по самоцветной карте, а в небе пронеслась кавалькада призрачных всадников.
— Ты долго ещё будешь здесь пятки морозить, мальчик? — Длинный Озриков нос показался из люка. — Спускайся давай, у меня здесь густейший грибной суп готов, иди, погрейся.
— Позже.
Старик недовольно заворчал и глянул из-под меховой оторочки колпака в другую сторону. Там рядом с баллистой возвышалась фигура охотника на драконов.
— Совсем о здоровье не думаете. Вот придёт старость, — пожалеете, что в молодости так пренебрегали советами мудрецов! Я вот жалею!
Металл гудел под сапогами, облака пара неотступно следовали за поездом, их сносил ветер и звёздное небо становилось видно вновь.
«Ещё немного», — думал Оредин, — «ещё немного и я покончу с этим. А что потом? Обратно под гнёт отца… Вот бы сбежать. Вот бы… бросить Груорига и мать? Бросить сестёр? Нет. Всякий гном обязан нести свой камень сам, — так велит Уклад».
— Эй, Озрик, оставь мне супа!
Наследник спустился в душный жар вагона, а драконоборец остался высматривать змеев неба.
* * *
Разведчики вернулись. Сейчас, когда экспедиционный корпус был так близок к цели, они носились по окрестным горам постоянно и их доклады изучались немедленно. Казалось бы, чего бояться целой армии гномов среди скалистых гряд? Какого-то дикого человеческого племени? Но Оредин не терпел подобных размышлений, — старый Озрик всю жизнь твердил ему, что недооценённый противник уже наполовину победил.
— Кецаргхаген? — переспросил один из воевод, что заседали в душном прокуренном штабе внутри командного вагона.
— Слушаюсь! Так, господин, кецаргхаген! — ответил разведчик. — Судя по одежде, — из народности итбеч и или кто-то близкий к ним! Он имел при себе ездового яка! Объясниться устно не смогли, но он вывел рунописью по снегу!
— Текст не повреждён? — уточнил другой воевода, отвлекаясь от карты.
— Слушаюсь! Не извольте волноваться, господин! Оставлен в целостности!
Офицеры с облегчением переглянулись, — мало чего гномы боялись так сильно, как преступления против письменности. Разве что тварей из самой непроглядной тьмы глубинного рубежа, да и это не точно.
— И что же такого ценного пожелал сообщить этот дикарь? — спросил третий воевода.
Гномий народ итбечи относился к общности номхэйден, — глубинных гномов, — хотя они и жили на поверхности. Полукочевники, ездящие на яках, торгаши чуждые технологиям и высокой культуре.
— Слушаюсь! Он сообщил, что мы движемся в земли смерти и горя! Он посоветовал нам повернуться вспять и навсегда забыть о народе Пепельного дола!
— Пха! Как славно, что не приходится слушаться указов немытых дикарей, воняющих прогорклым ячьим маслом! — воскликнул один из воевод.
Оредин рассеянно подумал, что внутри вагона, в этой жаре и духоте пахло уж точно не розовыми лепестками.
— Хватит нам дурных предзнаменований, — раздражённо сказал он. — Долина близко?
— Слушаюсь! Два дневных перехода, господин!
— Выдвигайтесь, разведайте путь, пускай сапёры его расчистят, если понадобится. Глупо рассчитывать, что мы остались незамеченными хоть для кого-то.
— Слушаюсь! Будет содеяно!
Глубоко вздохнув, наследник крови взял остро наточенный грифель и нанёс на карту крестик, отметив вход в долину.
«Ну, вот и добрались. Посмотрим, что это за дылды, что это за сокровища, что это за дракон».
Глава 1
День 11 месяца иершема ( XII ) года 1650 Этой Эпохи, восточные пределы Эстрэ.
Караван из десятков подводов шёл на восток по заснеженным землям Эстрэ. Всего восемь дней назад он покинул испепелённый Астергаце и устремился к Драконьему Хребту. Путь давался нелегко, ночь от ночи мороз обретал новые силы, а ветра выли о грядущей метели. Люди торопились как могли, выбиваясь из сил, вперёд их гнала воля бога.
