случилось слишком быстро. Но я попробую разобраться, если что.
В этот момент в палатку головой вперёд влетел Семён.
– Ура! – запрыгала Журавская. – Живой! Живой!
– Так, тихо! – Семён подполз к нам на четвереньках. – Валим отсюда. Давайте руки, я запущу ваши коннекторы. Быстро, ну!
– Да погоди, – потирая распухшее ухо, сказал я, – они же нас не убили, правда? Хотя могли. Вдруг мы сможем наладить с ними отношения?
– Тише ты, – шикнул на меня Семён. – Дай руку! – Он начал щёлкать кнопками на моем коннекторе.
– Да что такое-то?
– А то, что они что-то там мутят! Они уже выкопали здоровенную могилу. И я в ней даже полежал немного.
Журавская ахнула:
– И как?
– Ну, мне она оказалась велика…
– Но они же тебя не убили? – сказал я. – Может, просто пугали? И может, это даже никакая не могила?
– Могила, могила. – Теперь Семён настраивал свой коннектор. – И ещё какая! Я всё понял, пока в ней лежал! Я о ней читал – у нас, в настоящем!
– Это как?
– А вот так. Я понял, где мы. Это Сунгирь, есть такое место под Владимиром. Там была большая стоянка древних охотников. Примерно 30 тысяч лет тому назад. Может, чуть больше. – Семён с жалостью посмотрел на нас. – В наше время эту стоянку раскопали. И нашли там могилу взрослого и двойное детское погребение!..
Мы с Журавской сказали:
– Ага. И что?
– Как что? Я притащил двух детей! Туда, где уже готова могила! Для двойного! Детского! Погребения!
– А тебя зачем в могилу клали?
– А я откуда знаю! Моего скелета при раскопках не нашли! Зато нашли два прекрасных подростковых скелетика. Захороненных под очагом хижины.
– А зачем держать трупы в хижине? – поразилась Журавская.
– Ну, мы толком не знаем, что там за верования были. Может, мертвецы защищали хозяев от вторжения злых духов. Типа сигнализации от воров, знаете?
Журавская хмыкнула.
– Причём это захоронение – такое необычное! – продолжил Сёмен, увлекаясь. – Детей уложили голова к голове в праздничной одежде, украшенной бусинами из кости мамонта. С ними нашли двухметровые костяные копья! Из распрямлённого бивня мамонта! А ещё – дротики и каменные наконечники для стрел. Всё в замечательной сохранности! – закончил он воодушевлённо.
– А что, там были девочка и мальчик, да? – спросила Журавская, слегка встревожившись.
– Сначала учёные думали, что это мальчик и девочка, ага. Потом – по ДНК – выяснили, что нет, это два мальчика!
Услышав это, мы с Журавской выдохнули.
– Хотя всегда остаётся вероятность, что генетики ошиблись и дети всё же разнополые, – бодро заключил Семён, посмотрел на нас и спохватился, что перед ним стоят разнополые подростки. Возможные участники двойного детского захоронения.
– Ну, всё будет хорошо! – с фальшивым оптимизмом сказал он. – Стабилизатор выдернет нас отсюда в считаные минуты.
– Ты же сам говорил, что он часами ищет подходящее окно! За это время нас убьют! Их ведь убили, этих детей?
– Скорей всего, убили, – нехотя ответил Семён. – На тазовых костях одного из детей есть следы от удара копьем. Но я не думаю, что это кто-то из вас. Там вообще один из детей был вегетарианец. Питался корешками и насекомыми.
– О, это как раз я, – печально сказала Журавская. – Я уже два года не ем мяса.
Дверь открыли – точнее, шкуру откинули, и в белом проёме показался наш первобытный байкер. С длинным-длинным копьём в руках.
Глава девятая, в которой Журавская поёт, а меня пытаются зарезать
Нас притащили на небольшой холм и вытолкали на площадку. Площадка была окружена здоровенными звериными черепами. В центре круга лежали шкуры, окружённые обугленными костями. На утоптанном снегу выделялись бурые пятна, которые мне очень не понравились.
– А зачем нас на сцену поставили? – спросила оптимистичная Журавская.
Я посмотрел на неё с жалостью:
– Оля. Это не сцена. Это жертвенник.
– В смысле?! Они собираются нас?..
– Угу.
Метрах в пятидесяти от «сцены» неторопливо рассаживались на шкурах древние люди. Предки современного человека.
Обычно их рисуют вооружёнными до зубов, но у наших ни топоров, ни копий, ни ножей с собой не было. Оно и понятно. Люди дома. Они пришли посмотреть весёлое представление. Они хотят отдохнуть и расслабиться, зачем им оружие. А попкорн ещё не изобрели.
Внешне они напоминали обычных людей (не считая, конечно, причёсок и нарядов из шкур). Возьми вон ту девчонку из первого ряда, переодень в джинсы, замени ожерелье из когтей на худи – и не отличишь её от Кузьминой из нашего класса. Только Кузьмина у нас блондинка.
– Они так похожи на нас! – прошептала Журавская, думавшая ровно ту же мысль.
