думала, он у них всегда единственный был, — Настя поворачивается к Комову и смотрит на него большими удивленными глазами. Александр сглатывает и активно трясет головой.
— Нет, не единственный. Изначально он был одним из богов в пантеоне семитского бога Эля. Обычный такой политеистичный пантеон был. С женскими божествами. Все, как полагается. Потом сколько-то столетий Яхве был главой пантеона, пока не остался один. Всех остальных богов отменили, оставили только Яхве. Кстати, западные семиты считали и Эля, и Яхве устаревшими богами. По их версии, Яхве сверг Эля, а Баал сверг Яхве. Соответственно, они поклонялись Баалу и считали, что их бог самый актуальный.
— Что-то мне это напоминает, — улыбаюсь я. — у греков тоже Зевс сверг Кроноса, который ранее оскопил Урана и занял его место. Кстати, забавное требование к олимпийским богам. Если не можешь размножаться, то и власть занимать не должен.
— Греческие боги полумерами занимались. Вот всех свергнуть и остаться одному, не каждому дано. Но для этого яхвизм должен был пережить вавилонское пленение и ощутить зороастрийское влияние. Только после этого рубежа иудаизм из классической политеистической религии превращается в монотеистическую. Кстати, борьба за монотеизм хорошо прослеживается в Торе. Сквозная мысль — не сметь смотреть в сторону других богов, которых обзывают идолами, и требование абсолютной лояльности. Яхве выбрал евреев богоизранным народом, за то, что евреи выбрали Яхве единственным богом. Взаимовыгодное сотрудничество.
— Ну, как бы не только евреи его выбрали, — замечает Настя, — христиане и мусульмане тоже. Единый бог же.
— Дискуссионный вопрос. Мухаммед опирался на иудаизм, в раннем исламе полно тезисов из иудаизма. Изначально вообще позиционировался как один из пророков. Но евреи были не согласны на такого пророка, поэтому он от них сепарировался, и ислам стал отдельной религией. Поздний Мухаммед уже враждебен к иудаизму.
С Христианством вообще все сложно. Иисус из Назарета явно был на своей волне. И бог у него какой-то свой. Сравните «подставь другую щеку» с «око за око». В христианстве человеку даже свобода воли даровалась, а Яхве требовал абсолютного послушания. То есть, заявлялось, что бог тот же, но личности богов явно разные. Как видим, иллюминаты сделали умнее и вернули пантеон, чтобы никому обидно не было.
— Просто христианский бог добрый, — вставляю я.
— Да вообще не понятно, как христиане с новозаветными тезисами выжили. Подозреваю, что причина в том, что не сильно их соблюдали. Одни крестовые походы чего стоят. Слабо вписываются в тезисы Иисуса из Назарета. С подставлением щек давно вымереть должны были в неравной борьбе. Как Римская империя, которая, став христианской, сразу отдала концы. Религия должна помогать конкурентоспособности народа. Христианство же явно слабое звено.
— И что ты предлагаешь? Отказаться от нашей религии? — удивляюсь я.
— По мне и научный атеизм был неплох, — пожимает плечом Комов, — вооружились по самое не хочу. До сих пор лезть боятся напрямую, только и остается, что белоленточников по площадям гонять. А теперь представь себе щекоподставление против всего арсенала, который обещают в иллюминатском мультике. Нужно тогда уже сейчас на кладбище ползти.
— Ты не прав, Саша, — вспоминаю я слова Виктории, — на войне нужно осознавать, что твое дело правое. С добрым богом это проще. А эти иллюминаты с людоедской идеологией не спешат никому показывать свои лица. Исподтишка выставляют какие-то ролики, но ассоциироваться со всем этим не спешат.
— Женщины — сердобольные существа. Поэтому на войну вас и не пускают. Ладно, не буду спорить. Тот случай, когда каждый останется при своем.
Глава 5. Собеседование
Аграфена
Колл-центр в офисе страховой компании «Спас» был небольшой. Из Москвы обслуживались только вип-клиенты. Колл-центр для обычных граждан сидел в моем родном городе Саратове, где мы с Аней жили когда-то в одном доме.
Аня начинала карьеру в том самом саратовском филиале компании с самых низов — простым ночным оператором, совмещая работу с учебой. Сначала ее, как перспективного работника, перевели в Москву. Потом уже здесь Макарова пахала как вол, пока упорство и напористость не оценило руководство. Полгода назад Аню назначили руководителем отдела телемаркетинга. Испытательный срок прошел, и можно было расслабиться.
Анна поделилась идеей перетащить меня к себе сразу после назначения. Но возможность появилась только сейчас, когда она получила карт-бланш на кадровые перестановки.
У меня нет никаких опасений по поводу того, что я могу не сработаться с Аней. Я спокойная, местами интровертная. У Макаровой темперамент диаметрально противоположный. К тому же Анна старше, и я с терпимостью переношу ее опеку, местами чрезмерную.
— Главное, улыбайся, Грушенька, — шепчет мне Аня перед тем, как толкнуть дверь в кабинет директора департамента по маркетингу и коммуникациям.
Следую совету и растягиваю губы в улыбке, которая моментально сползает с лица, когда я вижу этого самого директора.
Мужчина поднимает на меня свои зеленые глаза и удивленно вскидывает брови. В голове мелькает обреченная мысль, что на этом собеседование закончено.
Но в следующий миг в глазах директора зажигается нездоровый блеск и начинают плясать черти, как и в прошлую нашу встречу в лесу.
Как такое вообще возможно? Если бы Аня давно не работала в этой организации, поверила бы в какой-то изощренный заговор. Но, очевидно, что и эта наша встреча совершенная случайность.
Мужчина встает, приветствуя нас, подходит к гостевому креслу и переставляет его максимально близко к своему рабочему месту. Окидывает свою работу одобрительным взглядом и кивает на сиденье подбородком.
— Присаживайтесь, Аграфена, — журчит бархатный баритон. — Меня зовут Глеб Князев. Я директор по маркетингу и коммуникациям этой организации.
Нетвердой походкой я подхожу к мужчине и не сажусь, а падаю в мягкое кресло, потому что колени предательски подкашиваются.
— А отчество? — голос почему-то срывается. Князев усмехается.
— У нас в компании принят неформальный стиль общения, Аграфена, — слышу откуда-то сверху.
Князев нависает надо мной мрачным утесом, подавляя мощной фигурой и своим бешеным энергетическим полем. Чувствую себя маленькой и беспомощной. Хочется сжаться в комочек, а еще лучше просто сбежать.
Мужчина дожидается, пока я займу предложенное место, и опускается в свое рабочее кресло. Дышать становится чуть легче, но не намного. Давящая энергетика никуда не исчезает.
— Интересная штука жизнь, — задумчиво тянет Князев, бросая на меня пронзительный взгляд.
— Наверное, — без энтузиазма мямлю я, слушая как сердце пытается проломить грудную клетку.
Руководитель тем временем складывает пальцы домиком на губах и задорно хмыкает.
Трусливо думаю, что буду рада, если он меня забракует. Слабо представляю, как смогу работать в одном пространстве с этим мужчиной.
Память услужливо подбрасывает картинки месячной давности. Сидящий напротив мужчина ласкает девушку на моих глазах.
Я поднимаю
