в 1918 году — в родной деревне, где имелась начальная земская школа. Потом, как мы знаем, был перерыв. Во второй класс он пошел после возвращения в Зырянку уже осенью 1920 года».
Сложно сказать, почему Ника учился в земской школе, возможно, что отец — Иван Павлович — действительно был не таким уж строгим старообрядцем, а может, просто другой школы, кроме земской, поблизости не было. Но интересно, что «перерыв в учебе» был вызван тем фактом, что отец будущей легенды увел семью вслед за отступавшими колчаковцами, которые оставили Талицкий район в июле 1919 года. И этот факт стоит отметить: Никеше в свое время это сильно навредит. И не важно, что потом, вроде бы, отец и у красных послужил, но галочка в Никешиной судьбе была поставлена.
«…осенью 1922 года Ника стал ходить в балаирскую школу — в четвертый класс. Каждый день отмеривал он, и в ненастье и в стужу, в два конца добрый десяток километров… единственная в округе семилетка имелась лишь за двадцать пять верст — в Талице. Вот и пришлось Нике Кузнецову к осени 1924 года переехать в этот городок на берегу речки с очень уральским названием Пышма».
Необходимый элемент любого мифа — необычайн ая тяга к знаниям, выдающиеся способности и таланты. Поэтому Ника Кузнецов не просто хорошо учится, жадно впитывая знания, но и блестяще играет в драмкружке, исполняя роль поручика Ярового в знаменитой пьесе К. Тренева «Любовь Яровая».
«… Да так, что дожившие до наших дней участники и зрители того непритязательного спектакля, повидавшие в последующие годы и свердловских и московских артистов, и поныне помнят Нику в этой совсем необычной для подростка (к тому же деревенского) трудной роли».
Многие ли из вас, господа, помнят семиклассников в любительских спектаклях? А тут — запомнили. Понятно, для чего это написано, информация об актерском таланте Кузнецова нам еще понадобится, когда он будет перевоплощаться в офицера вермахта. Если смог сыграть белого офицера, да еще в нежном возрасте, то уж с немецкой армией как-нибудь разберемся.
Мы даже пропустим досадные фактологические неточности Гладкова: Балаир не «городок», а село[5], и стоит не на речке «с очень уральским названием Пышма», а на правом берегу ее притока — на реке Балаир. Ну, да ладно, фактология, как мы не раз увидим, не самая сильная сторона биографа. Главное, что именно в это время случается с удьбоносный поворот: артистичный мальчик увлекается немецким языком, которому его учит Н.Н. Автократова.
«… Нина Николаевна Автократова великолепно знала немецкий язык (как, впрочем, и французский) — в свое время она получила образование в Швейцарии. Поскольку отличное владение Кузнецовым немецким языком факт достаточно хорошо известный, можно полагать, что со своей основной задачей его первая учительница справилась более чем успешно».
Нет большего наслаждения для скептика, чем утверждение «факт достаточно известный». То, что существовала легенда об уральском пареньке, в совершенстве изучившем немецкий язык, да так, что носители языка не видели в нем иностранца — это не факт. Это часть легенды, которую — увы! — сегодня ни опровергнуть, ни подтвердить нельзя (о военных подвигах Кузнецова в тылу врага речь впереди). Но давайте все же задумаемся, какому немецкому языку учила маленького Никешу учительница Автократова.
Тут автор, как бывший ученик специализированной школы с углубленным изучением немецкого языка, позволит себе немного опередить события, прервать хронологию изложения и сделать небольшой анализ необычайных способностей юного артиста. Только анализ, только факты, ничего более.
Фактом является то, что явление, которое мы называем «немецкий язык», формировалось из бесчисленных диалектов и вариантов на протяжении всего XIX века, сложившись в виде литературного языка только к началу века XX. Появлению языка, единого для всех немцев, австрийцев, швейцарцев способствовало объединение Германии в 1871 году. Немецкие государства (только в Северной Германии было 21 государство с шестью миллионами жителей) объединялись вокруг Пруссии, затем к ним присоединились четыре южногерманских государства, в том числе, Бавария и Вюртемберг. Так что к моменту учебы Никеши этому самому языку — более или менее единому для всех — было чуть больше 40 лет. Младенческий возраст для языка! А до этого, во время этого и даже после этого во многих районах Германии продолжали говорить на своих диалектах, которых более 50-ти.
Даже современные языковеды отмечают, что с туристом в Берлине будут говорить на берлинском наречии, в Дрездене — на саксонском, во Франкфурте — на гессенском, в Гамбурге — на нижненемецком, а в Штутгарте — на швабском. Вот, что пишут на одном из интернет-форумов в 2004 году (!):
С южанами тяжелее, чем с северянами. Не причисляю себя к знатокам диалектов и «диалектной карты» Германии, но мне кажется, что как таковых диалектов больше на Юге, на Севере чаще встречаются Landschaftssprachen, говоры. Но тут дело вот ещё в чём: даже если немец будет говорить всего лишь на Koelsch, даже не на баварском диалекте, его можно элементарно не понять из-за одной только скорости речи — просто не будешь успевать за смыслом, пока будешь для себя «переводить» на Hochdeutsch. А переводить придётся!
Это XXI век, дамы и господа!
Как утверждает Т. Гладков, Н. Автократова долго жила в Швейцарии и в совершенстве знала немецкий язык. Проблема в том, что в этой стране немецкий — свой, особый, да еще и не один! Спасибо безымянным труженикам Википедии!
Швейцарский вариант немецкого языка — национальный вариант немецкого языка, имеющий свои характерные особенности: фонетические, орфографические, синтаксические, лексические — и отличающийся от литературного немецкого языка. Швейцарский вариант языка считается письменным языком, поэтому его не следует путать со швейцарским диалектом:
Швейцарский диалект — группа диалектов алеманнского наречия, которые используются в Швейцарии и некоторых альпийских коммунах северной Италии. Необходимо отметить, что швейцарский диалект и швейцарский стандартный немецкий язык не являются идентичными понятиями.
Или вот еще из комментариев к одной из статей:
Самый непонятный для меня — это Швейцарский немецкий. Каждый раз не перестаю удивляться тому, как они говорят. Причем, всегда, когда я с ними контактирую, прошу переходить на Hochdeutsch или на английский.
Вот так. Не немецкому языку учился Н. Кузнецов, а швейцарскому, как это ни странно звучит. Мы понятия не имеем, на каком наречии говорила Н.Н. Автократова. К тому же ряд исследователей ее называют не Нина Николаевна, но Нина Алексеевна, что, конечно, еще больше добавляет масла в огонь. Тут, похоже, как во всяком религиозном строительстве,
