Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
самозванцы — большевики. Народ заулюлюкал и засвистел, закричал:
— Долой эсера!
Товарищи Виктора, которые уже пробились к самой трибуне, попытались влезть в кузов, благо борта его были опущены, и стащить оратора на землю. Несколько стоявших у грузовика граждан в штатском, видимо, из числа эсеров, попытались помешать, хватая матросов за полы бушлатов и не давая им влезть в кузов. Виктор врезал одному из них кулаком в бок. И в этот же момент сам получил в ухо, так, что бескозырка с головы слетела. Повернулся и размахнулся, чтобы ответить обидчику со всей матросской силушки. Но, в этот момент его сильно толкнули в спину. Под ногами матроса оказался ледок замерзшей лужи. Ботинки его заскользили по льду и ноги влетели под грузовик. А сам он ударился грудью в борт, опрокинулся на спину и приложился затылком о мостовую. Дальнейшего он не помнил.
Моряки и солдаты быстро надавали по шеям эсерам, заставив тех в спешке покинуть поле боя. Достали из под грузовика Виктора. Затылок его был разбит до крови.Он был оглушен и водил глазами по сторонам, явно не соображая, что с ним приключилось. У водителя автомобиля нашлась чистая полотняная ветошь. Голову раненому обмотали ветошью, сверху нахлобучили бескозырку. На ногах Виктор держался не твердо, его покачивало, как пьяного. Приобняв его с двух сторон за плечи, кореша повели его на ближайшую остановку конки. В вагоне пострадавшего за дело революции усадили на лавку, согнав какую-то тетку. Он вроде бы пришел в себя, только все время осматривался вокруг и с беспокойством спрашивал:
— Куда это мы едем? — Ему отвечали:
— В экипаж. — Затем он спрашивал:
— А какое сегодня число? — Ему отвечали:
— 21 октября. — Он на пару минут успокаивался, а затем снова задавал те же два вопроса. Товарищи сделали вывод, что мозги свои он встряхнул изрядно. По приходу в экипаж Виктора доставили в лазарет. Осмотрев пострадавшего, и ответив на два все тех же вопроса, старый фельдшер сделал вывод:
— Сотрясение мозга. — Затем промыл рану, выстриг вокруг нее волосы, зашил рассеченную кожу, наложил свежую повязку, велел братве раздеть раненого до исподнего и уложить на кровать в лазарете. Медбрату велел поить пациента сладким чаем, еды не давать. Прописал постельный режим и покой. Друзьям сказал, что дней через пять — семь мозги у раненого встанут на место. Дело обычное. В лазарете в единственной палате на 6 коек уже лежали двое с поломанными руками и один с пробитой головой, пострадавшие в драках,и один матрос с воспалением легких. Железняков получил от фельдшера успокоительные снотворные капли и заснул.
2. Котов — Железняков.
Котов gришел в себя, лежа на узкой жесткой металлической койке, по типу казарменной, под жестким и колючим шерстяным одеялом синего цвета. Сильно болел затылок. Увидел слева от себя оштукатуренную стену, крашенную зеленой масляной краской. Ближе к потолку — побеленную, как и сам потолок. Под потолком на витом шнуре висела горящая лампа накаливания без плафона. Лежал он лицом к окну, за окном было темно. Пощупав голову руками, он обнаружил на ней повязку. Что-то в руках насторожило его. Повертев ладонью с растопыренными пальцами перед глазами, он удивился.
Ладонь была не его. Вместо хилой и корявой старческой лапки с дряблой кожей впигментных пятнах и выпирающими венами он увидел сильную широкую лапу, с крепкими ногтями, в мозолях. Причем, вявно молодой загорелой и упругой коже.
И тут он вдруг обнаружил, что в его голове имеются две памяти. Одна его собственная, а другая — молодого матроса Виктора Железнякова. В этой памяти он увидел, как сходил с братвой на митинг, и как подрался. Обратившись к этой памяти, он вдруг обнаружил, что помнит очень многое: отца, мать, братьев и сестру, детство, отрочество, юность, учебу в школе, работу на заводе, флотский экипаж. Словом — всю жизнь Железнякова. И весь последний день.
— Во, братцы! Гляньте, контуженный очнулся! — Услышал он голос. Осторожно повернув голову направо, увидел лежащего на соседней койке через проход от него пациента. Тот приподнялся на локте и с интересом рассматривал его.
— Как же тебя угораздило, браток? — Осведомился тот. Помолчав, Котов решил на всякий случай «разыграть» амнезию. После травмы головы — обычное дело.
— Не помню, — помолчав, ответил Котов.
— Ладно, ладно, ты лежи спокойно и не вертись! Фельдшер сказал, тебе покой нужен, особенно голове. Контузия у тебя. — Посочувствовал сосед. — Как чувствуешь себя?
— Голова болит, кружится и подташнивает. Не помню, какое сегодня число? И пить хочется! — пожаловался Котов.
— Это можно. Фельдшер пить тебе разрешил. Сказал, дней через 5 — 7 будешь здоров. А число сегодня 22 октября, утро. Сейчас схожу к медбрату, скажу, чтобы чаю принес. — Больной встал и пошел к выходу. Левая рука у него была в лубке и висела на перевязи.
Попив из принесенной металлической кружки едва подслащенную теплую воду, Котов поблагодарил медбрата, закрыл глаза и сделал вид, что заснул. Нужно было подумать. Очень серьезно подумать. Очевидно, он попал в 1917 год, в канун Великой Октябрьской революции. Попал явно по воле Божьей. Безо всяких сомнений. И в чем была цель Бога, пославшего его сюда?
Прочитал он на пенсии несколько книжек про «попаданцев». Правда, все они попадали в 41-й год. И там они рьяно истребляли врагов и учили Сталина, как победить фашистов меньшей кровью.
А его занесло в 17-й. Тоже, год не рядовой. В прямом смысле, судьбоносный для России. Даже поболее, чем 41-й. И что ему дальше делать? Помочь белым победить и установить буржуазную республику? Или конституционную монархию? Очевидно, для этой цели Бог избрал бы другого кандидата. Эсера Савинкова например, или белого генерала Слащева. Противоречило это убеждениям Андрея Ивановича.
Следовательно, Богу нужно было направить на путь истинный большевиков. Строить не кровавую диктатуру пролетариата, а демократический социализм с человеческим лицом, более гуманный. По мнению многих, которое Котов разделял, гражданская война, затем массовая эмиграция, а затем Великая Отечественная и еще одна эмиграция сильно подорвали генетический фонд русского народа. Погибли на войне самые храбрые, а эмигрировали — самые умные. Этого следовало избежать.
Но, прежде всего, нужно было помочь большевикам удержаться у власти, при этом радикально уменьшив сопутствующие потери. Избежать гражданской войны, вызванного ей обоюдного террора сторон, свести к минимуму жертвы среди народа.
Андрей Иванович был убежден, что большевики были в России единственной политической силой, способной удержать страну от
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