– Так они уже сапиенсы, ну, чисто анатомически, – ответил я. – Homo sapiens. Человек разумный.
– Мда? – обрадовалась почему-то Журавская.
Она подошла к краю «сцены» и неожиданно запела. Я обомлел. Предки тоже в изумлении замолчали.
Вы можете представить эту картину?! Снег. Чёрная река. Остолбеневшие предки. Мы не пойми в каком году до нашей эры. Семёна, вероятно, уже грохнули. Наша очередь вот-вот подойдёт. И в центре всего этого безобразия дурным голосом поёт моя одноклассница Журавская:
Вот цветёт калинаВ поле у ручья.Парня молодогоПолюби-ила я!
И главное, на меня показывает! Хотя всем известно, что она меня терпеть не может.
Парня полюби-и-лаНа свою беду!Как ему открыться,Слов я не найду! –
надрывалась Журавская.
– Ты спятила, что ли? – поинтересовался я.
– Не лезь, Садовский! Я налаживаю культурную связь!
Люди в толпе загомонили, некоторые засмеялись. Байкер нахмурился. Что-то повелительно крикнул. От толпы отделилась рогатая бабушка и бодро поскакала к нам с каким-то свёртком под мышкой. Что бы это значило, подумал я.
Бабуля подошла к нам, сняла с головы рога и развернула свёрток из шкуры. Внутри оказалась пара длинных каменных ножей. Рога бабушка торжественно возложила к нашим ногам. Мне эти приготовления не понравились. Вот совсем.
А Журавская выглядела довольной. Видимо, ей казалось, что они с бабулей поладят. Она положила рога поаккуратнее и с широкой улыбкой сделала бабушке реверанс (видимо, подсмотрела в мультфильме про каких-нибудь принцесс).
Вблизи бабушка производила сокрушительное впечатление. Во-первых, запах. Было предельно ясно, что мыла ещё не придумали. Хотя давно пора. Во-вторых, у бабушки росли усы. Я заподозрил, что это, возможно, не бабушка, а дедушка.
Она (или всё же он?) взяла в руку нож (без зазубрин) и запела удивительно низким голосом. Журавская торжествующе мне подмигнула: гляди, мол, есть контакт! Вот что значит сила искусства!
В эту секунду бабушко-дедушка приставил мне к горлу нож. Лезвие было острое, как осколок стекла. Одно движение – и привет.
«Надо же, меня найдут только 33 тысячи лет спустя, – подумал я. – Да ещё и в одной могиле вместе с этой сумасшедшей».
– Огней так много золотых, – завыла Журавская, – на улицах Саратова!.. Парней так много холостых! Готовься убегать к реке!
И Журавская со всей дури пнула бабкодеда в коленную чашечку. Дед (или всё же бабка?) охнул и повалился в снег. А мы рванули!
Мы неслись к реке, схватившись за руки и выдёргивая друг друга из сугробов. За нами с рёвом бежали взбешённые предки: как же, кино оборвалось на самом интересном месте!
Я оглянулся – о, как вовремя я оглянулся! Наш байкер – единственный вооружённый – собирался бросать копьё. Я рванул Журавскую в сторону:
– Отойди!
Копьё просвистело мимо и почти целиком вошло в сугроб, где за миг до этого стояла Журавская. Вот это силища! Следом прилетело несколько камней. Один попал по рюкзаку Журавской и сбил её с ног, но не поранил.
– Вставай! Скорее! – Я помог ей подняться.
Второй камень треснул мне по затылку. У меня из глаз посыпались искры, картинка перед глазами качнулась. Внезапно мне стало всё равно. Убьют и убьют. И ладно. Журавская обхватила меня обеими руками.
– Держись! – орала она. – Не падай! Мика!
«Я тебе не Мика», – подумал я вяло, а она всё тянула и тащила меня вперёд… Мы бежали целую вечность, пока наконец не оказались на невысоком берегу.
– Давай! – завопила Журавская.
Она стиснула мою руку и шагнула в пустоту. Негодующие предки разразились ругательствами. А мы с Журавской падали, и падали, и падали в чёрную воду доисторической Клязьмы.
Глава десятая, в которой мы продолжаем падать
Я с трудом открыл глаза: было абсолютно темно. Я лежал на груде какого-то тряпья.
– Журавская! – позвал я, и она ответила:
– Я тут, тут. Похоже, сработало. Мы с тобой возвращаемся домой. Вдвоём. – Её голос дрогнул.
Я нашарил во тьме Журавскую и попытался подняться, опираясь на её плечо.
– Лежи, Мика! – всполошилась она. – Лежи, не вставай!
Откуда-то из-под меня раздался стон. Я в ужасе вскочил, Журавская тоже, я боднул её в лоб, и мы оба повалились, путаясь в куртках и рюкзаках.
– Хватит по мне топтаться, балбесы, – прохрипел Семён, и мы с Журавской бросились его поднимать.
– Семён! Ты живой!
– Давай, Семён, садись!
– Я думал, тебя убили!
– Я и сам так думал, – ответил Семён. – Он мне знаешь как заехал!..