Он двигался впереди своих слуг, шагал по оледеневшей дороге, прогревая её камни, и предавался размышлениям.
— Как меня зовут? — спрашивал он у заснеженных холмов.
«Мы боимся,» — ответили те едва слышно.
— И всё же… Если припомнить, то родился я человеком, и носил за жизнь три разных имени. Да, так и было.
Первое, данное родителями, до пяти лет; второе, выбранное в Академии, до тридцати четырёх; третье, взятое для войны, до срока четырёх. В датах он был не вполне уверен, но это уже не важно. Теперь у него было новое имя: Доргон-Ругалор, Дракон Нерождённый. Имя для бога.
Не дождавшись ответа у природы, он посмотрел внутрь себя.
— Кто я такой?
«Несчастный искажённый уродец,» — сказал один голос в голове.
«БОГ!!!» — проревел другой.
Позади раздался треск, громко заржала лошадь. Он остановился, выпустил молочно-белый пар сквозь зубы, и вернулся к каравану. Люди сильно задерживали продвижение, но без верующих бог обречён на гибель, а Доргон-Ругалор возвысился совсем недавно, и умирать пока что не спешил.
Смертные расступались, он чувствовал их ужас и благоговение.
Фургон сломался, ось не выдержала веса припасов и пассажиров, да и лошадь едва дышала.
— Мы переложим всё на другие подводы, о всевластный владыка, просим о снисхождении.
Верховная жрица. Лишь она отваживалась обращаться к нему первой, остальные боялись.
— Перенесите груз в сторону, отведите лошадь.
— Повинуемся, — прошептала Самшит, кланяясь.
Они действовали быстро и слаженно, пока он продолжал размышления. Бог? Несомненно, какие-то божественные силы принадлежали ему теперь, но все они были направлены на разрушение. Тем не менее, в памяти остались знания из прошлых жизней, когда он ещё являлся волшебником.
Охвостьем копья он стал чертить на дороге большой круг, оставляя расплавленный след; мастерски точно, как когда-то, разделил его, вплёл другие фигуры, расставил знаки, вымерил и рассчитал всё до толщины волоска. Круг элементарной трансмутации был готов.
— Внесите фургон внутрь.
Люди исполнили приказ и бросились прочь, он осмотрел сломанный предмет, вспомнил формулы строения корпускул различных материалов от дерева до металла, ощутил в руках божественную силу и ткнул копьём в край чертежа. По линиям с треском и щебетом побежали красные молнии, округу затопил тревожный свет, но, когда он погас, в круге остался целый, исправный фургон.
Получилось… надо же, сколько лет он уже не занимался магической практикой, и какое удовольствие испытал от такого простого преобразования. Впрочем, процесс разрушения материи дал легко, а вот собирал её обратно Доргон-Ругалор с заметным усилием.
«Но ведь получилось же».
Среди людей пронеслось вдохновлённое бормотание, — там, где любой маг увидел бы хорошо проделанную работу, они видели чудо. Однако же он ещё не закончил.
— Подведите лошадь.
Животное боялось до полусмерти, только не имело сил на сопротивление. Доргон-Ругалор поднял правую руку, бронзовые пальцы разрисовали по воздуху нужную чарограмму и пустили по ней ток энергии. Грудь лошади осветилась изнутри красным, стали видны тёмные рёбра и пульсирующий сгусток сердца; свечение распространилось в лёгкие, а затем, через крупные артерии — по всему телу.
— Она ещё послужит, но недолго. Запрягайте и в путь.
— Повинуемся, о всевластный владыка, — поклонилась Самшит.
* * *
Холмогорье встретило караван метелью на закате; люди шли до поздней ночи, когда бог разрешил наконец-то отдохнуть. Вокруг него холодно не бывало, жар проистекал во все стороны, топя снег, испаряя воду. От этого ветр а оглушительно завывали за пределами тёплого щита, но ничего сделать не могли.
Когда зажглись вечерние костры, люди воссели за молитву. Самшит пела, и ей вторили, потоки энергии сходились
