вдоль раскисшей от осенних дождей дороги. Немногочисленная братия недоумённо переглядывалась между собой и, на безмолвные вопросы друг другу, пожимала плечами. Паломник прибыл уже в сумерках. Устало, тяжело переставляя смертельно утомлённые ноги, добрёл до стоящего в воротах серо-седого, как подтаявший весенний снег, старца и понуро ткнулся головой ему в грудь:
— Благословите, батюшка.
— Бог благословит, — сдавленно, еле вдыхая и выдыхая, проговорил игумен и поцеловал коротко стриженную голову, — а я тебя с утра жду. Ещё ночью, под утро, сердце разболелось. Ну думаю, скоро "приползёт".
— Грязь, дождь идёт и идёт, еле дошёл, — виновато вздохнул отчаянный путник.
— Дай я хоть взгляну на тебя, — чуть отстранил от себя почти столетний старик ещё довольно крепкого пятидесяти пятилетнего мужика, — ох! Господи! Какой же ты побитый! Живого места на тебе нет!
— Да вот так получилось, — как бы виновато, отвёл переполненный неземной печалью взгляд паломник, — недавнее ДЕЛО нелегкое оказалось.
— Надолго? — с горьким вздохом спросил игумен, — или только "раны зализать" и опять ТУДА ЖЕ?
— Не знаю, как Бог даст, — пожал плечами паломник.
— Хоть бы месячишко побыл бы со мной, порадовал старика, а то ведь не сегодня, завтра мне ДОМОЙ…
— Да я бы рад, — снова виновато пожал плечами мужчина, — да только ДЕЛ невпроворот…
— Знаю! Знаю! — как-то почти обиженно вскрикнул игумен, — скажи ещё что я втравил тебя в ЭТО, а сам…
— Ничего я такого не говорю, — растерянно заулыбался паломник, — даже и не думал об этом.
— Ты не говоришь, а я говорю, — судорожно сглотнул отстранившийся от ДЕЛА Наставник, — и думаю постоянно…, чувствую себя как дезертир прямо…, ну ладно, пойдём располагаться, я тебе келью рядом со мной приготовил. И занятие тебе есть. Дрова вон, — кивнул в сторону кучи брёвен, — попилить и поколоть, а то мы что-то всё лето никак и никак…, зима уж на носу…
(Неделю спустя)
— Отче! Отче! — диким шёпотом прошипел в спину бредущего по коридору игумена молоденький парнишка, единственный послушник монастыря, — простите Христа ради! Тут такое!
— Что случилось? — встревоженно обернулся старик.
— Случайно я! Честное слово — случайно! Из кухни я шёл и в окно выглянул там, ну там, — махнул куда-то себе за спину, — а там этот, ну который неделю назад пришёл, трудник, которого вы на дрова поставили. Сидит и как-то странно на кучу наколотых им дров смотрит и я прям оцепенел. Стою и уйти не могу! А потом смотрю, сзади к нему Красуля подходит и плечо ему сначала, куртку, а потом шею и ухо как давай лизать! А он, даже не удивившись, башку еёшнюю к себе притянул и на плечо положил. Щекой к ней прижался и гладит. И как будто говорит с ней. А она вся прям млеет! Глаза закрыла и ноги передние у неё дрожат мелко, мелко, — довершил рассказ уже у того самого окна, почему-то на цыпочках семеня за торопливо идущим впереди игуменом.
— Чудо то какое! — восхищённо вздохнул глядя в сырое мутноватое стекло на сидящего с закрытыми глазами, поглаживающего прижавшуюся к нему молоденькую олениху, Ночного Охотника, — как так то?! Красуля она ж такая пугливая, никого к себе даже близко! Яшка её тот хоть издали печеньки с руки, а эта никогда, только с земли, если бросишь ей…, а тут сама, сразу…
— Батюшка, а батюшка! — спустя несколько минут подёргал послушник за рукав почти прижавшегося лицом к стеклу игумена, — а давайте уговорим его подольше у нас пожить?
— Ага! — повернул к нему мокрое от слёз лицо старец, — уговоришь ты его пожалуй! Всё, отгостился он у нас, Гость Дорогой…
