взбудораженный разум восторженный детский голосок. – Давай ее оставим, а? Мы с Янчиком такого шоу сто лет не видели. С тех пор как няня Катя с лестницы в тазу съехала.
– Ага. Тогда тоже круто было. Но сегодня даже интереснее, – подхватил восторженный, странный для крошечной девочки, бас. – Ты слышал, как она трещала? Класс. Па, ну пожалуйста. Ну давай оставим, а? А мы за это… Ань, что мы за это?
– Мы за это скажем, где поставили капкан, – хихикнуло исчадье. Господи, это что вообще?
– Она не животное, чтобы ее оставлять, – вымученно произнес бархатный баритон над моей головой. Облизывание моего лица прекратилось, я выдохнула и открыла левый глаз. Правый, от чего-то никак не желал разлепляться.
– Я вас засужу, – просипела я жалко, уставившись в глаза, похожие на две черные пустые дыры. – По законодательству вы не имеете права…
– Имею. У меня есть разрешение. Кроме того, напряжение там низкое. Скорее для устрашения и отпугивания слишком любопытных рыжих баб и пронырливых журналюг.
Меня передернуло. Неужели догадался? Тогда, сейчас меня будут бить, возможно даже ногами. Но это все же лучше, чем быть скормленной Мармеладику. Хаха, фаршированный зайкой мармеладик, звучит как песня. Зато тогда, может, Жабыч сжалится над пострадавшей в бою за рейтинги его издания, Люсенькой.
– Я не журналюга, – хныкнула я, пытаясь принять сидячее положение. Спину я содрала наверное до мяса, и сейчас она страшно у меня болела и саднила. – Слушайте, дяденька. Отпустите меня. Я больше так не буду, – вспомнив свое уличное детство, проныла я, стараясь выдавить слезу. Не вышло. А раньше всегда работало. Черт.
– Я знаю. Какая из тебя писака? На физиономии же конопатой написано, что ты девять классов окончила и три коридора. Но у меня нет особого выбора, к сожалению, – ухмыльнулся чертов наглый мерзавец. И как я не вцепилась в его прилизанную шевелюру? Сдержалась, колоссальным усилием воли, ну и боль во всем теле еще конечно сыграла немаловажную роль. Да у меня полтора высших, я журналистка от бога. Я школу с медалью закончила, невзирая на семейные обстоятельства. Вот скот. Ну ничего, это не он меня оставит, а я сама останусь. Я такой материал сделаю, этот хмырь слезами умоется. И девчонок его я таки научу любить свободу.
– А знаешь, я подумал и решил, мы все таки тебя оставим. Только объясни мне, какого лешего ты через забор полезла? Охрана предупреждена была о твоем приходе. Я жду с утра. Ты опоздала, кстати. На будущее, я этого не люблю. Сделаю выговор Елизавете, что она плохо своих нянек муштрует. Приступаешь к работе сегодня. Зарплата оговорена с Елизаветой Аркадьевной. Униформу получишь у горничной. Давайте, шевелите ботами своими, Людмила Павловна. И еще, я не люблю неповиновения, уяснили?
– А вертела я вашу нелюбовь. Оставит он меня. Я вам что, крыса ручная? Охрана у него. Да ваша охрана мух ловит, да фильмы срамные по компьютеру смотрит, – буркнула я, наконец заняв вертикальное положение и оценив обстановку. Девчонки, как дети из старого фильма про кукушат замерли в полуметре от инсталляции, под названием «Зайка на лужайке» и о чем то оживленно перешёптывались. У меня по спине пробежал холодок. Их папаша, стоял надо мной и смотрел сверху вниз, как на муху, будто раздумывая прихлопнуть меня, или отдать на растерзание двум своим дьявольским продолжениям. Хотя нет, он уже все решил. – Люблю я, знаете, через заборы лазить. Хобби у меня такое – лазить через заборы. Лазить через заборы, ставить на место наглых хамов, и воспитывать Оменов.
– А я смотрю вы любите детишек, – ощерился Метельский, став похожим на хищника. Вот сейчас мне немного и страшно стало. С этим человеком нельзя шутить. И мне бы надо просто сказать ему об ошибке и отправиться в полицию, в ад, куда угодно. Лишь бы подальше. Но вместо этого, меня словно черт за язык снова дёргает.
–«Ну как вам сказать. Бэзумноооо». Только это, я не Людмила Павловна.
– А кто же вы? – в глазах моего нового начальника зажигаются нехорошие огоньки.
– Люся, – уныло выдохнула я. Видимо с правдой то придется повременить. Ну что ж, господин метельский. Вы сами себе подписали приговор. Я такую статью накропаю, Жабыч удавится. Ну держись, семья Метельских. Да и девчонок этх оборзевших надо встряхнуть. Они еще не поняли, какого врага себе нажили. Я няня? Прекрасно.
– По контракиу вы должны будете жить в моеам доме. Если сбегаете раньше, чемзакончится испытателтный срок, денег не получаете. Если получаете травму, страховка предусмотрена.
– Не переживайте, – хищно сокалилась я, – вы от меня не избавитесь, пока я буду нужна детям. Я готова приступить к своим обязанностям. Только вот униформу свою засуньте…
– Не надо играть с огнем, девочка, – сузил глаза Метельский и вот тут я задумалась, что совать голову в пасть льву, все же не самая лучшая из моих затей. Но отступать было уже поздно.
Глава 4
Лев Метельский
Гарун бежал быстрее лани
Я смотрю как мои дочери вяло ковыряются в тарелках с отвратительным месивом, и чувствую поднимающуюся к горлу, вихрящуюся злость. В моей тарелке та же субстанция, к которой я не притронулся. Повара что ли уволить к чертовой матери? Но он старается готовить то, что полезно детям. Хотя… Ризотто с тыквой, как по мне, совсем не детская еда. Вздрагиваю, услышав дикий грохот, несущийся откуда-то из недр дома. Сминаю пальцами вилку, оглядывая взглядом абсолютно спокойных, жующих девочек.
– Значит так. Это последняя нянька, согласившаяся работать у нас, – я говорю ровно, но дети чувствуют мою ярость, поднимают на меня льдисто синие глазенки, и я понимаю, что еще немного, и снова поведусь на эти ангельские взгляды. У них глаза матери. И они, хоть и маленькие, уже знают уловки, позволяющие вертеть мной, как чертовым брелоком на пальчике. Но не сегодня. Сегодня у меня только одно желание, сбежать из дома, снять телку в элитном эскорт агентстве, и просто ненадолго выпасть из проклятой реальности. – Если она продержится у нас два месяца, мы поедем в Англию вместе.
– А если нет, папочка? – поднимает на меня глазенки Яночка. Я наверное никогда не привыкну, что крошечная девочка может издавать такие звуки. Говорит моя младшая дочь басом, с интонациями портового матроса. Она даже когда была младенцем, плакала так, что казалось ревет не малышка в пеленках, а лесной медведь. Мы таскали ее по врачам, прошли сто кругов ада, пока не узнали, что Яночка плохо слышит. Точнее, она хорошо слышит только звуки низкой частоты, отсюда и странный голос. Слуховой аппарат, крошечный и безумно дорогой ситуацию не исправил, но по крайней мере теперь моя девочка сносно слышит все вокруг.
– А если нет, вы отправитесь в пансион
