место на юбилейной выставке в 1908 году было отдано царице цветов — розе. Золотую медаль-уникум получил за коллекцию собственных сортов чайных роз извест-ный садовод и предприниматель В. К. Фрейндлих, владелец оранжерей в Царском Селе.
Причем все эти розы-победительницы имели отличительные внешние признаки «петербурженок нежных»: круглая шапка из цветов и листьев эффектно возвышалась на высоком голом стебле. Подобная штамбовая форма была характерна только для горшечных цветов, культивировавшихся в столице Российской империи, и так и называлась — «петербургской прививкой». Внешний вид растений словно повторял геометрически правильные архитектурные формы города, его строгие шпили, гипсовые шары, украшающие входы в парадные подъезды, рифмовался с рукотворной красотой зданий и набережных. На европейских выставках цветоводства посетители всегда отмечали особый русский стиль, проявлявший себя даже в такой скромной области искусства, какой, казалось бы, является комнатное садоводство.
Предметом особой гордости Общества был тот факт, что до его образования в столице не было ни одного частного цветочного магазина, а к началу ХХ века их уже стало около полусотни, причем выбор растений ничуть не уступал лучшим торговым заведениям Европы. Разумеется, значительная часть ассортимента выписывалась из-за границы, но были и патриоты, собственные наши «Платоны и Невтоны» от садоводства.
А. Кернер фон Марилаун. Жизнь растений. С библиографическим указателем и оригинальными дополнениями А. Генкеля и В. Траншеля. СПб., 1900. Т. 2: История растений. Глава «Растение как вдохновитель художника».
Свежая зелень и цветы недолговечны, они скоро желтеют, вянут и теряют свою характерную форму; кроме того, их нельзя иметь во всякое время года. Поэтому явилось желание создавать изображение этих творений природы из прочного материала и заменять свежие растения неувядаемыми.
Благодаря свойствам металлов металлические растительные орнаменты представляют наиболее точную копию настоящих цветов, листьев и усиков. Железные орнаменты растений особенно часто попадаются на перилах и решетках, среди них выдающуюся роль играют так называемые узоры Arum: у них из сере-дины чашечки выходят спирально завитые железные усики.
Очень распространены были во все времена орнаменты из камня, хотя материал этот по своей сущности значительно стесняет свободу художника; вероятно, в том и кроется причина того явления, что стиль цветов в барельефе намечается только в общих чертах и сочетается с массивными плодами. Если надо представить нежные цветы, то художник помещает их в нише или под защитной крышею.
Цветы встречаются на каменных изваяниях так часто, что ваятели и архитекторы выработали для различных форм определенные названия и свою специальную терминологию. Лилия — орнамент состоит из трех лепестков, из которых один прямой очень сильно расширяется кверху, между тем как два боковых выгнуты кнаружи и наклонены остриями к земле. Без сомнения, в этом стиле подразумевается не лилия, а касатик (Iris). Лотос — мотивом служит Nymphaea coerulea, не только цветы, но также листья и цветочные почки. Пальметта — этот чрезвычайно распространенный орнамент, бесспорно, возник из пальмового листа, именно из листа финиковой пальмы*.
*По моему мнению, в основу пальметты лег лист не финиковой пальмы, а скорее латании. (Примеч. переводчика А. Генкеля.)
Особая роль в популяризации новинок принадлежала замечательному энтузиасту, садовнику Владимиру Ивановичу Степанову. С 1907 года в Петербурге был открыт склад-магазин, где, наряду с самыми простыми и дешевыми, можно было приобрести экзотические комнатные цветы, считавшиеся диковинными даже в Париже или Берлине. Причем все предлагавшиеся на продажу растения выращивались под Петербургом и поэтому хорошо были приспособлены к содержанию в местных условиях. Если внимательно посмотреть, какие именно комнатные цветы выписывал для своих оранжерей В. Степанов, а через несколько лет выставлял на продажу в виде отличных, широко растиражированных сортов, то нельзя не отдать должное его прозорливости. Он не пытался догнать вчерашний день парижской моды, но, безошибочно угадывая направление развития вкусов, точно прогнозировал день завтрашний. И не просто угадывал и прогнозировал, но… определял, диктовал, воспитывал вкусы русских цветоводов, своими необычными предложениями стимулируя покупательский спрос. Художник-оранжерейщик творил на рубеже веков, то есть в то время, когда в искусстве происходила смена стилей, когда старые формы отжили свое и уже не удовлетворяли взыскательного вкуса элиты. Не будет преувеличением сказать, что стрельнинский садовник Степанов стал одним из самых первых радикальных и влиятельных деятелей русского модернизма.
Сдается нам, что рекомендательным списком для оранжерей послужила В. И. Степанову… книга Ж.-К. Гюисманса «Наоборот». Во всяком случае, оба каталога — первый, по которому герой Гюисманса, эстет дез Эссент, выписывает комнатные растения для своего особняка, и второй, в соответствии с которым стрельнинский садовник заказывает растения из Парижа, — практически совпадают. Не откажем себе в удовольствии процитировать несколько фраз из романа; думается, что именно их Степанов мог прочесть в свое время с особым удовлетворением. Иностранные языки, во всяком случае немецкий и французский, он, судя по всему, неплохо выучил. (Роман «Наоборот» — «A rebours», вышедший во Франции в 1884 году, по-русски появился только в 1906-м. Мы же далее цитируем французского писателя в современном переводе.)
«…Сама по себе природа не способна породить нечто нездоровое и произвольное. Она лишь поставляет исходный материал — семя, почву, плод, материнское чрево, — и только человек в соответствии со своим вкусом обрабатывает его, придает конечную форму и цвет.
И природа — упрямица, путаница, воплощенная косность — подчинилась. Ее сюзерену, человеку, посредст-вом различных экспериментов удалось переиначить состав земли, а также употребить в своих интересах лабораторные гибриды, достигнутые в результате долгого труда скрещивания видов, сложных прививок. В итоге человек пересаживает на одну ветку не сочетающиеся между собой цветы, изменяет как хочет их вековые формы, изобретает новые оттенки лепестков и, нанося последние штрихи и окончательно завершая работу, ставит свою подпись, росчерк.
„Не подлежит сомнению, — заключил дез Эссент, — что человек за несколько лет выведет нечто такое, чего, может, не удалось добиться природе и за несколько веков. Нет, честное слово, в наше время оранжерейщики стали подлинными художниками!“»
Научные воззрения на природу ботаника, натуралиста, садовника разительно отличаются от взгляда на экзотическую флору писателя, особенно писателя-декадента. С точки зрения ученого, в растительном мире нет и не может быть ничего уродливого, безобразного, отвратительного. Приручая и одомашнивая новые растения, садовник пытается выявить в них скрытую красоту, способную не оттолкнуть, но привлечь стороннего наблюдателя, поразить его необычным сочетанием знакомого-незнакомого, своего-чужого. Гюисманс, украсивший особняк своего героя «жестяными» кротонами, не мог и подозревать, что спустя десяток лет из нескольких выписанных из Парижа росточков в России вырастут целые плантации странных, «покрытых оловянными бляш-ками» листьев. Самая знаменитая теплица кротонов была
