тоже не солгал.
Корф буравил меня тяжелым взглядом. Я почувствовал легкое прикосновение к своему разуму — в голове мерзко зазудело, словно муравьи ползали по стенкам черепа. Про себя я повторял только то, что изложил вслух. Без деталей, без подробностей…
К моему удивлению, Корф не стал лезть глубже.
— Давай начистоту, — он опустился на стул и сложил ладони домиком. — Мне передали, что тебя забрали за применение боевой Благодати. Фербер сказал, ты швырялся “Колобками”.
— Да, так и было.
— Михаил, какого черта? Ты понимаешь, что если об этом случае просочится наружу, тебе будет закрыта дорога в Аудиториум? Это грубейшее нарушение закона. У тебя нет дозволения применять боевые заклинания в городе. И такими темпами еще долго не появится.
— А вам зачем понадобился Андрюшин? — перебил я. — Он что, преступник? Вы же схватили его как какого-то террориста. Ночью, напали, сунули в машину… Я уже шел домой, когда услышал шум. Вернулся, увидел драку… Откуда ж мне было знать, что это были ваши люди? Со стороны это выглядело как нападение. С учетом того, что Андрюшин — журналист, я и решил, что…
— Я понял. Ваша семья начинает меня раздражать. Сперва твои старшие родичи учудили, теперь ты нарываешься. Помни, что я оставил твою семью в покое потому, что мне нужна твоя помощь. Но сейчас вместо того, чтобы готовиться к испытаниям, ты явно решил сыграть в сыщика, — Пистолетыч уставился на меня в упор. — Иначе как объяснить то, что сперва ты ищешь связь между инцидентами, а после встречаешься с журналистом, который тоже копает в этом направлении?
— Потому что я хочу знать правду. Меня не посвящают в ход расследования, хотя на правах потерпевшего я имею право знать.
— Тайное отделение отчитается, когда расследование будет завершено. А сейчас ты просто мешаешь нам работать.
Я глубоко вдохнул, медленно выдохнул и поднял глаза на Корфа.
— Или, быть может, это вы пытаетесь помешать расследованию Андрюшина? — Набрался дерзости я. — Иначе зачем Тайное отделение схватило его именно в тот момент, когда он вплотную занялся теми инцидентами? Значит, и правда что-то накопал.
Ни единый мускул не дрогнул на лице Пистолетыча — впору было поучиться у него самообладанию. Но фонило от него изрядно, и без того сухой и горячий воздух в помещении стал еще суще и тяжелее. Корф забрал у меня недописанный лист с объяснительной запиской, сложил вчетверо и убрал за пазуху.
— Если с тобой не получается договориться по-хорошему, Михаил, то придется поступать как обычно. У тебя два варианта. Первый — ты прекращаешь самодеятельность, сосредотачиваешься на поступлении и вкладываешь всю энергию в то, чтобы поступить в Аудиториум. В таком случае это, — он хлопнул себя слева по груди — там, где покоилось мое признание, — превратится в пепел, а твоя семья не будет отвечать за нарушение запрета.
— Второй вариант — я продолжаю путаться у вас под ногами, и тогда вы наказываете и меня, и отца с бабушкой. А сестру оставляете сиротой.
— Не сиротой, но опека ей понадобится, — сухо ответил Корф. — Выбор за вами, ваше сиятельство. И советую подумать очень хорошо: у вас уже появились первые успехи на поприще восстановления репутации. Мне на вашем месте было бы невероятно обидно все это потерять.
Я печально усмехнулся. Шантажист хренов. Если подумать, чем отличается Корф от Радаманта? Оба готовы действовать любыми методами, чтобы достичь своих целей. Оба играют грязно. Оба, вероятно, фанатично преданы своим убеждениям. И разница между ними лишь в том, что они оказались по разные стороны баррикад.
А я — между молотом и наковальней.
— Так что вы ответите, ваше сиятельство? — снова спросил Корф.
Глава 3
Корф выжидающе на меня уставился. В кабинете повисла неестественная гробовая тишина — только было слышно, как журчала вода в трубах и батареях.
Я напряженно соображал, как поступить так, чтобы и правду выяснить, и семью не подставить. Быть может, кто-то на моем месте даже без доли сомнений воспротивился бы Пистолетычу, но я так не мог. От моих действий сейчас зависели судьбы нескольких дорогих мне людей.
В конце концов вся эта затея с моим появлением в этом мире была затеяна старшими родичами лишь для укрепления рода и восстановления положения семьи в обществе. Да, меня никто не спрашивал. Да, все получилось жестко.
Но, с другой стороны, оказавшись здесь, я обрел куда больше, чем в “прошлой” жизни. Что бы меня там ждало, даже окажись та злосчастная лестница прочнее? Допустим, доучился бы с грехом пополам. Устроился бы на постылую работу — без опыта по специальности взяли бы на нищенских условиях. С годами может ушел бы в более успешную область.
Может, мне бы дальше повезло. Женился б там, взял тачку в кредит и квартиру в Мурино в ипотеку. И выплачивал бы все это, горбатясь на двух работах и пяти халтурах. Чтобы потом, по прошествии лет, обнаружить, что с детьми говорить не о чем, ибо они толком меня не видели из-за постоянной занятости, что огонь любви в глазах жены давно погас, а отношения превратились в соседство. А дальше что? Аденома простаты?
А может сыграла бы генетика, и я, что вероятнее, либо увлекся бы алкоголем на почве беспросветно скучной жизни, либо случайно обнаружил бы опухоль, с которой долго и безуспешно боролся лишь затем, чтобы отсрочить неминуемый конец.
Лестница просто ускорила события. И если когда мне и повезло по-настоящему, так это в тот момент, когда я очнулся в Ириновской усадьбе.
Именно поэтому я сделал что должно.
— Я согласен с вашими условиями, Вальтер Макарович. — Корф жестом попросил меня продолжать. — Я сосредоточусь на поступлении в Аудиториум, брошу на это все силы. Лезть к Андрюшину больше не стану, равно как и не буду проводить самостоятельных расследований, дабы не мешать работе Тайного отделения.
Пистолетыч удовлетворенно кивнул.
— Я рад этому решению, Михаил.
— Это не все, — поспешил перебить я. — У меня тоже будет маленькое, но важное условие.
Корфа, казалось, забавляла моя легкая ершистость. Вероятно, человек, за годы привыкший к беспрекословному подчинению, откровенно развлекался, когда ему в лапы попал юный и борзый графчонок. Наверняка для него это было игрой. Но для меня вся эта игра была подобна отчаянным трепыханиям в кипятке в попытках вознестись.
— Не думаю, что с твоей стороны корректно ставить мне условия.
— Я буду держать обещание, клянусь. Но нарушу его лишь в одном случае, — тайный советник удивленно поднял брови. — Если на мою семью снова будет совершено повторное нападение или ей
