class="p1">Здесь, в этом времени, как всё устроено? Вот в Чосоне пытаются организовать что-то вроде всеобщей воинской повинности в крестьянском сословии. В идеале каждые семь лет собирают какую-то часть и обучают. Но в реальности ни система призыва не работает, ни толкового обучения нет, ни (самое важное) снабжения этой «повинной» армии. В итоге королевство полагается на небольшие профессиональные части, а крестьянская пехота — это пушечное мясо.
В Ниппоне всё еще проще: императоры и князья дают воинам кусок земли с крестьянами. Воины обдирают крестьян до нитки и на эти средства живут и снаряжаются. Почти, как в его родной Франции при каких-нибудь Каролингах… С поправкой на жуткую бедность этой страны. Также временами призывают крестьян, но не регулярно, а от случая к случаю. В Ниппоне очень развит воинский культ, поэтому даже среди крестьян-асигару много вполне умелых воинов. Кто-то постепенно превращался в профессионалов — ибо войн в Ниппоне всегда без счёту.
Но всё это Наполеона не устраивало. Он решил создать небольшое, но регулярное войско. С системой обучения, сложным управлением, грамотными офицерами. Базирующееся на преимуществе огнестрельного вооружения. А всё это требует совершенно иного финансирования, чем даже вообразить могут и в Чосоне, и в Ниппоне. И вообще где угодно в этом времени.
Бедный О был счастлив от того, что в пороховых складах скопилось три десятка квинталов пороха (более полутора тонн — прим. автора). А даже при имеющемся артиллерийском парке — это запас всего на пару битв. Огнестрельную мощь требуется наращивать в разы; не только для крепостей, полевой армии, но и для флота. Так что необходимо производить или покупать ежемесячно по 40–50 квинталов! Ежемесячно! И иметь неприкосновенный запас на экстренный случай. А еще ядра, картечь, иные расходники. Вооружение, доспехи, обмундирование, просто содержание всего войска. И непрерывное обучение пополнений — ведь воевать придется много.
Всё это стоит крайне дорого. Ни одно местное государство не способно на такие траты (разве что империя Мин, о которой рассказывают невероятные чудеса). Под новую армию требуется мощная производственная и финансовая база. Наполеон уже понял, что никакие здешние феодалы не могут его этой базой обеспечить. Конечно, можно захватывать замок за замком и вскрывать их кубышки, но и этого надолго не хватит. И главное — такой пиратский подход разорит эту и так небогатую страну. А уж производство оружия и боеприпасов, тем более, от грабежей не появится.
Единственное место, у которого был потенциал — это как раз Хаката. Город, имевший прочные торговые связи с Мин, какое-никакое ремесло. Но и это — только потенциал. Генерал «Ли Чжонму» без сожаления вливал в город всю добычу своих последних битв, понимая, что это должно дать «всходы», которые обеспечат его необходимым «урожаем» в будущем. Но и этого, конечно, мало.
В юные годы он успел познакомиться с идеями шотландца Смита, раскрывающие природу богатства одних народов и бедность других. В своем споре с меркантилистами Смит был прав в главном: не дорогие ресурсы делают богатым государство, а труд. Запасы золота сами по себе стоят мало, а вот золото, вложенное в качестве капитала в производство — это путь к богатству. И пример некогда великой Испании это наглядно доказал. Лучше иметь дешевые ресурсы, но с помощью уникального труда превращать их в дорогие товары.
Правда, Наполеон был уверен, что шотландец заблуждался, считая, что хозяйство регулируют некие незримые объективные законы. Он как раз считал, что государство должно их регулировать. Помогать стране богатеть, защищать свои силы труда от чужих, вводить покровительственные, стимулирующие законы. Более того, «Старик Ли Чжонму» намерен это воплотить на примере города Хаката. Какие-то попытки уже делаются. Но вряд ли, ранцы, одежда с карманами обретут огромный спрос. Бумажная мастерская сильно удешевит и ускорит изготовление бумаги, это конкурентное преимущество, но все-таки ее делают в этом регионе везде. Латунь? Тут многое зависит от того, удастся ли найти свою хорошую руду.
«Нужен какой-то уникальный товар, — стучал кулаком по столику „Ли Чжонму“. — Такой, который известен в моем мире, но неизвестен здесь. Неизвестен, но очень нужен! Однако, кроме пушек, я ничего придумать не могу…».
От стука кулака по столу, фигурки стали слегка подпрыгивать на доске, как бы напоминая о себе. И Наполеон вдруг вспомнил еще об одной фигуре, которой тут не было. О Гванук. Корабельный служка, почти мальчишка, которого то ли слепой случай, то ли сама судьба свела с французским капитаном в самый критический момент его жизни. Когда было страшно и непонятно. Когда так нужна была поддержка.
И этот несмышленыш поддержал. Помог. Да что там, на Цусиме он его дважды спас. Да и не такой уж несмышленыш. Идею алфавита понял весьма быстро. Французский учит старательно, хотя, понятно — для него это слишком чуждый язык. В японском-ниппонском у него успехи гораздо лучше. Да и нужды в японском сейчас побольше. Наполеон не скрывал от себя, что дает уроки французского не для секретных посланий, а чтобы было хоть с кем-то на родном языке перемолвиться.
И все-таки О Гванук — это пешка. Честно говоря, были у «старого генерала» планы на мальчишку. Проверял он его, подкидывал ему важные мысли — вдруг вырастет из паренька нечто большее. Но время показало, что живости ума маловато. Гванук не может изжить из себя слугу. Уж очень ему хочется угождать. Хочется, чтобы все были им довольны. Ни разу Наполеон не видел, чтобы его адъютант хоть с кем-то конфликтовал. Сам-то Буонапартэ еще в Бриене дрался в кровь и насмерть, рвался на смертельные дуэли.
А этот… Учится сражаться у Ариты (а тот оказался настоящим мастером меча), но вряд ли когда-нибудь рискнет хоть с кем-то скрестить клинки по-настоящему. Даже подлеца Ю Сыпа он перехитрил покорностью. Мнимой, но покорностью!
Разве выйдет из такого то, что требуется генералу «Ли Чжонму»? Последнее время эта постоянная угодливость начала даже раздражать его. Нет, конечно, он не бросит мальчишку — Наполеон добро помнит.
Но слуга — он и есть слуга. А пешка — она и есть пешка.
«Ну, ладно, — укорил генерал сам себя. — Не стоит уже так жестоко о нем судить. Он так старается. Что там, в шкатулке еще валяется? Вытяну-ка наугад».
Старые шершавые пальцы слепо перебирали фигуры, ухватили одну и поднесли поближе к глазам, разбирая малознакомые иероглифы.
«Посредник».
Еще одна странная фигура дурацких шахмат. Наполеон даже не мог вспомнить, что она делает и как ходит. Зато помнил, в кого она «переворачивается».
В пьяного слона.
Размышления «Ли Чжонму» прервал
