и подтвердилось. Пермь занимался делами мертвых. Убивали нашего добровольца, и он ехал на место забирать труп, а если не успевал, то после откапывал из земли, укладывал и отправлял гроб в Россию. Спонсоры были.
– Пермь работает с «грузом двести»! Его здешние дела не касаются! – зло объявляет нам старшина базы Дедушка Рамзай, маленький человек с разбитым сердцем. У них здесь существовала какая-то своя, нам неизвестная возня и борьба за власть. – Так что кто хочет работать с Пермью – пожалуйста!
Рамзай подкуривает у Финна вторую.
– Когда успокоишься? Когда второй глаз выбьют? Этот-то где пострадал?
Финн долго молчит – видно, и вправду задумывается всерьез.
– На последней патриотической, – слышно наконец его севший голос. – А успокоюсь, когда голову оторвут, – уже полновесно добавляет он.
«На последней патриотической», – запомнил я слова Финна.
– Наемник он, Финн. Ему двадцать шесть, а у него уж четвертая война. А глаз ему летом на Саур-Могиле выбило, – объяснил мне Орда, когда тот ушел.
Орда – старый татарин, капитан, бывший оперработник милиции, уже под пятьдесят, сразу признал во мне друга и первым делом подарил спальный мешок за знакомство. Свой я оставил дома, как лишний груз, зато приволок тяжеленные резиновые сапоги. Потому что из прошлой войны больше всего запомнил бездонную чеченскую грязь.
– Каких только волшебников здесь не насмотришься! – предупреждал заранее Орда. – Был здесь один – Медвежонок. Круглый да коренастый, а на поясе по всему кругу ножи с топорами висят. Парень-то неплохой… Простой, видно же. Бабенка у него дома богатая, правда, с ребенком. Подобрала его, значит, оформила, а он, чтобы что-то себе доказать, сюда и подался. Я долго над ним хохотал: «Ты, знаешь, что тут не компьютерные игры?»
Но Медвежонок уже через неделю задержал на Луганщине диверсанта, за что командир на месте наградил его банкой сгущенки. А еще через полмесяца Медвежонок вернулся домой.
Информации по всем здесь хватало: у каждого телефон плюс интернет. Ведь не какая-то там чеченская в каменном веке… Украинская, двадцать первый век.
Два других аргонавта из прежней временной группы: Связист да Сапожник, для краткости – просто Связь и Сапог. Перешли группой границу, попали в какую-то местную охрану станицы, где их назначили в караул у склада вооружений. Даже не успели получить автоматы, да тех всем и не хватало. В первую ночь в охране восстание – против командира взбунтовались бойцы. Подошли к Сапогу со Связью, стволы в лоб: «Открывай склад!» Забрали, что было, и укатили.
Эти остались и первым делом поняли, что утром расстрел. Ну, все как по военным законам. Они же служили раньше в Российской армии: Сапог – пулеметчик, а Связь – офицер. Забыли, что не в России, растерялись и с перепугу спрятались рядом в саду. Даже не разбудили своего командира, тоже интернационалиста. Зато уволокли с собой пару товарищей.
Утром их нет – и всех сразу в дезертиры, как причастных к бунту. А вот это уже настоящий расстрел. Тут же прилетел какой-то отряд – зачищать всю станицу от мятежа. Всех, кто прятался в саду, довели до забора, поставили с поднятыми руками и до обеда расстреливали. Хитрее всех оказался боец, который попросил перед смертью молитву. Он так и просидел на корточках весь расстрел. Остальные стояли с поднятыми руками до онемения, упрашивая «карателей» перед смертью дать хоть минуту на передышку. Руки им позволили опустить часа через четыре. А после транспортировали обратно через границу с угрозой расстрела по возвращении. Никто не шутил. Так многих пустили в расход.
– И что, вы на новый расстрел туда? – сижу я, один некурящий за этим столом.
– Да тут уж как повезет, – стоит во весь рост обширный Связист.
– Да не хотелось бы… – улыбается во весь рот сухожильный Сапожник.
Еще одна группа до нас зашла под Луганск. Шли за войной, да угодили в перегной. Дремучая деревня, где правит бал местный отряд обороны.
– Ну шо? Жрать хотите? Марш в поле металлолом грузить! – поставили им первую боевую задачу.
Вокруг по полям – сожженная украинская техника: БТР, БМП, машины. Приезжает какой-нибудь коммерсант на грузовике, загружается под завязку, на месте рассчитывается и через границу в Россию, где в четыре раза дороже сдает в пункте приема металл.
Переглянулись наши вояки: Господи, унеси! Позвонили в соседний отряд, где тоже интернационалисты, запросили мотор. Втихаря сложили оружие и вприпрыжку, через все огороды, на край деревни. Там уже ждут. Едва ноги унесли с этой передовой.
Следующим утром с Украины вернулся Горец. Воевал со Славянска, прошел весь Донбасс, был командиром разведгруппы. На груди лопатой черная борода. На берцах вместо шнурков белые капроновые веревки. Согнувшись, разувается у порога, а встал перед дверным косяком – будто пропал. И без того был гончей породы, а стал совсем пройдисвет. Закончил войну начальником блокпоста. Не пропустил контрабанду – машину с углем. В Чечне была нефть, здесь – уголь. Раз предупредили: не лезь! Снова не пропустил. Честный ведь, в глаза глянешь – всю душу видно до донышка.
Приехал за Горцем отряд, разоружил весь блокпост, а с этим справиться не смогли: он раньше борьбой занимался и вручную шестерых из отряда уделал. Только под стволом в Россию и вывезли. Напутствие, как и всем: «Еще раз приедешь – расстрел!»
– Что делать будешь? – раз в час спрашивает у Горца вся база.
Молчит.
– Едь, – говорю, – домой. Все-таки перемирие.
Сомневается. Но днем пошлепал на рынок покупать гражданские вещи.
Днем же уехал на границу Орда. Он был старшим нашей временной группы, но почему-то «оттуда» заказали его одного. Уходя, Орда оставил старшим меня. А еще утром я попал в местный наряд. И вот в обед меня вывел перед всеми Рамзай и с пафосом объявил: «Майор Ангара… Старший временной группы… Боевого опыта – как у дурака фантиков… Мы вам плохих командиров не даем…» А вечером, потому что в наряде, я мыл в доме полы и, выгоняя во двор подчиненных, объяснял непонятливым: «Это просто утро не так началось. Сначала я был уборщиком, а после стал командиром. И второе не отменило первого».
– Ну и что, что не был еще? А кого ставить? – возмущался днем на меня Орда. – Расстрельных? Так им там недолго жить. На хрен они нужны? Или Замполита? Он боевой, в Луганске работал в «Призраке». Но, сам видишь, раздолбай он: пожрать, поспать, поболтать да по бабам погулять… Остальные – пехота. Некого, кроме тебя!
– Это хорошо, что тебя командиром назначили, это понимать надо, – учил меня
