«рак».
– Да, «умер от рака» звучит куда хуже! Люди напоминают свечу, которая догорает и гаснет. Идеальный вариант – уйти в переполненном зале, внезапно, в центре внимания, в престижном театре. Например, в «Ла Скала».
– Кажется, вы вините меня за то, что я вызвал помощь?
– О нет… совсем нет…
Карлотта смотрела на него, ее глаза затуманились. Энцо решил, что она мысленно благодарит его за заботу, а она с тоской вспоминала, как четыре парня с их теплом и энергией склонялись над ней.
– «Красиво пойте, красиво живите, красиво умрите». Так советовал мой учитель Этторе Кампогальяни. Я пела красиво, красиво жила, теперь мне полагается красиво умереть.
Энцо ничего не ответил. Заметив, что ее бокал пуст, Карлотта заказала четвертый «Манхэттен», попросив добавить в коктейль побольше красного вермута.
– Каллас прекрасно обставила свою кончину. Да, признаю, это ей действительно удалось. Пела она не слишком красиво, жила тоже так себе, но зато умерла прекрасно.
Энцо удивился, что Карлотта вообще упомянула Каллас.
Она продолжила:
– Неплохо придумано – отдать концы не где-нибудь, а в Париже. Шикарно и очень умно, раз тебе довелось сыграть героиню «Травиаты», которая именно в Париже и умерла. И потом, она ушла молодой – а это мастерский ход. – Карлотта мельком взглянула на свое искаженное отражение в коническом стакане. – К сожалению, мне не хватило смелости. Я не отличаюсь храбростью, поэтому предпочла потихоньку стареть. А теперь уже слишком поздно.
– Слишком поздно для чего?
Карлотта поморщилась:
– Чтобы умереть молодой!
Она пригубила смесь бурбона, вермута и ангостуры[11]. Прищелкнула языком.
– Каллас покинула этот мир одинокой, безутешной… Это тоже был потрясающий, интуитивно найденный ход.
– Простите, что?..
– На сцене мы, певицы, проводим время в страшных мучениях. Этого требуют оперные сюжеты, да и сами композиторы, ведь муки героинь позволяют им писать душераздирающие арии или душещипательные молитвы. Кончина Каллас была преждевременной: потеряв своего любовника Онассиса, она умерла от горя, как героини, которых играла на сцене и которые превратили ее в легенду. – Карлотта отставила бокал и заключила: – Отличный ход. Просто гений рекламы!
Энцо с трудом сдержал возмущение: неужели Карлотта Берлуми считает, что Каллас ускорила или даже организовала собственную кончину?
Карлотта уставилась на него:
– Да, так и есть! Вы ее не знали: она все всегда организовывала – голос, внешность, жизнь, смерть.
Карлотта откинулась в кресле. Она вспомнила. Когда она впервые встретила Каллас, ей и в голову не пришло, какую опасность представляет собой амбициозная молодая певица, просчитывающая все до мельчайших деталей. В ту пору Карлотта прониклась сочувствием к этой толстой близорукой гречанке: очки, безвкусная одежда, лишний вес, скованность манер и в придачу престарелый муж. При виде этой Марии Менегини-Каллас, сжимавшей в руках гротескно лилипутскую по сравнению с массивным телом сумочку, сразу хотелось сунуть ей монетку в карман фартука и похвалить за отличную уборку туалетов. В ту пору она говорила на ломаном итальянском, да еще с причудливым акцентом – в детстве она жила в Соединенных Штатах, а потом, в отрочестве, – в Греции. Услышав, как она исполняет партию Джоконды на «Арена ди Верона», Карлотта безудержно аплодировала ей, ведь чтобы на потеху толпе исполнять на огромных площадках такие оперы, как «Джоконда», «Макбет», «Турандот»[12], а также творения Вагнера с их предельными нагрузками на связки, нужны атлеты с зычными голосами. Так что для выживания профессии необходимы могучие девушки, способные заглушить раскаты грома! Тем более что среди них встречаются истинные самоцветы, жемчужины, ангелы, все эти средиземноморские сопрано с их золотисто-пшеничным тембром, и прежде всего она сама, Карлотта Берлуми, восходящая звезда итальянского вокала. Поскольку Мария Менегини-Каллас выходила лишь на замену, выступая в не самых престижных залах, где поневоле довольствовались начинающей певицей с не слишком привлекательными внешними данными, зато с сильным голосом, Карлотта в тот год ни на миг не рассматривала ее как соперницу: они выступали в разных лигах. Все равно что сравнить сидр с шампанским! С другой стороны, два года спустя Карлотте уже следовало бы заподозрить, что кое-что изменилось, когда у служебного входа в миланский «Ла Скала» она столкнулась с молодой, стройной, темноволосой женщиной с роскошным макияжем. Та крикнула ей вслед: «Эй, Карлотта, ты что, меня не узнаешь?» Нет, Карлотта не узнала тучную гречанку в этой худощавой, элегантной, утонченной женщине с безупречным итальянским, которую этот эпизод от души позабавил.
В тот день, дивясь метаморфозе гречанки, Карлотта не догадывалась, что аплодирует будущей сопернице. Занятая собственной карьерой, она вовсе не обращала внимания на Марию Каллас, которая отказалась от фамилии мужа Менегини[13] (Карлотта полагала, что ей следовало отказаться заодно и от самого мужа). В ту пору в ресторанах, где артисты собирались после спектакля, много сплетничали о Каллас: из надувного слона выпустили воздух, кит превратился в Одри Хепбёрн, – словом, типичная история для дамских журналов. Однако Карлотта была слишком занята, чтобы обращать внимание на досужую болтовню, ведь ей приходилось зубрить оперные партии, подолгу репетировать арии с концертмейстером, потому что сольфеджио ей не давалось, а дирижеры критиковали ее за ритмические огрехи.
«Это ваш оркестр аккомпанирует мне или наоборот? Может, вы споете за меня до третьей октавы?» Эта фраза обычно помогала положить конец спору. Маэстро знали, что даже если Карлотта вступит не вовремя, исполняя арию, то с лихвой компенсирует упущенное, выдав в финале эффектную, наполненную высокую ноту, которая заставит забыть все предыдущие сбои, поразит публику и приведет в восторг оперных фанатов. И лишь когда директор «Ла Скала» объявил, что в «Весталке» Спонтини ей предстоит выступать поочередно с гречанкой, Карлотта наконец-то осознала, насколько возросла популярность Марии.
– Что?! Меня будет сменять Каллас?! – воскликнула она.
– Дублировать вас обеих станет турецкая певица[14], которая училась в Анкаре у Джаннины Аранджи-Ломбарди[15]. Вы с Каллас будете чередоваться.
– Это рискованно…
– Для кого?
– Для нее. Для «Ла Скала». Ее освищут, ведь у нее не самый лучший голос.
– Не волнуйтесь, у нее найдутся поклонники.
– Ну, если вы так считаете… Мне-то все равно – не мне страдать от последствий. Первый спектакль, конечно, за мной?
– Нет, премьеру петь будет Каллас.
– Простите, что вы сказали?
– Это просьба режиссера.
– С каких это пор режиссеры вмешиваются в назначение актерского состава?
– С тех пор, как режиссера зовут Лукино Висконти[16]. Этот волшебник кинематографа решил разделить с «Ла Скала» свое видение оперы и свою славу.
– Мне это снится?
– Более того, дирижер также настаивает на кандидатуре Каллас.
Ошеломленная Карлотта подумала, что дирекцию «Ла Скала» поразило массовое безумие. Разумеется, необходимо учитывать мнение
