– Голова не кружится? – участливо спросил он.
– Отлично себя чувствую. Классные испытания. Мне всегда нравилось тестироваться. Я знаю, что у меня все высший класс. А где фотографии? Вы же обещали.
– Мы никогда не показываем их пациентам, Бэзил.
– Я же все правильно сделал. Все по высшему разряду.
– Значит, вам понравились испытания?
– В следующий раз обязательно покажите мне фото!
– Я никогда не обещал вам этого, Бэзил. Так вы получили сейчас удовольствие?
– Здесь, наверное, нельзя курить?
– Боюсь, что нет.
– Ну и как выглядит мой мозг? Надеюсь, неплохо? Вы там что-нибудь увидели? Глядя на мозги, можно определить, умный человек или нет? Если бы вы показали мне фотографии, то могли бы сравнить их с теми картинками, которые сидят у меня в мозгу.
Сначала Дженрет говорил спокойно, потом начал частить, глаза его остекленели. Он долго распространялся насчет своего мозга, предполагая, что ученые могут расшифровать то, что там находится, а там, по его убеждению, много чего было.
– Много чего? – переспросил Бентон. – Что вы имеете в виду, Бэзил?
– Мою память. Вы можете заглянуть в нее? Посмотреть, что там хранится, покопаться в моих воспоминаниях?
– Вряд ли.
– Неправда. Держу пари, когда вы делали все эти ваши бип-бип, бэнг-бэнг и тук-тук, у вас на экране появлялись картинки. Вы просто от меня скрываете. Их было десять, и вы видели их все. Видели десять картинок, а не четыре. Вы думаете, их было четыре? На самом деле их было десять. Вы бы и сами все узнали, если бы показали мне фотографии. Потому что их как раз столько, сколько у меня в мозгу. Не четыре, а десять.
– О каких картинках вы говорите, Бэзил?
– Я вам просто мозги пудрю. – подмигнул ему Дженрет. – Где моя корреспонденция?
– Какие картинки мы могли увидеть у вас в мозгу?
– Этих глупых телок. Мне не дают мою почту.
– Вы хотите сказать, что убили десять женщин? – невозмутимо уточнил Бентон.
Бэзил улыбнулся, словно в голову ему пришла какая-то мысль.
– Теперь я могу двигать головой. Никаких намордников. А на меня наденут намордник, когда будут делать укол?
– Вам не будут делать укол, Бэзил. Это часть нашей договоренности. Вам заменили смертную казнь пожизненным заключением. Помните, мы говорили об этом?
– Потому что я сумасшедший, – с улыбкой кивнул Бэзил. – Поэтому меня сюда и упекли.
– Нет. Я объясню вам все снова, потому что для нас важно, чтобы вы все понимали правильно. Вы находитесь здесь, поскольку согласились участвовать в нашем исследовании. Губернатор Флориды разрешил перевести вас в эту клинику, но власти Массачусетса потребовали, чтобы он заменил смертный приговор на пожизненное заключение. У нас в Массачусетсе нет смертной казни.
– Я знаю, что вы хотите увидеть этих дамочек. Увидеть так, как я их помню. Они сидят у меня в башке!
Бэзил прекрасно знает, что чужие мысли и воспоминания увидеть невозможно. Он, как обычно, хитрит. Ему хочется заполучить фотографии вскрытия, чтобы дать волю своим необузданным фантазиям. Как всякий психопат с комплексом нарциссизма, он обожает внешние эффекты.
– Это и есть ваш сюрприз, Бэзил? То, что вы убили десять женщин, а не четыре, как это считалось раньше?
Бэзил покачал головой:
– Был один случай, о котором вам будет интересно узнать. В этом и заключается сюрприз. Нечто особенное, специально для вас, потому что вы так добры ко мне. Но взамен я требую мою корреспонденцию.
– Я хочу поскорее узнать, что за сюрприз вы мне приготовили.
– Женщина в рождественской лавке. Помните ее?
– Ну расскажите же о ней, – поторопил его Бентон, совершенно не представляя, о ком идет речь. Об убийстве в рождественской лавке он ничего не слышал.
– Так как насчет корреспонденции?
– Сделаю все, что смогу.
– Побожитесь!
– Обещаю.
– Точно не помню, когда это было. Дайте-ка подумать… – начал Бэзил, уставившись в потолок и подергивая лежащими на коленях руками. – Три года назад, в Лас-Оласе. Кажется, был июль. Тогда, значит, два с половиной года назад. Какой дурак будет покупать рождественскую дрянь в июле да еще в южной Флориде? Она продавала маленьких санта-клаусов и всяких там эльфов, щелкунчиков и младенцев-Христов. Я зашел туда утром, после бессонной ночи.
– Вы помните ее имя?
– Я его не знал. А может, и знал, да забыл. Вот если бы мне показали фото, это бы освежило мою память и вы бы увидели ее у меня в мозгу. Я вам лучше ее опишу. Так вот. Белая женщина, с длинными рыжими крашеными волосами. Немного полноватая. Лет тридцати пяти – сорока. Я вошел, запер дверь и показал ей нож. Потом оттрахал ее в подсобке и одним махом перерезал горло. – Бэзил резко провел рукой по горлу. – Вышло очень забавно – перед этим я включил вентилятор, чтобы стало чуть попрохладнее, и он забрызгал кровью все вокруг. Вот кому-то досталось убираться. А потом… – Бэзил опять посмотрел в потолок – он частенько так делал, когда лгал. – В тот день я был не на полицейской машине. Я приехал на двух колесах и припарковался на платной стоянке за отелем «Риверсайд».
– На мотоцикле или на велосипеде?
– На моей «хонде-шедоу». Какой может быть велосипед, когда собираешься кого-нибудь грохнуть?
– Так вы планировсши каждое убийство?
– Мне показалось, что это неплохая идея.
– Вы хотели убить именно ее, или вам было все равно, кого убивать?
– Я помню, на парковке было много уток. Они бродили вокруг больших луж, потому что несколько дней шел дождь. Взрослыеутки и множество маленьких утят, я всегда жалел их. Бедные утятки. Они так часто попадают под машины! Когда видишь раздавленного утеночка и его мамашу, которая ходит вокруг своего погибшего сыночка, прямо слезы наворачиваются на глаза.
– А вы, Бэзил, когда-нибудь наезжали на уток?
– Я бы никогда не смог причинить вред животному, доктор Уэсли.
– Но вы же сами говорили, что в детстве убивали птиц и кроликов.
– Это было очень давно. Мальчишеские забавы. Ну так вот. В результате я поимел всего двадцать шесть долларов и девяносто один цент. Вы должны разобраться с моей корреспонденцией.
– Вы уже говорили мне об этом, Бэзил. Сделаю все, что смогу.
– Какой облом! Всего двадцать шесть долларов и девяносто один цент.
– Из кассы?
– Так точно.
– Вы, наверное, были весь в крови.
– У нее за магазином находилась ванная. – Бэзил опять возвел взор к потолку. – Я облил труп хлоркой, чтобы уничтожить следы моей ДНК. Теперь вы мой должник, я требую свою корреспонденцию, и заберите меня из камеры для самоубийц. Я хочу в нормальную камеру, где за мной не будет ежеминутной слежки.
