овладеть не только Бакинской губернией, но всей территорией Азербайджана[42].
Командование армии отводило на предстоящую Бакинскую операцию 4 дня: все дивизии должны были сконцентрироваться на территории бывшей Бакинской губернии к 1 мая[43]. В 6:30 минут 26 апреля, менее чем за сутки до перехода Красной армией реки Самур, по войскам был разослан приказ о наступлении. Конный корпус должен был идти через Кубу-Шемаху, пересечь отроги Главного Кавказского хребта и выйти на железную дорогу в районе Кюрдамира с задачей прекратить движение по железной дороге Елисаветполь (Гянджа) – Баку к первым числам мая. Другая часть корпуса должна была к тому же времени захватить переправы через Куру к югу от Баку в районе Зубовки (Али-Байрамлы/Ширвана) и Алята. 32 дивизия Штейгера к 1 мая должна была оказаться на пригородной бакинской узловой станции Беладжары (Биладжари). Но в сам город Баку не заходить, а продолжать наступление вдоль линии железной дороги Баку – Гянджа и прикрыть город от возможного подхода азербайджанских частей с грузинской границы и из Карабаха. В Баку к 1 мая должна была войти 28-я дивизия. 20-я дивизия Поповича оставалась в резерве.
Начальнику боевого участка железной дороги т. Ефремову передавалось две роты 28-й дивизии под командованием т. Немыкина. Ефремову ставилась задача «27.4 перейти в наступление и самым решительным и смелым налетом в кратчайший срок ворваться в Бакинский район, парализовав таким образом попытки Азербайджанского правительства к сопротивлению, уничтожению запасов и промыслов». Затем отряд бронепоездов Ефремова должен был бы выйти к Бакинской бухте. Для борьбы с корабельной артиллерией он получил дальнобойные орудия.
Вместе с отрядом бронепоездов в Баку выезжали представители Кавказского крайкома: Г. Мусабеков, А. Микоян, Г. Джабиев и др. [44]
Всем частям XI армии приказывалось двигаться «в кулаке» и не допускать отставания тыловых и хозяйственных учреждений из-за опасений внезапных атак со стороны «партизан».
Отдельным пунктом прописывалась опасность межнациональных провокаций: «Разъяснить всем красноармейцам, что с подходом наших частей в Баку возможна национальная резня между татарами и армянами. Задача Красной Армии – ни в коем случае не допустить этой безрассудной бойни и всякие попытки, с чьей бы то ни было стороны они не исходили, подавлять самым беспощадным образом». Командарм Левандовский планировал прибыть в район Беладжары (Биладжари) – Баку 1 мая[45].
Приказ в войска поступил сравнительно поздно, что не давало штабам дивизий и полков возможности подготовить полноценные собственные приказы. Тем не менее такое распространение приказа практически нивелировало возможность его утечки. Даже если бы приказ попал в руки азербайджанской разведки, в Баку о нем бы узнали, уже когда операция бы началась.
Исходя из содержания приказа, можно сделать вывод, что командование XI армии отказывалось рассматривать сценарий, что по пути к Баку сопротивление оказано не будет, и склонялось доверять собственным разведсводкам, которые говорили о существовании подготовленных для обороны позиций в районе Ялама – Худат и Беладжары (Биладжари). Более того, командование испытывало серьезные опасения по поводу возможного подхода неприятельских сил с запада по линии Гянджа – Баку и противодействия азербайджанского флота.
Всего лишь за сутки до начала Бакинской операции, 25 апреля, на границе произошел инцидент. Один из азербайджанских аскеров (бойцов) с бронепоезда «Азербайджан» перебежал на советскую сторону. Командир азербайджанского бронепоезда потребовал его выдачи и пригрозил в случае отказа открыть огонь. Советская сторона аскера не выдала, а частям было приказано приготовиться к захвату бронепоезда и пограничной станции Ялама[46].
Один день на Петровской линии
Среди документов XI армии, хранящихся в Российском государственном военном архиве и помогающих пролить свет на события Бакинской операции, непосредственностью изложения выделяется рапорт офицера для поручений при управлении Интенданта Азербайджанской армии поручика Казыхана[47]. Рапорт набран на печатной машинке с использованием элементов дореволюционной орфографии и весь испещрен визами вышестоящих начальников. В том, что Казыхан, равно как и все прочие упоминаемые в его рапорте лица, – реальные люди, сомнений не возникает. Согласно адрес-календарю Азербайджанской Республики на 1920-й год поручик Казыхан являлся «начальником ганджинских интендантских служительских команд»[48].
Поручик Казыхан ходатайствует о возвращении ему ценного оружия, которое, по его словам, у него забрал 27 апреля, с обещанием вернуть в Баку, командир бронепоезда «Красная Астрахань». К моменту подачи рапорта 29 апреля 1920 года, по сведениям Казыхана, поезд уже ушел «в сторону Тбилиси».
Вот как поручик описывает отобранное оружие: «шашка с золотой насечкой в оправе из слоновой кости и старинным персидским клинком стоимостью не дешевле 25 000 рублей, револьвер «Наган» бельгийского образца, каковой стоит сейчас не менее 8000 рублей, черный кобур, купленный мною за 550 руб., и ремневый шнур для револьвера с золотой насечкой в 800 рублей».
Если бы оружие у Казыхана забрали в интендантском управлении или на Торговой улице (ныне Низами) в Баку, рапорт не был бы столь интересен. Однако поручик утверждает, что 27 апреля вместе со своим командиром полковником Прозоровым он выехал на пассажирском поезде со станции Хачмаз. Не в Баку. Они выехали на ст. Белиджи, расположенную на занятом Красной армией левом берегу р. Самур, где их поезд и азербайджанский бронепоезд ожидали распоряжений. Распоряжений не своего командования, а Халил-паши (Кута), бывшего османского генерала, героя Первой мировой войны и борьбы с Бакинской коммуной, человека, которого в высшей степени уважали в Азербайджане, но который не имел никаких официальных постов в аппарате АДР.
Этот эпизод Бакинской операции незаслуженно обойден вниманием в советской исторической литературе. Зато о нём можно узнать из такого источника, как мемуары турецких генералов: самого Халил-паши и командующего восточным фронтом кемалистской армии Мусы Казым Карабекира. Халил-паша прибыл к командарму XI Левандовскому для того, чтобы возглавить наступление Красной армии, так как полагал, что имеет на это полномочия от Кавказского бюро Центрального Комитета РКП(б)[49].
Навстречу Красной армии Халил-паша из Баку выехал на поезде из нескольких вагонов в сопровождении небольшого отряда турок, полковника бывшей царской армии Скачкова[50] и, как выясняется из рапорта поручика Казыхана, представителей Министерства обороны АДР от интендатского ведомства.
Полковник Скачков не имел отношения к армии АДР. Он, проживая как минимум с осени 1919 года в Баку по документам турецкого генерала, в квартире, обставленной на турецкий манер, с камердинером-негром, являлся связным между кемалистскими кругами Азербайджана и большевистскими организациями, а также курировал ночные нелегальные сеансы радиосвязи через государственную береговую радиостанцию АДР с «красной» Астраханью[51].
Где произошла встреча Халил-паши с командованием XI армией. выяснить достоверно не представляется возможным: источники
