Теперь, в день вынесения безапелляционного решения суда, я лежала в тёмной камере и смотрела туда, где должен был быть потолок. Темнота в помещении была кромешная, точно таким мне представлялось моё будущее. Уснула я, лишь когда перегоняла в голове все самые ужасные мысли и моя подушка была мокрой от слёз. В этой камере мне оставалось отбывать всего два дня. Два последних дня в родном городе. Два последних дня, когда мои близкие смогут прийти и попрощаться со мной на долгие годы. Наутро я проснулась с тяжёлой головой, опустошенная и как будто даже больная. Походила по камере, попыталась собраться и взять себя в руки. Получалось не очень.
После обеда пришёл Павел, серый и понурый. Ни весёлых расцветок, ни привычных кружев в его одежде не наблюдалось, всегдашний огонёк в зелёных глазах потух. Мы сели в комнате свиданий за стол друг напротив друга. Павел взял меня за руки, крепко сжал мои ладони и беззвучно заплакал. Глядя в его глаза, полные слёз, я думала о превратностях судьбы: гений моды и стиля, кумир современной молодёжи и не только, в замызганной комнате свиданий целует и заливает слезами руки осуждённой преступницы. Мне было больно видеть его страдания. Я представляла, как он винит себя во всём случившемся – в том, что подарил мне этот злополучный кабриолет, что водил дружбу с наркоманами и подвозил их несколько раз на своём авто, и даже в том, что однажды позволил себе приблизиться ко мне, а это по цепочке привело к событиям, разрушившим мою только что начавшуюся жизнь навсегда. Я знала, что переубеждать его бесполезно. Он заговорил первым:
– Марго, дорогая, пожалуйста, помни об одном: я буду ждать тебя столько, сколько потребуется. Не забывай про амнистии, возможно, твой срок окажется совсем не таким большим, как ты сейчас представляешь. Но даже если ты уже приготовилась к худшему, то знай, что и через тринадцать лет я сделаю всё, чтобы ты могла сразу вступить в полноценную жизнь, вернуться к любимому занятию. Я понимаю, что сейчас это мало утешает тебя, но я должен был успеть сказать это. – Речь Павла была сбивчива, я никогда не видела его таким. – И пожалуйста, Рит, не забрасывай своё ремесло, ты талантище, пиши, займись книгой. Ты же давно хотела попробовать что-то глобальное. Не в такой обстановке, конечно, но я по себе знаю, что это поможет тебе отвлечься и скоротать время. Не падай духом, живи, ты так любишь жизнь, ты умеешь ценить её как никто другой. – На этом Павел резко остановился и обхватил голову руками, затем встал и нервно встряхнул руками: – Бред, какой бред я несу! Как неуместны сейчас слова!
Я с нежностью и удивлением наблюдала за ним – таким я его не видела никогда, несмотря на год совместного проживания. Передо мной, как загнанный зверь, метался настоящий брутальный мужчина: распахнутая рубашка, оголяющая широкую волосатую грудь и крепкую шею, которую обычно обрамляли столь привычные цветные платочки, бабочки и галстучки, трёхдневная щетина, растрёпанные волосы, на которых не было ни капли укладочного средства. Такой образ мне был очень по душе, и я, залюбовавшись, на секунду забыла, что таким он стал из-за глубокого переживания, связанного со мной. Тут же я встрепенулась от мысли, что и Павел никогда не видел меня в столь запущенном состоянии. Три недели я прожила в спартанских условиях, не имея под рукой даже намёка на косметические средства. Только перед заседаниями суда у меня была возможность мало-мальски привести себя в порядок. Но, слава богу, Бою было сейчас не до оценки моего внешнего вида. Я попросила его успокоиться и присесть, мне захотелось поддержать его:
– Паш, послушай, тебе не обязательно что-то говорить сейчас. Я прекрасно поняла, что ты хотел донести до меня, и всегда буду помнить твои слова. Ты научил меня быть сильной, и я буду такой до конца, насколько хватит сил. А сейчас давай просто посидим ещё немного, пока есть время.
