв лицо руками. Затем сорвала с головы купальский венок и в сердцах швырнула его в пламя. Развернулась и опрометью бросилась домой.
***
Любомира бежала, не разбирая дороги, шлепая по лужам босыми пятками. Ноги сами несли ее домой, под защиту родных стен. Прочь от страшного морока.
Дождь унялся, тяжелые тучи уползли на запад, и по краю их наливалось сиянием серое рассветное небо. Над головой Любомиры раздался тоскливый трубный клич. Словно почуяв неладное, сердце ее захолонуло, и девушка споткнулась на ровном месте. Остановилась, запрокинула голову вверх.
На фоне светлеющего неба виднелся длинный птичий клин. Огромные белые птицы, мерно махая широкими крыльями, летели по-над лесом, в сторону болота. И словно самый настоящий снег посреди лета, падали на землю белые перья…
– Гуси-лебеди летят… – Любомира прошептала одними губами. – Унести тебя хотят.
Проговорив это, она покрылась мурашками, будто с разбегу нырнула в ледяную прорубь. Только мурашки были не от холода, а от страха. Со всех ног девушка бросилась к своему домику, где они жили вдвоем с маленьким братцем.
– Василёк! – ученица ведьмы закричала прямо от калитки, даже не думая, что может разбудить малыша в столь неурочный час. – Василёк, встречай сестрицу!
Словно вихрь, она ворвалась в горницу, а навстречу ей, заламывая ручки, уже ковылял домовенок Шуршаня:
– Беда, Любушка, ой, беда! – причитал домовенок.
– Шуршаня, где Василёк? – Любомира потерянно озиралась. В доме что-то неуловимо изменилось. Ведьмовское чутье, пусть еще не пробудившееся у нее в полную силу, кричало о том, что в избушке побывал чужак.
– Забрали касатика, окаянные. Унесли, – казалось, еще чуть и домовенок заплачет. – Но я им перьев-то из хвостов повыдергал, цельный пук. Вот.
Шуршаня протянул Любомире пучок растрепанных белоснежных перьев. Точно таких же, что роняли над поселком коварные гуси-лебеди.
– Шуршаня, – только и смогла выдохнуть девушка. Коленки у нее подогнулись, и она без сил опустилась перед домовым. – Как так-то?
Девушка взяла из маленькой лапки перышки и только сейчас обратила внимание, что шерстка самого домовенка была всклокочена и местами выщипана до крови. Шуршаня грудью встал на защиту домочадца.
– Миленький мой, поранили они тебя, – едва сдерживая слезы, Любомира подхватила Шуршаню на руки и прижала к груди.
– Да, пустяки, заживет, – смущенный заботой, домовенок попытался спрыгнуть с рук хозяйки.
– Давай поворожу, – Любомира снова протянула к нему руки, но тот отмахнулся:
– Поворожи лучше, куда гуси-лебеди Василёчка нашего понесли.
– Знамо, куда, к Ягине на болото столоваться, – Любомира с силой сжала в кулаке белые перья, только остовы захрустели. – Я их догоню.
Вскочила на ноги и решительно направилась к двери.
– Куда? Не пущу! – Шуршаня бросился ей наперерез, раскрыв свои короткие ручки во всю их небольшую ширь. – Не догонишь ты их! Сама сгинешь и братцу не поможешь!
Любомира могла бы просто перешагнуть через невысокого домовенка, но все же остановилась. После того, как от неведомой хвори померли отец с матушкой, Шуршаня остался в доме за старшего, и Любомира привыкла его слушаться. Домовой плохого не посоветует.
– Неужто ты думаешь, что я родного братца в беде брошу? – она с укором посмотрела на Шуршаню.
– Да, как ты как могла… Да, на меня так подумать… – Шуршаня с обидой сверкнул на нее глазками-бусинками, и Любомире стало стыдно за такие подозрения:
– Прости, Шуршаня. Но что же делать-то теперь? – ведьмочка обреченно вздохнула и присела на лавку.
– Знамо, что, – домовой начал загибать пальчики. – Утра дождаться,
