предписывалось остаться на острове, в гарнизоне с довольствия снят. Но это так, к слову, в депеше была приведена копия послания Командующего ОВМР Коменданту Крепости, в которой просил задействовать опальную роту на сельхозработах в атомных парниках Руси. Что-то там, в ледовых штольнях, под куполами-ПпТ делать – выращивать овощи, заниматься прополкой, поливом – марпехи с Марса, понятное дело, не умели. Родились-то на «Звезде», на этом искусственном орбитальном спутнике Марса провели детство, отрочество и юность. На тверди марсианской, на Уровне в местах, где коралл пищевой выращивают, были разве что пару раз с экскурсиями. А в Метро, где коралл рубили в кораллоломнях, побывать пришлось уже в бытность курсантами военного училища – выпускной экзамен держали. Как добывают, выращивают и убирают коралл, только в кинохронике видели, а уж о том, что и «на планете дедов да отцов», в ЗемМарии, что-то там выращивают из съестного, слыхом не слыхивали. В парники, «дабы форму спецназовца не потеряли», нарядили стараниями Командующего – с тем ещё, чтоб «белка» набраться(в огуречнике всяких червячков-паучков до чёрта), тех же огурцов, зелени всякой натурально-земной поели вдоволь и в полк на Марс вернулись с «жирком микроэлементов и витаминов», так необходимых организмам небёнов и земляков на «Звезде». Содержание же самой депеши таково: «Президент Пруссии просит оказать содействие в восстановлении разграбленного пиратами колхоза, что в деревне Отрадное, где вы стали лагерем. Рота ваша, вашими, кстати, стараниями отстранённая от несения службы, по-прежнему под надзором гвардии СИ. 1-вый и 2-рой взвода здравствуют на гауптвахте – днями на шконках лынды бьют. На грядки к огурцам я их не допустил, упаси Боже, хрона им. Шлют 3-му взводу пламенный привет с пожеланиями всласть потрудиться на крестьянском поприще. Словом, 3-тий взвод в бегах на Бабешке, в Отрадном, на земле колхоза «Отрадный», а посему заняться благим делом восстановления хозяйства судьба выбрала вас. Командующий ОВМР осведомлён. Успеха, полковник. Кстати, сохиды против вашего побега ничего не имеют, во всяком случае, мер по поимке и возврату в Твердыню не предпринимают. Арестанты в бегах – это, конечно же, нарушение их инструкции, но, похоже, капитан Смит голову застудил-таки, в шляпе без меха. И слава Хрону – в шутку говоря».
Пять долгих лет минуло, и… сегодня выясняется, что сельхозработы не столько отбывание срока в опале, сколько ещё и Испытание – экзамен на выживание, которым финишировало каждый раз всякое учение в боевой подготовке. У камина пил из жбана, почему, услышав вопрос старшего бригадира, поперхнулся киселём – понял, что полеводы, как и я, ночью, об том тоже прознали. И, как выяснялось, от самого Науськивателя. Что совершенно недопустимо, потому как должность того засекречена, он один в роте мог знать о времени начала и конца Испытания. Заданием Науськивателя было провоцировать эксцессы среди испытуемых, а обязанностью – держать язык за зубами.
– А Чонка?.. – подал голос кто-то из разнорабочих. Я их, японцев, к тому же братьев-близнецов, не различаю, узнаю только тучного увальня по фамилии Тонна-ко и прозвищу Тонна.
– Не спецназовец, денщик вольнонаёмный, – выкрикнул второй из братьев.
– Ростом не вышел, здоровьем обделён – вторил третий.
– Слабенький китаец, однако, – заключил четвёртый.
– Почём зря мучается, болезный! – подхватил Хромой, их звеньевой.
– Мучается?! – взорвался-таки я, – К вашему сведению, это он в сговоре с начальником гауптвахты, а не Зяма, устроил нам побег из Крепости. Ни кто его не держит, может убираться с острова, меняла китайцу на судне место найдёт! Почему обуты?! И что здесь Камса делает? Я что приказал?! Разуваться, оставлять боты в тамбуре! Смердючего фельдшера не подпускать к столовке! Будет Хлеб за порядком следить? Или мне ему половник на мотыгу заменить?
Мужики не унимались:
– Каторга!
– Заточили нас на острове!
– Да лучше по норам Метро месяц проползать, чем здесь неделю прожить!
– Легче в кораллоломнях коралл рубить, чем здесь в поле полоть!
– Там шытнеэ, во вшяком ш-учае, – вставил кто-то реплику.
К землякам присоединились осмелевшие небёны:
– Мы здесь состаримся, не познав любимых и отцовства.
– Пашем на какую-то Пруссию! Родина наша – «Звезда»!
– Науськиватель известен, а кто «Соглядатай Испытания»**************!? Выходи, покажись! – встрял Селезень.
– А ты не знаешь, что Науськиватель даже не знает, – съязвил кто-то из земляков.
– Да поштигает гогда Камша швой медха-ат?!
– Товарищ полковник, вас не было, лейтенант заявился, – блеванули.
– Деды – цветочками чифирными, салаги – черепахой духмяной, – уточнил Кобзон.
– Киселя хотим!
– Прикажи Хлебу выдать, трубы горят, – ссутулился на скамье и втянул голову в плечи Селезень.
Галдёж в столовой случался не раз, но то по пьяной лавочке в какой либо из дней по случаю дня рождения кого из колхозников, да в праздничный день «День колхозника», в которые добавку в столовке выдавали, и она быстро кончалась. Чтобы вот так в обычный будний день, с похмелья за завтраком, да ещё с требованием подать киселя вместо компота – до такого пока не доходило. С забиравшей меня яростью перекричал всех:
– Какие деды, какие салаги, какой товарищ полковник?! Это что?! Бунт?!
– Да… кагой гунт… недо-ол-льство… г-м… проявляем, – пробасил с полным ртом и шумно сглотнул Силыч, земляк-мужик ровнёхонько вдвое выше ростом, больше по весу и габаритами толстяка Тонны. Он, прапорщик, ротный каптенармус, теперь заведующий хозяйством и моя правая в колхозе рука, сидел в торце стола, подпирая спиной входную в трапезную из тамбура дверь. Табурет, единственный здесь предмет из «правильной» мебели, под зад великану, когда тот последним входил в зал, выдвигал из-под агрегата кто-нибудь из четверых разнорабочих, японцев-близнецов, усаживавшихся на скамьи тут же по сторонам. Тот, чья была очередь проделать это, ел спокойно, без опаски, не зажав котелок меж колен, как его трое братьев.
– Помолчал бы, завхоз, – урезонил я Силыча. – Или будешь накалять обстановку? Не ты ли Науськиватель?
– А это как выгорит, Председатель. Науськиватель – да, я. Но вступил в должность эту со времени прибытия на остров Камсы, он назначение доставил. А назначенец штабной – ваш зам по тылу, на губе сидит. Вчера Зяма напоил, я и проговорился кому-то. К побудке все уже знали. Хлеб, кажись, один до сих пор не знает, высыпался у себя на кухне после как земляка-приятеля драниками попотчивал, с кисельком. Разрулить как-то надо, ситуэйшен, товарищ полков-вв, виноват, председатель правления. Председатель, слушай, мужикам и хлопцам на работы в поля идти, какие теперь из них полеводы – в обиде и без опохмелки. Киселя бы, прикажи Хлебу.
Мужиков и хлопцев можно понять – действительно, обидно должно быть им. Они согласно последнему по взводу приказу четыре года как не старослужащие и не новобранцы,