Павел сел рядом со мной на потёртую банкетку и приобнял за плечо. Так мы сидели минут десять, говорили на отвлечённые темы. Бой рассказывал о том, что происходило в редакции во время моего отсутствия, поделился парой светских новостей. Я уткнулась носом ему в грудь и вдыхала аромат его тела как в последний раз, хотя последнее свидание у нас намечалось только на завтра. В этот момент у меня возникла ассоциация с курортным романом, когда в предпоследний вечер перед отъездом можно ещё прощаться не так пылко, как в последний раз, когда так подогревает осознание того, что ты больше не увидишь своего возлюбленного.
Мой надзиратель постучал в дверь, заглянул, не дожидаясь ответа, и попросил меня проследовать в камеру. Павел сдержанно поцеловал меня в макушку и прошептал:
– До завтра.
Я осторожно высвободила свою руку из его тёплых ладоней и вышла из помещения не оглядываясь.
По дороге в камеру я уже думала о том, какие слова скажу Павлу завтра на прощанье, во время нашего последнего свидания, не догадываясь, что оно уже позади.
Глава 2
Сидя в камере после свидания с Боем, я невольно начала прокручивать в голове возможный сюжет своей будущей книги. Павел был прав: я давно хотела заняться каким-то личным глобальным проектом. Для начала я собиралась выпустить что-то вроде сборника своих статей. По крайней мере, это не заняло бы столько времени, сколько написание отдельного романа, например, – а как раз времени у меня хронически не хватало. К тому же после публикации непременно последовали бы презентация и другие приятные мероприятия, связанные с выходом книги. Теперь же со временем у меня проблем не было, но ни одной презентации в ближайшие годы мне не светило. И от этой мысли мне снова стало не по себе. Лишь ненадолго думы о творческом проекте отвлекли меня от суровой действительности. Но углубиться в депрессивное состояние я не успела. Дверь камеры распахнулась, и появившийся молодой надзиратель прошипел:
– На выход, к тебе снова гости.
Что за проходной двор, подумалось мне. Кто бы это мог быть? Все, кого я планировала повидать, сегодня уже были у меня – с утра родители, а Павел ушёл меньше часа назад. Надеюсь, никто из журналистов не просочился ко мне на свидание. До этого момента Павел и адвокат успешно оберегали меня от папарацци. Также мне не хотелось встречаться ни с кем из друзей и коллег. Не здесь, не в таком виде и душевном состоянии.
На прошлой неделе ко мне «в гости» забежала Верочка из редакции. У нас с ней с первого дня моего выхода на работу сложились тёплые приятельские отношения. Первое время она была моей наставницей, объясняла, что к чему, покровительствовала и защищала от нападок со стороны матёрых коллег, если что-то у меня не получалось. Вера, профессиональный визажист, работала в журнале не намного дольше меня, но, видимо, ей было приятно взять шефство над новой молоденькой сотрудницей. Впрочем, мы очень быстро сравнялись, я вскоре разобралась, что к чему, делала большие успехи и за короткий срок стала правой рукой шефа. Вера же по сей день вела свою маленькую рубрику о красоте и, видит Бог, завидовала мне не слишком-то белой завистью. Впрочем, это не мешало нам по-прежнему вести девчачьи задушевные беседы и вместе ходить по магазинам. На многие светские мероприятия я также брала Веру с собой. В общем, когда моя приятельница присела на банкетку напротив меня в комнате свиданий, мне хватило пары минут, чтобы понять: Верунчик пришла лишь для того, чтобы убедиться в старой, теперь подтверждённой ещё и на моём примере истине – чем выше взлетишь, тем больнее падать. Я тогда поторопилась поскорее закончить свидание, сославшись на жуткую головную боль, и попросила Павла, чтобы он больше никому не сообщал, где и когда можно навестить меня.
